— Ты там живой вообще?! — уже немного обеспокоенно крикнул Костарев.
Пришлось что-то ответить, если промолчу, он может поднять тревогу, что сейчас совершенно противопоказано. Наконец, Костарев сообщил, что идет без меня. Я продолжал лежать в странном состоянии, похожем на транс. Так и остался дома совершенно один, сказав матери, что заболел, конечно, она потребовала подтверждений, но я выглядел настолько разбитым, что один взгляд на меня послужил доказательством.
— Что случилось у вас с Димой? — строго спросила она перед тем, как уйти на работу.
Я промолчал, не придумав ничего похожего на правду, на что она сама выдвинула версию:
— Девочки? Про ту Катю, о которой вы говорили вчера?
Я подтвердил ее догадку: нельзя придумать более убедительного вранья, чем то, что предложил сам обманутый.
— Ты понимаешь, что это временное? Будь благоразумным.
— Да, я буду, просто сегодня мне нехорошо.
Она посмотрела на меня подозрительно, сбегала на кухню и оставила какие-то таблетки:
— Выпей их, отлежись, — мать должна бы уже ехать на работу, но задержалась, снова внимательно разглядывая меня. — А Дима вчера сказал другое.
Я сжался под одеялом, желая только одного — исчезнуть прямо сейчас. Он все рассказал, наверное, еще и наши переписки дал почитать, а я же в них и о ней много чего наговорил!
— Дима считает, что тебе нечего стыдиться и клялся, что не может никому рассказать, если ты сам не захочешь. Я так и не смогла из него ничего вытянуть. Расскажи мне!..
Я всегда был на удивление послушным сыном, но сейчас просто не мог подчиниться, так что ответил молчанием.
— Знаешь, все иногда попадают в неловкие ситуации, этого не избежать. Важно научиться принимать их, сохраняя достоинство, или делать вид, что сохраняешь. Сперва будет трудно, но со временем ты привыкнешь. Выздоравливай!
Мать поспешила на работу, оставив меня одного в огромной квартире обдумывать сказанное. Раньше она никогда не изображала мудрых старцев из фильмов о древнем Китае, а я никогда не просил советов. Да я и сейчас не просил.
«Значит, надо сделать вид, что всё в порядке? Значит, Костарев ничего никому не рассказал?» — думал я, сомневаясь, можно ли настолько ему доверять. Он то еще трепло, ни за что не поверю, что какая-либо тайна могла бы умереть вместе с ним!
День прошел быстро, видимо, приняв те таблетки, я, наконец, уснул. Разбудил меня стук в дверь. Мой братец опять стучал, не знаю уже, как долго, но было заметно, что его терпение начинает иссякать.
— Вель, — так он иногда называл меня в интернете, — жеванный крот, ты не сможешь сидеть там вечно. Выходи!
Насколько возможно глубоко зарывшись в одеяло, словно это могло от чего-то защитить, я крикнул:
— Отстань наконец, я же сказал, что мне нехорошо!
— Что? — после недолгой паузы попросил уточнить сводный брат, он же лучший друг по переписке.
— Вчера чем-то траванулся, и температура впридачу. Поэтому в школу сегодня не пошел, мама мне и таблеток дала, я же уже говорил.
— Нет, — растерянно ответил Дима, — ты этого не говорил, ты вообще ничего не говорил вчера.
— Ну вот теперь говорю, — буркнул я.
— Да знаю я, в чем проблема! — вспылил он от моей, похожей на бред помешанного, лжи. — Что ты меня мажором, геем и еще кем-то обзывал. И моего папу тоже. Но слушай, сейчас это не имеет значения, ничего особенно плохого ты не сказал, я не в обиде, так что выходи и обсудим это нормально, Вель?
А для меня это было проблемой, настоящей трагедией, пропастью стыда, сомнений и желания просто исчезнуть! Как же свято я был уверен, что таких совпадений просто не может быть на свете!
— Вель, ну я давно хотел с тобой познакомиться и знаешь, примерно так тебя себе и представлял, так что выходи, как только перестанешь… как это там… фрустрировать. Я жду.
Я сжался в комок. Здравый смысл начал нашептывать, что сидя в комнате и ведя себя как идиот, я только усугубляю свое положения, питаю и позволяю расти тем гаденьким, доставляющим мне душевные муки чувствам. Сейчас бы выйти и сделать вид, что ничего плохого не произошло, попытаться вести себя достойно, как советовала мама, но я не смог себя заставить, хоть, казалось, и предпринял слабую попытку.
— А Катя про тебя спрашивала, — кинул напоследок братишка.
Упоминание о ней часом раньше резануло бы меня, как часть жизни, которую я потерял, только обретя. Однако теперь град эмоций начал утихать, хоть я и знал, что пока не решусь посмотреть в глаза моему лучшему другу, ставшему мне братом. Разве я мог вообще раньше об этом мечтать: Темная Лошадка совсем рядом и не против со мной дружить? А еще у меня, возможно, будет девушка. Мысли об этом, а конкретно о знакомых рыжих кудрях, вызвали у меня незнакомую ранее светлую тоску, которую я попытался отогнать, пустившись в долгие рациональные рассуждения о моем безрадостном прошлом, о собственной беспомощности, одиночестве и унылой жизни.
Жизнь с Костаревыми преобразила меня. Пусть прошлое стало частью моей личности, а разве это плохо? Я отличаюсь от других, с этим не поспоришь, но друзья Костарева не отторгают меня из-за этого. Интересно, почему? Да и сам братец совсем меня не стыдится, чего я ожидал поначалу. Интересно, почему это? Может я не так плох, как представлял себя изначально?
С этими мыслями я уснул. Разбудил меня стук в дверь, это был не Дима, хотя его голос я тоже слышал из коридора. Это была мать, не открыть ей я не имел морального права. Она кратко осведомилась о моем самочувствии, сунула еще таблеток и вынесла вердикт, что завтра я тоже лежу дома.
— Хорошо, — сухо согласился я.
Мы нечасто говорили по душам до этой свадьбы. После того, как отец улетел в космос на специальную экспедицию на Сатурн, она полностью ушла в работу. У нее и раньше был прямолинейный, твердый характер, я вообще не помнил от нее сюсюканий и телячьих нежностей, а при остром дефиците времени она едва успевала проверять оценки в дневнике, благо они в основном были хорошие. Зато, когда я был маленьким, то подолгу разговаривал с ней. Я был любознательным и мог часами болтать о звездах, динозаврах, других странах, людях, казалось, она знает все на свете. Когда же это было в последний раз?
Мать уже собиралась уходить, но в последний момент заперла дверь и осталась со мной, присев рядом с кроватью. Опять хочет сказать что-то важное, как в тот раз? Все-таки сдаст меня в детдом? Опять начнет с длиннющих предисловий, которых я так боюсь!
Вместе с тем, пока она подбирала слова, я допустил другую, более пугающую мысль: вдруг они с дядей Васей разводятся?
— Коля, как ты относишься к Васе и Диме?
Я вопросительно уставился на нее, не понимая, чего от меня хотят.
— Я не интересовалась, как тебе нравятся перемены в жизни. Что у тебя будут отчим и брат, просто поставила перед фактом, помнишь? А ведь это может быть очень травмирующим для тебя. Боже, я так увлеклась, что совсем забыла, что у меня есть сын, если можешь прости за это… Так что, как тебе живется здесь, с Костаревыми?
Я посмотрел на часы: уже одиннадцать, все скоро лягут спать, а я не вышел к ужину. Тщательно обдумать свои слова я не смог, после суток постельного режима, чувствовал себя и правда нехорошо, поэтому ответил просто:
— Мне все нравится.
Мать, мне показалось, искренне обрадовалась такому ответу и, пожелав спокойной ночи, ушла. Я же, оставшись наедине со своими мыслями и мучительно размышляя о своей ситуации всю ночь, начал погружаться в сон уже утром, краем уха слушая, как просыпается дом…
«А ведь мне и правда все нравится», — подумалось, засыпая.
***
Проснулся часа в три дня, дом был пуст. Я проверил комнату брата, обычно в это время занятия заканчивались, но он мог быть на ипподроме, дополнительных занятиях, в каких-то секциях, честно, я не успел запомнить, куда точно он ходит, а тем более выучить его расписание.
Димы не было дома. Я вроде готов был поговорить с ним лично, но его отсутствие даже к лучшему. Так много хотелось сказать, но устный жанр — не то, в чем я достиг высот.
Позавтракав, точнее, уже пообедав тем, что осталось в холодильнике, я по старой привычке зашел в интернет, в чат, где хранилась наша тайная переписка. Примечательно, что Темная Лошадка был в сети десять минут назад. Значит, регулярно проверяет на наличие новых сообщений с телефона, возможно, исключительно ради меня. Наверняка, так оно и есть.
Я начал набирать сообщение, слова сами приходили в голову и выстукивались пальцами на экран:
Belial: Привет. А я тебя представлял другим, менее шумным и не таким рыжим. Тоже рад знакомству. За вчерашнее извини, это такая особенность моей психики, нужно было малех пофрустрировать. Мир? Труд? Май?
Я отправил сообщение, открыл дверь в комнату, чтобы слышать, если Костарев вдруг придет, и стал ждать.
========== Драматичный день ==========
DarkHorse: Да я давно понял, что тебе в жизни не хватает драмы.
Казалось, я снова задремал, очень уж неожиданно и не вовремя пришел ответ на мою скромную исповедь. Не зная, что ответить, просто откинулся на спинку, прокручивая, эту странную фразу. Мне не хватает драмы?
А может, братишка прав? Школьная травля была ужасна, спустя год с небольшим вспоминать о ней было больно, но сейчас-то я чего жду? В новой школе ко мне сначала проявляли дружелюбие, потом, правда, забили болт, но их трудно за это осуждать. Я же привык ждать подвоха, что снова станут травить. Но этого не произошло, а привычка осталась, я озлобился.
А в итоге превратился в ворчливого, злобного добровольного отщепенца.
Того же я ждал и от Костарева, ощетинился как побитый жизнью бездомный кот, а он не переставал гладить и кормить его, пока тот шипит. И вот уже кот в ответ захотел потереться о благодетеля мордой. Отмахнувшись от странной, немного гейской метафоры, я написал ответ:
Belial: А я вот, только что…
DarkHorse: Лучше поздно, чем никогда.
«Да, Димон, знаю, что должен был сказать это еще позавчера вечером, а не разыгрывать драму, которой мне так не хватает»
Belial: Я же извинился.
DarkHorse: Я видел.
Belial: Ты злишься?
DarkHorse: Нет, я драматизирую, как и ты.
Belial: Да ладно, чувак. Я получил свою дозу драмы, и типа теперь завязал. Ты где сейчас?
DarkHorse: Гуляю. Хочешь с нами? А нет, хотя сиди дома, ты же болеешь.
Я был счастлив уже тому, что конфликт, который мной же был объявлен неразрешимым, сам собой рассосался и можно жить дальше, ожидая вечера, когда Лошадка вернется и мы весело проведем сегодняшний вечер, а завтра после школы я, может быть, увижусь с Катей.
DarkHorse: Кстати, ты это… Катюха слишком настойчиво интересовалась, куда ты делся. Пришлось сказать, что ты в клинике, лечишься от очень тяжелой формы геморроя.
Я сел, где стоял.
***
Вечером я места себе ни находил, дожидаясь этого рыжего черта, дабы подвергнуть его самой изощренной каре за ту чушь, что наговорил про меня Катюхе, при этом радуясь ее настойчивым расспросам. Беспокоиться обо мне, значит! Если это не очередная выдумка братца.
Вот только ждать пришлось долго: первыми в дом вернулись мать с дядей Васей, которые радостно отметили, что чувствую я себя уже намного лучше, а, значит, в школу завтра пойду как миленький, и не только.
— Коля, — голосом православного мецената, ставящего свечку за ребенка-инвалида, проговорил дядя, — я нашел для тебя лучших репетиторов, которые готовы заниматься с тобой три раза в неделю. Ты ведь на программиста собираешься поступать?
Я, мало что пока понимая, кивнул.
— У них очень плотный график, но я убедил их выделить время именно тебе.
«Деньгами или сразу угрозами?» — почти сорвался с языка вопрос, но я вовремя себя одернул.
— Их ученики без проблем поступали в лучшие вузы и добивались высот в своих профессиях, — продолжал дядя Вася, — Занятия начинаются со следующей недели.
— Но… — опешил я, — На следующей неделе лето…
— И это позволит выделить больше времени на занятия, — словно, так оно и должно быть, продолжал мой отчим.
Три занятия в неделю летом — для меня это было чем-то из ряда вон выходящим. В поиске спасения или, на худой конец, поддержки, я посмотрел на мать, но та полностью поддерживала нового мужа, не удивлюсь, если сей нежданный сюрприз был именно ее инициативой.
— Мы с Васей обеспечим тебе отличный жизненный старт, — улыбнулась она.
«Стремитесь сделать из меня гения, но можете получить не оправдавшего надежд неврастеника», — с горечью заметил я. — «Снова эта привычка всё решать без меня».
— А еще ты записываешься в секцию вольной борьбы, — весело прощебетала мать, — это Василий посоветовал.
Она стояли передо мной полуобнявшись, и со слащавыми лицами словно зачитывали приговоры. Секция, репетиторы, все на летних каникулах — ни о чем этом я даже не заикался, почему они просто берут и распоряжаются моим временем?
— Так не пойдет! — внезапно для себя выпалил я.
Мать с отчимом удивленно уставились на меня, не произнеся ни слова. Это и хорошо — молчат, значит слушают. Если сгоряча не наговорю глупостей, возможно, смогу достучаться до них, в частности, до матери.
— Вы решили все без меня! Я могу сам принимать решения! Мне должны дать такую возможность. Почему я должен ходить на секцию, которую посоветовал Василий? И что это за репетиторы такие?
Я старался говорить уверенно, не грубо, не эмоционально, но настойчиво, и, похоже, мне это удалось. Взрослые внимали, не пытаясь заткнуть и отправить в угол, как поступали обычно.
— Это лучшие репетиторы в городе, — словно начал оправдываться Василий, я думал, ты обрадуешься. Все их ученики оставались довольны…
Эти слова, вместе с каким несвойственным неуверенным тоном, словно проняли меня в самое сердце.
— Василий, я это очень ценю, но… — я задумался, а ведь репетиторы очень даже не помешают, стану самым умным, как всегда мечтал, — но я об этом не просил и вы даже не предупредили, так нельзя, понимаете?
— И правда, — слегка виновато отметит дядя Вася.
— Но я согласен с ними заниматься. Только два занятия в неделю и если не понравится, то откажусь. А вот предложение насчет борьбы никак принять не могу.
— Но тебе надо заняться спортом, — вступила мать, — и Василий предложил идеальный вариант, там работает лучший тренер!
— Нет, — не согласился я.
— Хочешь сказать, тебе не нужен спорт? — раздраженно возразила она.
— Ну почему же, нужен!
Сам понимаю, что нужно растрясти жирок и укрепить здоровье, но выбирать за меня больше не позволю.
— Но я сам выберу, чем мне заниматься!
— Только не затягивай, — вздохнула мать.
Надо же! Эти двое ничуть не возражают против моего своеволия, не рискну назвать это самостоятельностью.
— Умеешь же ты выразительно говорить, — продолжила мать, — Не хочешь стать политиком, например?
— Нет, спасибо, — тихо сказал я, — просто в жизни не хватает драмы.
Мать не расслышала, но не попросила уточнить, только еще раз попросила определиться с видом спорта.
— А я уже определился, — вдруг воскликнул я, — верховая езда! Это точно стоит попробовать! К тому же у меня будет отличный учитель.
Дядя Вася начал было ворчать о том, что еще один лошадник в доме — незаслуженное наказание для него, но его прервали одиночные апплодисменты за их спинами.
Это был Костарев-младший, который прошмыгнул в дом незамеченным и слушал наш разговор уже неизвестно сколько времени. Под шутливо-недовольные реплики дяди Васи, взрослые вышли из комнаты, оставив нас, двух лошадников, вдвоем.
— Ты их уделал! — похвалили меня Дима. — Разговаривал как совсем взрослый, похоже тут они себя детишками почувствовали.
Я скромно отмахнулся, мол ничего особенного и еще раз извинился за события последних дней, повторив, что давно мечтал познакомиться с Темной Лошадкой.
— Правда хочешь в конный спорт? — с горящими глазами спросил Дима.
— А почему бы и не попробовать? — кивнул я.
— Из моих друзей никто и пробовать не захотел, папе сто раз предлагал, он ругался и говорил, что глупости все это, — пожаловался брат.