Выдрав из волос клок травы, Сашка сказал:
– Дурак ты был, дураком и остался.
– Сам-то…
– Ты хоть знаешь, что за девчонка?.. Ей, может, и года жить не осталось.
– Как это? – опешил Тимоха.
То, что он услышал от Сашки, заставило его забыть даже про гулю – назревающий синячище.
Дед Агей – дядя Сашкиной матери – издавна жил в Кругосветке. Когда вырубили вокруг строевой лес и работы не стало, уехал во Владивосток, к сыну. А тот завербовался и улетел с женой на Колыму. Дочь, Олю, не взяли с собой, оставили с родителями матери. Вскоре девчонка заболела. И кололи ее и просвечивали, и пичкали разными микстурами, а она все худела и худела. И тогда, не поверив врачам, дед Агей…
– Не поверил врачам? – изумился Тимоха.
– Ага! С дедом самим было такое. Вдруг усыхать стал, а отчего – неизвестно. Совсем доходягой стал. И вылечил его в тайге травами какой-то старик. Понял?.. Вот дед Агей и стал просить родственников доверить Ольгу ему, обещал отпоить ее травами. Да все впустую. Тогда он сговорился с Ольгой и украл ее. Понял?
«И что за дурацкая привычка у Сашки спрашивать, понятно ли говорит, – осерчал про себя Тимоха. Ну ,украл и украл девчонку у родичей. Ежу понятно.»
– …Оставили своякам записку, чтоб не искали их, – и в тайгу.
– А тот дед с бабкой что?
– Приезжали сюда вдвоем, такие чинные, носы кверху. Может и рады даже, что хлопот поубавилось. У Гамовой останавливались, вином поили. Пообещала она им все разузнать да выпытать, где Оля. А вот фиг ей!
– Погоди, погоди, Санек. У Гамовой, говоришь?.. Тогда понятно!
– Ты о чем?
– Ха! Да мы тебя сегодня вдвоем скрадывали. Васька де Гама тоже хвостом увязался, я с сопки видел. А потом, наверно, отстал.
– Точно он был? – заволновался Сашка. И докуда меня провожал?
– До отмели не дошел, это точно.
– Спасибо, Тим, что упредил. Ну, я ему, следопыту, устрою… Сам понимаешь, если пронюхает Гамова, куда хожу, – пиши пропало.
Тимоха помолчал и добавил, что бабку Гамову тоже видел сегодня. Неподалеку отсюда выкапывала что-то. Он ожидал, что Сашка заволнуется еще больше. Но эта новость не удивила Рыжего. Наверно, Гамова добывала корень чертова куста, за который в кооперации стали платить деньги.
От такого разъяснения скучно стало Тимохе. Что за жизнь пошла? Никаких тайн! Одни деньги.
– А ты веришь, что тайга Ольгу вылечит?
– Верю – не верю… Сам видел, какая она. Еле ногами шевелит. Дед делает ей отвары, да толку то от них… Самой нужной травы никак не найдет.
– Какой?
– Пузаткой зовется…На, приложи! – достав из кармана, Сашка протянул медный пятак – верное средство от синяков и, чтобы совсем замириться, вспомнил вслух, как лихо перелетел он через Тимоху:
– А это… через себя – нормальный приемчик!
– Элементарно причем. Тут главное – уловить, когда ты пойдешь на меня и упрешься на одну ногу. Простой захват – только ха! Помогаю тебе рвануться вперед, и – лети воробушком.
– Ниче помог, нормально, – демонстративно потирая ушибленный локоть, сказал Сашка.
Для Тимохи такое признание заменило десяток похвал. Захотелось показать себя в еще лучшем виде.
– Это еще что! Однажды пошел в гастроном. Встречают двое. Рожи – во! Ханыги, и оба поддатые. «Дай рупь!» Говорю, нету, а они вяжутся. Ну, я усатому кулак протянул. Вроде как деньги даю, а сам хвать его за рукав. Крутанул его через себя, только – ха! И в лужу. Вот потехи то было!
– Брехун! – покривившись, оборвал рассказ Сашка.
Тимоха обиженно замолчал. Очень хотелось оправдаться.
– Подумаешь… Не брехун, а выдумщик. Ну и чего?.. Хочу и выдумываю, чтоб веселей было.
Одежду ребята отмывали на берегу Басандайки. Там же искупались, пока сушились развешанные на кустах штаны и рубахи. Нырнули в омут да выскочили – студена вода, бегущая с гор. Зато как приятно потом упасть животом на разогретые солнцем, обкатанные до бархатистой гладкости камни.
Ребята лежали рядом, подняв головы и заворожено глядя, как невесомо, без видимых усилий парит над Басандайкой белобрюхая скопа.
– Кай-кай-кай! – падали сверху литые отрывистые кличи.
Что-то увидев внизу, птица сложила крылья и лишь у самой воды расправила их. Затряслась, замельтешила над омутом, но так ничего не ухватив, полетела дальше.
– Может, Оркина мать знает, где найти ту траву? – предположил Тимоха.
– Может и знает, а начнет расспрашивать, куда да зачем.
– Скажем, по ботанике просили.
– Да-а, а чего же Орка ее об этом не спросил?
– А Орка и так все знает! – брякнул Тимоха.
– Что знает?
– Ну не все. А только про то, что ты тайком в тайгу ходишь.
– Мало ли зачем… Может за черемшой, – успокоенно произнес Сашка.
Где ты, чудо-корень?
Через день Сашка вновь отнес на заимку продукты. А вернулся оттуда хмурый и неразговорчивый. Еле дознался у него Тимоха, что Ольга упала вчера вечером – закружилась от слабости голова. Дед Агей говорит, что, наверно, придется везти ее обратно, в город.
– Знала бы хоть, чего хочет, – в сердцах добавил Сашка. А то: молоко не буду, картошку не буду… Корюшку погрызу. И то ладно! Огурчиков свежих – может быть… А где их сейчас, свежих?.. Ехала бы уж, верно, к себе в город. Там все есть.
– Во даешь! – удивился Тимоха такой перемене в настроении Сашки. Но и отметил про себя: «Корюшку погрызу».
– Серьезно говорю. Капризуля стала. Совсем деда извела. Сегодня воды в корзину налил. Стоит и не поймет, откуда на полу такая лужа…А ведь еще недавно был – ого-го! Рассказывали мужики, стал нарываться на него спьяну Бичара. Лет пять назад у пристани было дело. А дед Агей драться не стал. Сдернул с Бичары шапку, да под катер ее, что стоял на берегу, и засунул. Плечом корму приподнял. Кто рядом был, чуть со смеху не подохли, когда Бичара тоже взялся толкать катер.
– Корень бы найти, – сказал Тимоха, уже не впервые слышавший эту историю.
– Нашел бы дед Агей, да уходить от Ольги боится, мало ли что… А вблизи от зимовья все обыскал. Очень редкий корень, эта пузатка.
– Найдем! – заверил Тимоха. Как-то само собой выскочило у него это слово.
– Ага, найдешь. Я уже вторую неделю шарю по склонам.
– А какая она из себя?
– Цветы у нее кистью. Коричневатые, и у каждого внизу пузцо.
– Найдем, – чуть тише повторил Тимоха. Не может же быть, чтоб не попалась хоть одна. Тайге конца-краю не видно… Айда, спросим у Оркиной матери. У них в сарае знаешь сколько всяких трав… И в пучках сушится, и на подстилке.
Испытующе глянув на Тимоху широко расставленными глазами, Сашка спросил:
– Орке трепанул уже?
Ждал и боялся Тимоха этого вопроса. Но как объяснить, что не мог утаить от дружка про свои похождения и про Олю.
– Понимаешь,.. тут такое дело…
Сашка покивал головой, как лошадь, и пошел прочь.
– Все равно корень найду! – крикнул вдогонку Тимоха.
За Басандайкой, где Орка когда-то видел траву, похожую на пузатку, они с Тимохой вдоволь набродились с утра. Вокруг покачивались розовые кисти валерьяны, желтые раструбы красоднева, сизоватые метелки полыни… А тех коричневатых соцветий не было и в помине.
Орка припомнил, как прошлым августом с отцом и братом они искали женьшень. Далеко ездили, в надежное место. Вот там намаялся Орка, так намаялся. Всю одежду располосовал о колючки. Подошву сапога прикручивал проволокой, чтоб не оторвалась совсем. А выкопали втроем за неделю всего два корешка. Всю тайгу прочесали до них какие-то умельцы.
О той неудаче Тимоха тоже слышал не впервой. Рассеянно поддакнув, он пытался разглядеть, что за странный предмет покачивается над разнотравьем. Будто мешок на палке… Да это же подсак, которым вываживают большую рыбу! Какой-то низкорослый рыбак шагал за бугром. Но почему вместо удочки подсак? Неужто собрался ловить в Басандайке тайменей? Вот чудик!
Когда рыбак поднялся повыше, сразу узнали и по лицу, и по вихляющей походке Ваську де Гама. На плече подсак, в нем пакет полиэтиленовый. А что в пакете?.. Засвистели, замахали руками: вали сюда!
Пакет был легок и тощ. На дне его, перебирая лапками и подрагивая крыльями, копошилось яркое, радужное диво. Махаоны! Таких больших изумрудных, отороченных густой синевой бабочек с рожками на нижних крыльях Тимоха видел лишь издали. А чтобы сразу столько поймать…
– Куда ты их?
– Курям, – покривился Васька.
– Курям?!
– Ну да, бабка толкует: яйца от них крупные будут.
Ох уж эта бабка Гамова! Все-то она знает, всюду найдет себе выгоду. Выписывает журналов не меньше, чем директриса школы. Так что все у нее «по-науке».
– Большая рыба, – насмешливо сказал Орка.
– А их подсаком знаешь, как здорово! Только – хлесть – и лапки кверху! Чего-то больно много их ныне.
– И охота тебе?..
– С бабкой уговор железный. – перебил Тимоху Васька. – Две копейки штука. Чуть-чуть до рубля не дотянул. Но ништяк, сторгуемся, – хвастливо подмигнул он. И тотчас вспомнилось Тимохе…
– В тайгу давно ходил?
– А чо там делать?
– Так ходил или не ходил?
Васька испытующе посмотрел на Тимоху, прикидывая, к чему бы такие допытки, и повторил, что в тайге сейчас одно комарье. Подумал еще и добавил:
– А коли и ходил, так что?
– Тоже бабка наняла?.. И за сколько? – напористо спросил Тимоха.
– За ско-олько…– усмехнулся Васька. Прет он, как лось, через кусты. Разве его догонишь?
– Кстати, Санек просил передать – заработает Васька. И хорошо. Не рубль, и не десятку. Поболе. Если и дальше так шустрить будешь. Усек?
– Усек, – хмуро сказал Васька. – А тебе-то чего?..
– Можем и мы заплатить. И за махаонов в придачу.
– Ха! Интересные вы ребята. Только скучные больно.
Васька де Гама длинно сплюнул и пошагал к дому. Голову он держал прямо. И подсак нес прямо, как флаг.
Что искали, нашлось как бы само собой. Уже перебрели они Басандайку и подходили к поселку, как вдруг Тимоха прыгнул в сторону и упал на колени перед кистью коричневых, вздутых у основания цветов.
– Она?
– Не знаю, – растерялся Орка.
– Она, она, – убежденно сказал Тимоха и огляделся вокруг. Больше таких цветов нигде не было видно. Не зря говорили – редкое растение.
Землю взрыхлили палками. Потом руками действовал Орка, вспомнив, как отец учил его откапывать корни женьшеня. Короткие чуткие пальцы кудесничали долго, освобождая от земли каждый тончайший корешок. В почетном карауле рядом стоял Тимоха.
– Ну чего ты там возюкаешься? – нудел он, пока Орка не поднял над собой похожий на бороду корень.
На правах первооткрывателя Тимоха внес растение в Сашкин двор, как несут по стадиону кубок чемпионы. Очень старался скрыть свое торжество. А все-равно с губами не было сладу – растягивались они в улыбке. Орка и вовсе сиял во всю круглую физиономию. Радоваться, так радоваться!
– Чего приволок-то? – настороженно спросил Сашка. Едва приняв растение, он покривил щеку и отшвырнул находку к деревянной лохани. Роем взлетели мухи.
– Д-да это знаешь, какой корень? – метнулся за «бородой» Тимоха.
– Знаю, знаю. Не пузатка. У той кисть длинная, а цветки мелкие. Я ж тебе говорил.
– А это разве большие? – попытался спасти положение Тимоха.
– И корень там другой, мясистый. Дед Агей хорошо запомнил.
– И пузо мало, – добавил Орка, как будто вовсе не он только что радовался находке. Надулся и ткнул себя пальцем в живот. Во какое должно быть!
Покосившись на него, Сашка ни о чем спрашивать не стал. И так ясно было, что посвящен Орка во все секреты.
Возвращались они домой, понурясь. Лишь однажды Тимоха вздернул голову, словно споткнувшись. Вся стена дома, где жил директор комбината, полыхала оранжевым пламенем хорошо провяленной на солнце, лоснящейся от жира корюшки. Прогонистые тушки рыбок висели рядами, нанизанные на лески, и источали такой одуряющий запах…
Как было не вспомнить про разборчивую в еде Олю и тот ясный мартовский день, когда пошла корюшка. Тимоха явился на берег к стоящем у причала плашкоуту – ржавой барже, когда там уже махали руками рыбаки. Снасть на корюшку не хитрая: леска с десятком крючков, на каждом вместо наживки насажено по кусочку белого поролона. Конец лески – на пальце, и только опускаешь ее в воду, как тотчас – поклевка. Жадная рыбка в нерест, и подходит к берегу всей стаей. А если подержать снасть чуть подольше, то и на каждом крючке будет по корюшке. Рыбаки в азарте выдергивали снасть с размаху, и за спины летели на ржавую палубу рыбешки. От них сладко пахло свежими огурцами.
Тимоха тоже с удовольствием приобщился бы к такой затее, да где-то затерялась леска с крючками. А свою разве кто отдаст в такой день.
На самом конце плашкоута махал снастью сам директор рыбокомбината, хоть был рабочий день. Сидел бы, как положено, в кабинете, решал свои дела, а леску оставил бы Тимохе. Так нет, увлечен. Махал так, что рыбешки, все, как одна, в ладонь величиной, кувыркаясь, летели шагов за десять к ногам помощника. А собирал добычу в мешок из-под сахара, конечно же, вездесущий Васька де Гама.
Заметив Тимоху, директор отвлекся на мгновения от рыбалки и спросил, не найдет ли он кусок поролона. А то половину приманок сдернули корюшки.
Тимоха, помнится, приволок целую портянку белого поролона. Слабо надеялся, что, может быть, за это директор даст хоть пять минут помахать. Да где там! Буркнув: «Спасибо!», сразу повернулся спиной.
И вот теперь вся стена директорского дома полыхала янтарной, лоснящейся, одуряющее пахнувшей корюшкой, а Тимоха мог только облизываться, глядя на нее. Хоть заходи к хозяину и проси свою долю за поролон.
– Ты чего? – толкнул Орка замешкавшегося приятеля. Корюшки захотелось?.. Так у нас еще с того года осталась.
– С того го-ода, – вяло отреагировал Тимоха. Ее, небось, и не угрызешь. Не то, что эта…
– Да-а, хороша! – со смаком произнес Орка, чем сразу разрешил все сомненья приятеля. Тимохе тотчас вспомнилось услышанное по телевизору: «Если от большого взять немного, то это будет не воровство, а простая дележка.» «И справедливо при том», – добавил он от себя.
Вот только идти в открытую, через калитку в чужой двор совсем не хотелось. Директорская усадьба была обтянута металлической сеткой «рабицей», кое где уже залатанной проволокой. Лишь в одном месте, у самой земли зияла дыра. Небольшая, но если отогнуть один край, то вполне можно пролезть как раз напротив глухой стены дома, где нет окон.
Боязно было. А вдруг как выскочит Сам да матом покроет – у него на языке не задержится. Но вспомнил Тимоха бледное личико Оли, представил, как расцветет оно при виде такой вкуснятины и, не раздумывая больше, опустился на колени.
Собак директор не держал, так что, проделав лаз, Тимоха сунулся в него без опаски. И даже успел встать на ноги возле морковной грядки. Как вдруг раздалось угрожающее: «П-ф-ш-ш!»
Выгнув спину горбом, пред Тимохой предстал взъерошенный Барсик. Котяра был настроен решительно, даже приподнял когтястую лапу, чтобы непрошенный гость не вздумал продолжать свои глупости. И Тимоха, дрогнув, попятился. Юркнул, было, обратно, да зацепился за проволоку. И Барсик, мяукнув, со зверским наслаждением припечатал когтями по ягодицам Тимохи.
– Убью, скотина! – взвизгнул налетчик. Но недосуг было связываться с котярой. И, оставив на заборе клок рубахи, бедолага рванул домой.
– Ты че, кошки сдрейфил? – поспевая за приятелем, невинным голоском осведомился Орка.
– Да это не Барсик, а Бар… Барракуда! – заикаясь, ответил Тимоха.
Оседлав «козу» – табуретку из половины полена, где ножками были обрубленные сучки, Оля рисовала евражку. Этот щекастый грызун то и дело прибегал к зимовью подкормиться хлебными корками. Садился поодаль столбиком, лапки на грудь, и терпеливо позировал да посвистывал, ожидая подачки. Лучшего натурщика из зверья, наверно, не отыскать было во всей тайге. Усатая морда выражала смирение и любопытство. Но в то же время Степаха, как прозвали евражку, держался настороже. Стоило повести рукой в его сторону – и лишь хвостик мелькал за камнями.