Новая власть остро нуждалась в специалистах, большинство из которых в революцию покинули страну, и положение Ильи Аркадьевича казалось незыблемо прочным. Он принял революцию довольно безразлично. Тесно общаясь с рабочими железнодорожных мастерских и пользуясь их доверием, он, конечно, не мог не знать о том, чем они дышат; ему не раз приходилось выручать тех, кому грозило увольнение за участие в марксистских кружках. «Вот вы над ними квохчете, как наседка, господин Дедов, – говорил его начальник. – А вы не думали, что будет, ежели эти карбонарии, не дай Бог, придут к власти? Думаете, они вас пощадят?» Но Илья продолжал верить, что все эти кружки – не более чем детская болезнь, и нельзя допустить, чтобы от каких-то там глупостей пострадало дело. Ведь хороший мастер – на вес золота! И потом, железные дороги необходимы любому правительству, каких бы воззрений оно ни придерживалось: людям надо ездить в другие города, заводам и фабрикам необходимо подвозить сырьё и вывозить продукцию, городам требуется продовольствие, и никакая власть этого не отменит.
Вот и теперь Илья Аркадьевич продолжал работать почти так же, как и раньше, если не считать определённых проблем с материалами и запасными частями, которые возникли во время войны. Но он и руководимые им мастера научились своими силами выходить из положения, вытачивая необходимые детали из подручного материала.
Теперь начальником всего этого железнодорожного хозяйства стал бывший сменный мастер колёсного цеха Даниленко – тот самый, у которого проходил выучку юный Алёша Матвеев. Бывший управляющий покинул город вместе с отступающими частями Добровольческой армии, и больше о нём никто ничего не слышал. Впрочем, Даниленко и Дедов сохранили хорошие отношения, несмотря на то, что поменялись местами. Новый начдепо охотно советовался с Ильёй Аркадьичем и даже предлагал ему вступить в партию большевиков. Дедов удивился.
– Это ещё зачем?
– Чтобы приносить пользу Революции…
– А я разве не приношу? По-моему, Егор Кондратьич, как раз на это твоя партия пожаловаться не может.
– Это конечно, – Даниленко в задумчивости принялся щипать седеющий ус, что всегда было у него признаком затруднения. – Только я-то эту кухню знаю: пока вы беспартийный, доверия вам нет. Вас ни за что не повысят в должности.
– Да и леший с ним, с повышением! – нетерпеливо отмахнулся Илья, разворачивая листы с чертежами на пустом тарном ящике.
Алексей теперь стал сменным мастером, сменив в этой должности Егора Кондратьича. А неунывающая Дуся продолжала хлопотать по хозяйству, стряпая на две семьи и покрикивая на путающегося в ногах Борьку.
Однажды в ранних мартовских сумерках Илья направлялся домой привычным маршрутом, через пути, когда краешек его взгляда зацепил что-то необычное. Он остановился и, посмотрев в эту сторону, увидел в конце перрона, под фонарём, одиноко сидящую фигурку. Это было странно, ведь последний поезд ушёл уже с полчаса назад, а следующему на этот путь прибыть ещё не скоро. Подойдя поближе, он разглядел сидящую на чемодане девушку – на вид почти девочку: впечатление её хрупкости только усиливалось чёрными пальто и шляпкой. Девушка зябко прятала кисти рук в рукава пальто и испуганно смотрела на приближающегося Илью.
– Могу я вам чем-то помочь?
Незнакомка помотала головой и прошептала бледными от холода губами:
– Нет, спасибо…
– Вы кого-то ждёте? Извините, что я спрашиваю, но я здесь работаю. Ближайший поезд будет не раньше восьми, и он приходит на другой путь…
Девушка опустила глаза, и по вздрагивающим плечам Илья понял, что она плачет. Шагнув к ней, он наклонился и взял её за плечи, стараясь поймать её взгляд.
– Ну-ну, полно. Не плачьте. Что случилось?
Но она продолжала прятать лицо, прижимая к губам скомканный платочек. Илья присел на корточки и заглянул ей в лицо. И тут, словно прорвало плотину, она заговорила – сбивчиво, судорожно всхлипывая и перескакивая с предмета на предмет.
Из её рассказа выяснилось, что она приехала из Саратова. Её маму похоронили неделю назад, и больше у неё никого нет, кроме дяди Пети, маминого брата. Мама велела ехать к нему. После похорон она послала дяде телеграмму на адрес конторы, что приедет этим поездом. И вот она сидит уже целую вечность, а он не идет! Может, телеграмма не дошла? И что теперь делать, ведь она не знает даже, где его искать…
– Идёмте. – Илья решительно поднял девушку на ноги и взял её чемодан.
– Стойте! – она попыталась освободить свою руку. – А если он придёт? А меня нет? Вдруг он просто время перепутал, или его задержали…
– В любом случае он пройдёт через вокзал. А вам нельзя здесь оставаться, вы замёрзнете.
Она посмотрела на него неуверенно и испытующе.
– Ладно. Хорошо. Идёмте.
В зале ожидания, убедившись, что за ней никто не пришёл, девушка обратила на Илью полные мольбы глаза. Он усадил её на скамью и сел рядом.
– Как фамилия вашего дяди?
– Маргелов… Пётр Александрович Маргелов.
Илья нахмурился. Фамилия казалась ему знакомой.
– Чем он занимается, вы знаете?
– Да, конечно! Он юрист.
Ну конечно! «Маргелов и Шац, поверенные». Отец иногда обращался к ним. Контора, кажется, на Аксёновской, неподалёку от женской гимназии. Но она, конечно, уже закрыта… если вообще ещё существует! А где живёт Маргелов, Илья не знал.
– Так. Ждите меня здесь и никуда не уходите! Я узнаю адрес вашего дяди и провожу вас к нему.
Но оказалось легче это сказать, чем сделать. Илья вышел из зала ожидания на привокзальную площадь и огляделся. Город маленький, и адрес поверенного вполне мог знать кто-нибудь из его клиентов. Но где они, эти клиенты? Ведь теперь, кажется, не осталось коммерсантов: кто уехал за границу, а те, что остались, старались приспособиться к новым порядкам, исключающим как частную собственность, так и частную инициативу. Прямо напротив вокзала, на некотором возвышении, стояло монументальное здание в классическом стиле – с портиком, опиравшимся на колонны с ионическими капителями, и гранитным цоколем. В просторном зале верхнего этажа прежде располагался роскошный ресторан Мавроматиса, а в гранитном цоколе – всевозможные конторы. Теперь там клуб «Красный путеец». Чуть поодаль, за некогда ухоженной зелёной лужайкой, бывшее здание Городской Думы, в которую уважаемый юрист был, несомненно, вхож. Теперь это Горсовет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, и заседает там, в числе прочих, Гришка Ивахнюк, который, конечно же, знает адрес Маргелова. Но Гришка – последний человек в списке тех, к кому Илья хотел бы обратиться…
Почта! Вот где, конечно же, знают все адреса, на которые (и с которых) хоть когда-нибудь отправлялась корреспонденция, а Маргелов просто не мог не вести активной переписки.
Илья оглянулся на вокзальные часы. Стрелки показывали без пяти шесть. Сбежав со ступенек, он обогнул здание вокзала и открыл тяжёлую резную дверь, надпись над которой гласила: «ПОЧТА. ТЕЛЕГРАФЪ»
За стойкой почты уже никого не было, но дверь во внутренние помещения ещё была открыта, и там горел свет. Из-за стойки слева виднелась русая головка молоденькой телеграфистки Нюры, которая что-то старательно выводила пером в потрёпанном журнале. Рядом с ней лежала стопка телеграфных бланков. Аппарат молчал. Почувствовав движение, Нюра подняла голову.
– А, Илья Аркадьич! Доброго вам вечера! Телеграммку хотите отправить?
– Здравствуйте, Нюра. Антон Иваныч ещё здесь?
– Одну минутку. – Нюра распахнула дверь в служебную комнату. – Антон Иваны-ыч!.. Антон Ива-а-аны-ыч!
– Чего вы, Нюра, так орёте? Пожар что ли? – послышался откуда-то из глубины скрипучий голос.
– К вам Илья Аркадьич пришли! – ответила Нюра уже потише. Послышались шаркающие шаги, и в дверях показалась сутулая фигура Антон Иваныча. Старый почтмейстер был уже в пальто, но ещё без шляпы, и его лысина ярко блестела под лампой.
– Вечер добрый, Илья Аркадьевич. Вы что-то хотели? А то я уже ухожу, – ворчливо заметил старик.
Не обращая внимания на его недовольство, Илья воскликнул:
– Антон Иваныч, миленький! Как хорошо, что я вас застал! Мне срочно нужна ваша помощь. Вы можете мне дать адрес Петра Александровича Маргелова?
– Маргелов? – почтмейстер озадаченно сверкнул очками с толстыми линзами. – А на что он вам, если смею спросить?
– Видите ли, там к нему приехала племянница, а её никто не встретил, и адреса она не знает – телеграмма была на контору…
Нюра вскинула глаза, перевела взгляд с Ильи на своего начальника:
– Как же, помню я эту телеграмму! Только её не доставили. Вот она у меня лежит. – она принялась ворошить стопку невидимых за стойкой бумаг.
– А кому ж её доставлять! Контора-то закрыта, – произнёс почтмейстер.
– Ладно, Бог с ней, с конторой. Живёт-то он где? – нетерпеливо воскликнул Илья.
– Да кто ж его знает, Илья Аркадьич! Уж месяцев пять, как уехал. Со всеми домочадцами…
– Как уехал?! – Илья вдруг почувствовал себя так, словно он бежал что есть сил, и вдруг перестал чувствовать землю, потому что завис над обрывом.
– Будто не знаете как! – сердито ответил старик, с неожиданной злостью швырнув на стол шляпу, которую держал в руках, отчего сразу нарушился весь тщательно созданный Нюрой порядок. Девушка тихонько ахнула и принялась собирать бумаги.
– Но кто-то же в доме остался? – Илья понимал, что хватается за соломинку.
– Остался, а как же! Их посыльный остался. Всю свою родню туда приволок…
– Что ж. Спасибо. Извините, что задержал…
– Да чего уж, – Антон Иванович снял очки и, вынув из кармана большой клетчатый платок, принялся их ожесточённо протирать. – С барышней-то что делать будете? – бросил он вслед. Илья обернулся на полпути к выходу. Старик смотрел на него беспомощными теперь, без очков, близорукими глазами; за его спиной немым знаком вопроса выглядывала из-за стойки Нюра.
Илья только пожал плечами, вышел на холод и медленно побрёл обратно. Что же делать с этой девочкой? Ну, в самом деле, нельзя же оставить её на вокзале, в чужом городе, дожидаться обратного поезда, который приедет – если приедет! – не раньше чем через сутки. И он принял решение.
Девушка сидела там же, где он её оставил, и, судя по всему, всё это время не отрываясь смотрела на дверь, за которой он исчез. Взгляд её тёмных глаз выражал мольбу и отчаянную надежду. Которую он сейчас разрушит.
Илья принял решение. Подошёл и взял её чемодан.
– Идёмте.
– Вы нашли адрес? Мы идём к дяде, да? – она почти бежала рядом с ним, стараясь приноровиться к его шагам, и всё заглядывала ему в лицо, пытаясь поймать его взгляд. – Ну не молчите же! Скажите что-нибудь!.. Я никуда не пойду, пока вы мне не ответите!
Она резко остановилась. Илья повернулся и поставил чемодан на парапет вокзального крыльца. Чему быть, того не миновать!
– Как вас зовут?
Она стояла на две ступеньки выше, и их лица были сейчас вровень друг другу. В тусклом свете фонаря Илья разглядел маленький упрямый подбородок, трогательные пухлые губы и нежный овал бледной щеки – глаза оставались в тени шляпки. Он кожей чувствовал её напряжение.
И вдруг она ответила усталым, слабеющим голосом:
– Катя…
Несмотря на драматизм ситуации, он улыбнулся. Но быстро опомнился и, стараясь быть серьёзным, сказал:
– Послушайте, Катя. Во-первых, вам не надо меня бояться. Моё имя Илья Аркадьевич Дедов, я инженер здешнего железнодорожного управления. Во-вторых, на почте мне сказали, что ваш дядя с семьёй несколько месяцев назад отбыл в неизвестном направлении. Так что сейчас мы идём ко мне домой. Моя мама устроит вас на ночлег, а завтра вместе подумаем, что нам делать дальше.
– Но как же… Почему… Так вот почему он меня не встретил! Ох…Но разве я могу?.. Ведь вы меня совсем не знаете!
– Вы меня тоже. Не беспокойтесь, идёмте.
Глава 5.
Наталья Семёновна смотрела на спящую Катю. Будить или пускай ещё поспит? Вчера, когда Илья привёл девушку, она словно закаменела от холода, усталости и отчаяния. Илья подвинул к печке самое уютное кресло и, в нескольких словах объяснив матери, в чём дело, побежал на кухню за чаем.
Через пять минут он показался в дверях, неся впереди себя сияющий медный самовар, а следом расторопная и заинтригованная Дуся внесла поднос с выпечкой, вареньем и молочником. Она так и простояла в дверях всё время, пока нежданная гостья пила чай, обхватив обеими озябшими руками чашку. Постепенно краски вернулись на бледное Катино личико. Наталья Семёновна с Ильёй, не сговариваясь, решили не конфузить гостью и вели свои обычные вечерние разговоры. В какой-то момент они заметили неподвижно стоящую у двери Дусю.
– Дуся, вам чего? – спросила хозяйка.
Та вздрогнула, но проговорила без запинки, продолжая поглядывать на Катю:
– А, да. Наталья Семёновна, ужин уже подавать?
– Подавайте уж, – ответила хозяйка, насмешливо глядя на свою кухарку.
Когда ужин стоял на столе, Дуся оглянулась на гостью и обнаружила, что девушка спит. Так и заснула с опустевшей чашкой в руках!
– Бедняжечка! – вполголоса проговорила Наталья Семёновна. – Что делать-то будем? Надо бы её в постель уложить, да жалко будить – намучилась!
– Давайте я постелю в гостевой комнате, – деловито предложила Дуся, – а Илья Аркадьич отнесут её наверх. Она вон какая худышка, небось, не тяжелее Борьки будет…
На том и порешили. Девушка провалилась в глубокий, как смерть, сон и не проснулась ни когда Илья нёс её по лестнице, ни в то время, пока Дуся с Натальей Семёновной переодевали её в Сонину старую ночную сорочку. Она и теперь ещё крепко спала – вьющиеся каштановые пряди разметались по подушке, нежный бутон по-детски пухлых губ приоткрыт, но дыхания не слышно. Если бы не подрагивающие во сне ресницы, можно было бы усомниться, что она жива… Старушка вздохнула и тихо вышла из спальни.
– Ну что? – спросил Илья, макая баранку в чашку с чаем, когда мать вернулась в столовую.
– Спит как убитая. Надо что-то с ней решать, Илюша. Она, видно, осталась совсем одна. И непохоже, чтоб денежки в семье водились, хотя семья, насколько можно судить, не из простых.
Илья сдвинул брови и уставился в окно, за которым серело холодное пасмурное утро.
– Давай подождём, мама. Пока мы ничего не знаем. Только, пожалуй, не отпускай её никуда. Дождитесь меня, я постараюсь прийти к обеду.
Когда в первом часу пополудни Илья вернулся домой, он ещё с порога услышал оживлённую беседу двух голосов.
–…и он сказал, что приличной девушке надо замуж выходить, а не по курсам бегать. Они там, говорил, ведут богемный образ жизни, а я не хочу, чтобы моя дочь курила и вращалась в сомнительном обществе. Папа вообще был ужасный домостроевец! И слышать не хотел, чтобы мне на врача учиться! А сам при каждом случае говорил, что, если бы у него был сын, то он бы передал ему свою практику. А вот вы же отпустили вашу дочь, и ничего плохого с ней не случилось.
– Аркадий Савельич считал, что его дети слишком разумны, чтобы пойти по дурной дорожке. Правда, никто из них не стал педагогом, а Зоечка так вообще замуж вышла и уехала, и слава Богу: она у отца была любимица, и он её страшно баловал. Вот уж кто мог теперь набедокурить!..
Тут обе женщины – и молодая, и старая – увидели Илью.
– Илюша, ты пришёл! А мы за разговорами и не услышали. – Лицо матери осветила радостная улыбка, которая удивительно красила эту скромную, незаметную женщину. «Она так не улыбалась с тех пор, как не стало отца», – изумлённо подумал Илья и перевёл взгляд на причину этой перемены.
– Здравствуйте, Илья Аркадьич, – краснея, произнесла Катя.
Глава 6.
Катин отец был уездным врачом в Саратовской губернии, и её детство прошло в маленьком городке на берегу Волги. Она училась в третьем классе уездной гимназии, когда началась война. Отца мобилизовали, но, по возрасту, не на фронт, а в тыловой госпиталь, и семья перебралась за ним в Саратов.