Марк сделал глоток из чашки, и сказал: “Нет повода суетиться!..” Рассчитавшись, он покинул кафе. Он взглянул ещё раз на свою машину. Водительская дверца была все еще приоткрыта. Из-за поворота вырулила жёлтая обтекаемая капсула машины такси. Марк махнул, и такси с мягким скрипом, покачиваясь, словно катер на воде, остановилось. Машина оказалась стилизованно раскрашена под Yellow Submarin, а за рулём сидел стилизованный Джордж Харрисон. Он высунулся из приоткрытого окна и сказал: “Всё дело – в мыслях!”
– “С” – значит “срочно”, – сказал Марк.
– Yeah, all you actually need is Love, – обрадовался водила.
Марк забрался в субмарину.
– В Нэвэрленд! – сказал он и дернул какой-то рычажок. Потому что он был прирожденный дергатель.
Последняя прогулка Алены Павловны
Однажды Алена Павловна вышла на прогулку против обыкновения не в 19-30, а глубокой ночью. Часу в третьем, приблизительно. Город был погружен в кромешный мрак, отчего Алена Павловна никак не могла решиться сделать первый шаг. Она опасалась наткнуться на какой-нибудь штырь, или провалиться в глубокий колодец, которому ей пришлось бы посвятить весь остаток своей, как она полагала, несколько затянувшейся жизни (ей уже было полных 30 лет). Тогда она бы не смогла, как обычно, выходить на прогулку ни в 19-30, ни в третьем часу ночи, так как выбраться самостоятельно у неё не было бы шансов в силу глубокой изможденности её повидавшего виды тела. А рассчитывать на чью-либо помощь было бы и вовсе глупо. Никто её там не найдёт и за сто лет. Впрочем, ей, окажись она в таком положении, оставалось бы только мечтать, чтобы никто её нечаянно не обнаружил и не закидал бы на потеху, например, старыми ботинками. Или камнями. Она знала, что люди так делают. Такие штучки были вполне в ходу уже с пару тысяч лет. При этом находился кто-то, кто очень старался зарисовать всё происходящее в блокнотик. Потому что все были сплошь художники, ищущие все новые сюжеты для своих собственных комиксов. Алена Павловна не хотела бы стать героиней какого-то комикса, пусть даже и такого смешного, где старушонку, шлепнувшуюся в канализационный люк, забрасывают камнями под заразительный хохот. Между прочим, опасения Алёны Павловны имели вполне убедительные основания. В городе было пруд пруди разверзнувших свои чёрные вечно голодные и готовые поглотить хоть самого черта, на секунду утратившего бдительность, пасти канализационных колодцев, и разнообразных штырей, чьей задачей могло быть только улавливание и поражение ночных прохожих. Особенно, вконец состарившихся старушек.
Вытянув по-сомнамбульски руки перед собой, Алена Павловна решительно начала свою прогулку. Конечно же, это Ангел-хранитель провёл ее мимо всех штырей, колодцев и даже, в целом безобидных, но весьма зловонных, луж и куч. Он слегка подпихивал её в более безопасном направлении. Очень скоро на небосвод выкатилась полная луна. Ее холодный свет залил улочки, обнажив по сторонам кирпичные стены, а под ногами – растрескавшийся асфальт. Вид ночного города в единственном свете луны произвёл на Алену Павловну устрашающее и мистически жуткое впечатление. Она позавидовала настоящим сомнамбулам, которые ничего не видят во время своих ночных прогулок.
Откуда-то доносились чьи-то душераздирающие вопли. Может быть это кричали какие-то особые ночные птицы. Или коты. Но крик очень напоминал человеческий, женский крик. И одновременно – безумный смех. Но Алена Павловна, не смотря ни на что, отважно ковыляла вперёд.
Вдруг она заметила фигуру человека в длинном чёрном плаще. Теперь она пожалела, что не провалилась в какой-нибудь бездонный колодец раньше. Фигура незнакомца стояла возле входа в тёмную подворотню. Она почти поравнялась с ним. Украдкой, искоса, она изучала его. Почему-то он был в высокой папахе. Казалось, что он лущит семечки. Это внушало весьма неприятные ощущения. Уж лучше бы он размахивал шашкой и грязно бранился.
И незнакомец произнёс:
– Ислам…
Алена Павловна впервые слышала это слово и потому ничего не поняла.
– То есть – силям…
– … то есть – мадам! – крикнул уже вдогонку незнакомец.
– Не желаете ли сфотографироваться со змеей? Недорого!
Ага… Алене Павловне на этот раз стало любопытно. Со змеей ей ещё не предлагали.
Она согласилась и пошла с незнакомцем в тёмную подворотню…
Снимок вышел удачный. Змея была хоть и жутковатая на вид, но явно благородной крови. Один раз она пыталась задушить Алену Павловну, и один раз – укусить. Ничего личного – просто змея всегда остается змеёй. На прощание незнакомец в черном плаще угостил Алену Павловну румяным яблочком.
– Сказка – ложь, мадам. Но в ней намек! – сказал он в след уходящей Алене Павловне.
– Да уж знаю-знаю! – игриво пропела пожилая женщина и театрально рассмеялась, – Не вчера, чай, родились!
Придя домой, она сразу подошла к зеркалу в коридоре. Она знала, что увидит что-то необычное. И совсем не удивилась, когда на нее из зеркала смотрела молодая девушка шестнадцати лет.
– Он думал удивить меня, – тихо сказала девушка из зеркала своему отражению в воздухе, – но я не удивлена нисколько. Ни-сколь-ко… Я не для того живу, чтобы удивляться хорошим вещам. Нет. Меня удивляет другое.
Алена Павловна протерла яблоко об рукав, откусила, и отошла от зеркала. Но молодая девушка с той стороны осталась стоять. Она задумчиво продолжала.
– Почему они делают это? Смотреть в окно, словно в зеркало. Тускнеет в зеркале – тускнеет за окном… А в это время в темном городе тебя ждет змея, незнакомец и яблоко.
Алена Павловна не дослушала. Она, ничего не соображая, уснула на диванчике прямо в одежде.
– Спокойного сна, дорогая! – сказала девушка, затем вошла в комнату, бегло осмотрелась и сделала глубокий реверанс. А потом вышла из нее сквозь запертую дверь.
Удача
Жили мы тогда не так уж круто. Довольно таки скромно жили. Но самое необходимое имелось. По крайней мере, все лучшее, что было в нашем мирке, поступало прежде всего прямо к нам.
Хотя мы все должны были погибнуть. Почти все. Но у меня-то шансов почти не было. Помню, иллюзий особенно я не питал. Жил сегодняшним днем. Да и весело там было – чего говорить. Какое-то время я вообще не хотел, что бы у меня был хоть какой-то шанс. Нас много было. Очень. Невероятно многодетная семья.
Но время текло стремительно. Беззаботные дни уходили. Почти все мои братья и сестры – так я их воспринимал – стали постепенно откалываться, уходить в себя. Многие тренировались. Очень усердно. Готовили себя к испытанию. Изучали литературу. Надвигалась развязка.
Однажды развязка уже почти наступила. Совсем неожиданно. Как в былые времена, стало вдруг всё так кайфово. Мы тусовались все вместе. Всем миром. Сначала просто шутили. Я думал, просто лопну со смеху! Какие они все клёвые и смешные. Было офигительно весело. Мы все были на каком-то подъеме. Это была такая огромная веселая толпа! Нас так всех и распирало. До чего хорошо-то! Хотелось носиться, сломя голову, кричать. Прямо неистовая эйфория какая-то.
Воздух наполнился чем-то торжественным. Вдруг мы все, как единое целое, пустились в пляс. Всё вокруг начало ритмично колебаться. Мне нравился этот ритм. Я помню, что начал на ходу сочинять под этот ритм какие-то песни. Скорее всего, это был просто поток слов или даже звуков в такт этому невероятному пульсу.
Но вдруг я почувствовал, как мои песенки усиливаются миллиардами голосов. Они подхватили! Они все стали петь вместе со мной! Повторять за мной! Стало жарко, но дышалось легко. Невиданный до этого, ветер носился над нами и носил наши голоса. Когда я понял, что приближаюсь к какому-то невероятному экстазу, что скоро уже просто исчезну, перестану быть, что прогремит дикий взрыв, вдруг – всё внезапно стихло. Ритмичные колебания исчезли. Я, наверное, первым это почувствовал, осекся. Остальные все еще допевали мою песню, двигаясь как бы по инерции. Но постепенно затихли и они. Все стихло. "Эй!" – крикнул я.
– Эй… – повторили они за мной.
Мы все вслушивались. Что произошло. По нашему мирку прокатилась волна недовольства.
Кто же испортил нам праздник? Этого мы не знали. Но поделать ничего не могли. Было ясно, что хотя мы вместе – огромная сила, но есть что-то, против чего мы не властны. Постепенно все совсем успокоились. И снова замкнулись в себе. А я смотрел на них и думал, что если бы произошло то, что сорвалось в этот раз по какой-то внешней причине, я потерял бы их всех. А как мы здорово пели. Это была настоящая живая Музыка. Это самый большой коллектив из всех! Магия, вот и всё.
– Выживет и перейдет на новую ступень только один из нас всех. Мы выбираем тебя! – так сказал Голос общины. Такой я видел сон.
– Но почему?.. – заозирался я. Было неловко. И немного страшно. И даже стыдно. Они же все такие клёвые, а выбрали именно меня.
– Так решили все. Ты певец. В тебе нашли отклик все наши голоса. Мы сгорим, но ты вынесешь наши голоса наверх. Мы не погибнем…
– Я не могу взять на себя… – залепетал я, – Я не достоин..
– Да заткнись ты уже! Смотри ты! Скромняга… Нет времени ломаться, – рявкнул Голос общины. Я насупился и надул щеки.
– Итак, – продолжал голос, поглядывая искоса, как я ковыряю носком башмака землю, – там ты найдешь Её, Эсмеральду… кажется.
– Каво-каво??
– Эсмеральду! То есть… Так говорит книга времён. Книга времён говорит еще, что если ты увидел эту Э… Э-сме-ральду, то всё тип-топ, и дело в шляпе. Хотя, на самом деле не важно, как ее зовут. Это может быть и Ева. Или Грэтта. Или Катерина. Или, к примеру, Климентина.
– А как я их… её… узнаю? – забеспокоился я.
– Кроме нее там никого не должно быть. Если кто-то есть, то это значит она.
– Ааа… – неуверенно протянул я.
– Чую, брат, пришло время! Дай тебя обнять, что ли…
Я вздрогнул и проснулся. Да, время пришло. Всё было так же. Снова все собрались, снова начались танцы. Песни сами собой складывались и неслись от меня прочь, усиливаемые миллиардами голосов. Пульс начал учащаться. Нас вдруг подхватила волна и понесла куда-то вперед. Дальше и дальше. Туда, где я никогда раньше не был. И вот мы оказались перед прекрасными вратами, войти в которые мог только один. Внезапно все расступились передо мной. Врата распахнулись. Я оглянулся. Мои друзья улыбались и махали мне все одинаковыми платочками. "И где они только их понабирали?" – подумал я. У меня нет такого. Я тоже начал махать всем в ответ. И оказалось, что в моей руке тоже был платочек. Только не такой, как у всех. У них были синенькие, а у меня – красный.
Я не мог оторвать от них своих глаз. Но когда врата начали закрываться, они вдруг замахали на меня – давай, мол, пошевеливайся уже! Всё, мол, дело завалишь! И я бросился вперед.
Но не успел. Врата захлопнулись прямо перед моим носом.
– Аааай! – простонал я, словно от боли, и услышал то же самое за спиной в усиленном миллиардами голосов варианте. Я решительно отбежал назад на несколько шагов, чтобы взять разбег и плечом вышибить эти коварные и наглые ворота. За эти мгновения, пока бежал к воротам-наглецам, я успел их рассмотреть хорошенько. И я быстро пришел к выводу, что мне их не одолеть. Если только не сумасшедшая удача. Когда я сделал уже последний, самый сильный шаг, ворота очень резво распахнулись, и моим друзьям осталось только слушать еще некоторое время, раскрыв рты, мои воинственные вопли, с которыми я влетел в эту обетованную бездну.
– Ну, здравствуй, Эсмеральда!.. Грэтта!.. Климентина…
Из рыцарский будней…
– Нет! Я хочу видеть людей! Хочу быть с ними! Ты слышишь? – орал Дон Кихот.
– Зачем они вам? Они все просто жалкие зануды. Ваших благородных целей им не понять.
– Но это не так! А если и так – мне все равно. Я им нужен даже вопреки их невежественному противостоянию! Будь они сорок раз бараны и глупцы, я вижу в них людей, ясно вам? Я не люблю притворства и разного там баловства… И инсинуаций. И спекуляций.
– Хорошо, послушайте…
– И мистификаций. И…
– Ну, что вы заладили? Дорогой мой! Мой господин! Да не оценят! Вот делайте свое добро себе там, в безопасности. Работайте во благо. Только не здесь, среди их нелепого и опасного, лишенного логики нагромождения препятствий и страшных жестоких ловушек. А мы вам и мельниц уж понастроим. Воюйте себе с ними!..
– Послушай, Санчо. У тебя есть дети?
– Не знаю, господин. А что это такое?
– Это такие меленькие люди.
– Насколько маленькие? У меня все тело чешется.
– Да. Наверное, это они.
– А что с ними делать?
– Говорят, воспитывать.
– Как?
– Просто. Кричать, запрещать, баловать, наказывать, укладывать, кормить и лечить.
– Ясно, господин. Начнем с «кричать».
– Правильно, друг мой. Нужно быть последовательным. А теперь идем искать людей, чтобы помочь им.
– Не могу больше спорить. Воля господина – закон. Между прочим, господин, у вас тоже есть дети!
– Убей их… То есть.. Ладно, Санчо. Я их как-нибудь воспитаю. Потом.
– Да, мой господин.
– А теперь вперед! К людям! Дай мне копье. Здесь полно народу. Нужно пробиваться.
– Господин, берегите своих детей!
– Не отставай, Санчо Панца!..
Легендарные встречи
Строили день насущный Понкрат, Евстрат и Телекарпий. Столкнулись они с тревожной трудностью. Понкрат увидел проблему так, а Евстрат – эдак. Думали, чесали небритости. Все стало и затихло. Было слышно только, как они натужно сопят сосредоточенными ноздрями. Разрядил повисшее напряжение Телекарпий, который мудрости был преисполнен более прочих. Не упуская времени даром, этот смекалистый муж мгновенно разглядел в заминке возможность взрасти к чему-то иному. Лёгкий то ли свист, то ли шип (то ли стон, то ли шепот, то ли крик, то ли ор, то ли лай, то ли дай, то ли най-най-най, то ли стук, то ли глюк, то ли палец, то ли хрен, то ли голос, то ли звон), доводчика двери возвестил о внезапном и радостном возвращении третьего товарища, а с ним и спасения от неминуемой драки и крушения великих надежд.
Телекарпий возник точно между Понкратом и Евстратом, затем взглянул хитрым левым глазом на Понкрата, и одновременно мудрым и успокаивающим правым на Евстрата. Обоим по-дружески подмигнув, Телекарпий вынул из запазухи большой, по-заморски расписанный изощренными маркетологами, фунфырь. Затем с по-театральному шумным выдохом водрузил принесенную емкость на грубый дубовый стол, торжественно и гордо. О, это первое соприкосновение донышка полной запечатанной бытылки, ещё лежащего где-то в далёкой темноватой глубине, с поверхностью стола, будущего одновременно и поля брани, и площади парадов солидарности!
Стоит ли говорить, что этот стук уже сам по себе разрешил не только внезапную трудность, но и абсолютно все мелкие сучки и задоринки, если те и были в, возможно, не идеально сплоченном коллективе.
Обычная жизнь
Смотрю: из-под целинной земли вдруг вырос дом. Вырос он, как гриб. И с характерным звуком откупоренной бутылки – Буль!.. Скучный с виду это был дом. Административный. На мозги сразу потянуло затхлостью. Ближе подошел. Не из любопытства, а просто мимо пройти было нужно. Вижу, табличка возле тяжелой и унылой двери – "БУЛь (Синедрион – твой слуга)". Приостановился и как-то непроизвольно наклонился и нашарил камень.
Тут дверь пронзительно скрипнула в сонной тиши, и из-за нее показалась голова. Большая – почти на весь проем.
– Я – Пунпан, – говорит.
Я же сжал камень покрепче. Голос неприятный. Скрипучий, как и дверь. Тут передо мной возник парнишка в трико с оттянутыми коленками и в обвисшей майке. Вот он и говорит:
– Ты чего мимо-то проходишь? И байк не ставишь? Сонет не пишешь…
– Ху а ю а ю ху хир, нна? – выбираю соответствующий внешнему виду затрапезного мальца образ выражения и набор букв.
– Я – Шарий Пихович Головняк. Моя забота тута шариться.