А вообще, если на карту посмотреть, то все предгорье хребта отмечено как болота. Богат водой хребет. Часто слышу фразу от местных стариков по поводу потопа: «Дождь и таяние снега река выдержит, а вот Зигальга начнет таять – ничего не спасет. Все плотины порушит».
Неожиданный звонок отвлек меня от предчувствия скорой встречи с хребтом. «Вот забыл отключиться», – подумал я. Машинально ответил. Голос Вовки узнал сразу. В это время года и именно в этот час может звонить только он:
– Погодка-то, а?
– Пока ты на погодку смотришь, я уже Юрюзань проехал.
– В Зигальгу, значит… Вот ты единоличник! А че не позвонил? Я рюкзак вчера еще собрал.
– Ну, раз готов, то на КП подъезжай. Небольшой крюк сделаю.
Вовка – друг детства. Когда так говорят, то обязательно руку опускают как можно ниже к полу, загибают ладонь и добавляют: «Вот с таких пор». Он в свое время переехал жить в закрытый город, да там и остался. Семьями мы как-то редко встречались, а вот на охоте и рыбалке лучшего напарника мне не найти по самый гроб. Зигальгу он знает лучше меня. Солонцы, избушки, тропинки. Все выпрашиваю его взять меня с собой за золотым корнем, что он иногда собирает где-то на вершинах. Не берет.
– Вам, браконьерам, только покажи – все вырвете.
Угостит терпкой настойкой всегда. Сухого на чай даст. А где растет, не показывает. Наверное, он прав. У каждого влюбленного в хребет должна быть своя личная маленькая тайна.
Не виделись мы с полгодика. На КП с ним полуобнялись. Я ему выпалил его же старую охотничью прибаутку:
– Ну че, окропим остатки осени красным?
– Не вовремя мы. Тут у нас учения вокруг города. Игра силовых структур. Как бы за террористов нас не приняли. Да тут еще этот дождь.
– А что? Документы у нас в порядке. Путевка на охоту, разрешение на оружие. Объясним ситуацию. А дождь кончится. У нас еще завтра день.
– Мы-то объясним, а вот они, боюсь, объяснять ничего не будут. Ладно, поехали.
Дорогу мы знали хорошо. От КП вдоль старой колючки в сторону Верх-Катавки. Хребет Бархотник переваливаешь – и Зигальга. Там мы ни егерям, ни ГРУ недоступны. Ага, умники. Поохотиться решили во время учений. Недооценили мы Российские спецслужбы.
Проехали километров пять. Над нами завис вертолет. Потом исчез. Потом неожиданно на дороге показались двое в военной экипировке. Спокойно подъезжаем. Один чуть заметным движением руки просит остановиться, у другого палец на спусковом крючке небольшого автомата. Останавливаемся. Служивый подходит к машине с моей стороны и отдает четкий приказ:
– Из машины не выходим. Документы! Все, что есть.
Сразу, почти не глядя, вернул все, что было в пластике, и подробно, до каждой запятой, просмотрел путевки на охоту, прикрыв бумагу плащ-палаткой от дождя. Потом снова приказ:
– Выходим, руки на капот, ноги в стороны.
Чуть ударил мне по ногам. Осмотр машины. Мне что-то не понравилось, и я сознательно решил огрызнуться, несмотря на взгляд Вовки, умоляющий не делать этого.
– Вы тут в игры военные играете, а у нас серьезное дело срывается – охота! Того и гляди снежок выпадет. Отпусти, начальник!
Военный подошел ко мне, одной рукой облокотился о машину. На рукаве моя память отпечатала ромбик с буквами «ФСБ». Другую руку твердо сжал в кулак у моего лица, как бы выжимая дождь из полуперчаток без пальцев. Отчетливо помню падающую воду. Сначала небольшой ручеек, потом капли, одна, вторая, третья. Он принимал решение, как со мной поступить. Потом произнес:
– Еще раз вякнешь – положу лицом в грязь. Понял? Не слышу!
– Понял.
Потом мы стояли с Вовкой без движения под холодным дождем, пока старший с кем-то советовался по рации. Боковым зрением я увидел наставленное на нас из кустов дуло автомата. Забегая вперед, скажу, что когда мы отъехали и я посмотрел в зеркало заднего вида, их было шестеро.
Даже не осмотрев наше оружие, нас отпустили. Вернее, направили для другого досмотра. Дальше по дороге на лесном перекрестке нас встретила машина ГИБДД. Просто проверка документов, оружия. И совет возвращаться домой.
Размышляли мы недолго. Нагло направили машину по дороге в сторону гор прямо под временный запрещающий знак, только что выставленный ГИБДДшниками.
– А что, мог бы он лицом в грязь?.. – спросил я у Вовки.
– Запросто. Мы уж привыкли к этим учениям. Это тебе дико. Перестраховываются ребятишки, звездочки зарабатывают. Да бог с ними. Забудем. Где зайцы-то?
Вовка потянулся к своему чехлу с оружием и потихонечку стал его доставать.
Старая заброшенная лесовозная дорога, построенная в 60-х годах, в пору варварского вывоза леса с доступных мест хребта, вела нас к подножию. Дождь прекратился, окончательно разбив оставшиеся клочки снега в ложбинах. Проехали перевал, после которого должна была показаться цепь гор, но ее плотно обступили тяжелые снеговые тучи, готовые вот-вот рассыпать мириады снежинок и покрыть все вокруг белым покрывалом. Впереди рядом с дорогой показались ярко-оранжевые краски. Я спросил:
– Чего это?
– Арендаторы пихточек новогодних заготовили пару лет назад, да так и не вывезли. Хоть бы убрали с глаз долой, сожгли, что ли. Предприниматели херовы.
– Мама родная! Да тут их тысяча штук, не меньше.
– Вот кого надо лицом в грязь, а не честных охотников. Ну все, вроде приехали. В старом карьере машину ставь, как раз нам по времени осталось прогуляться до избушки. Я низом пойду вдоль речушки, а ты недалеко от дороги, чтобы не заплутаться. У избы встретимся.
Собрали ружья, разошлись. Я сразу поднял выводок рябчиков, и мне не составило особого труда, да и охотничьего азарта, добыть пару. А потом и заяц легко подставился. Ярко-белый, он был сразу виден в густом черемуховом кустарнике. Никакого сомнения. Береста от березы туда попасть не могла, а остатки снега придавил только что прошедший дождь. Нагло, без осторожности, я подошел на тридцать метров и выстрелил. «Ну вот, ни следов не распутывал, ни караулил, ни подкрадывался… Такая уж она, охота на белого зайца», – подумал я, складывая добычу в рюкзак. Вовка внизу палил не переставая. Как-то охладев к происходящему, я поплелся в избу.
Таким охотничьим избам часто дают название «Всесоюзная». Знают о ней все, кому не лень. Хозяин ее наверняка давно почил и сейчас охотится где-нибудь в райском саду за королевскими косулями. У избы не прибрано, дров нет, хотя внутри сухо и уютно. На видном месте лежит топор со сломанным топорищем и пила-одноручка. «Вперед, Леха, при чем здесь заяц? Дров немного наготовить, костер наладить, в избе протопить, рябчиков сварить, достать из рюкзака дешевой водки и отметить открытие охоты на боровую дичь. Да ничего не отмечать, просто выпить рюмочку, а уж потом все остальное», – подумал я.
До прихода Вовки я их выпил три и плотно поужинал. Он пришел уже потемну. Скинул тяжелый рюкзак, повесил ружье рядом с моим и, заглянув в котел, сказал:
– О, здорово! Рябчики, что ли? А мне что-то не попались. Зайцы! Четырех добыл. Полно их там. Совсем не пуганные. Хоть на уши наступай.
– Садись, Вовка, суп готов, чай скипел. Рассказывай. Я слышал, закрывают Зигальгу. Земли у охотхозяйства забирают и будут оформлять «Национальный парк».
Друган мой, уплетая рябчиков, спокойно и убедительно рассуждал:
– Так, Леха, ты, похоже, сегодня перепил малость. Впрочем, как и в прошлый раз, опять поднимаешь эту тему. Что ты понимаешь под словом «закрывают»? Как можно закрыть такие площади? Колючкой окутать? Ну, поставят они кордоны на дорогах? Для туристов? Охотники как ездили, так и будут ездить, только уже в качестве браконьеров. Сколько, например, по хребту ты знаешь изб?
Чуть прикинув, я ответил:
– Ну, с десяток.
– А еще с десяток не знаешь. Что, новые хозяева запретят охотникам их посещать? Сомневаюсь. Сожгут – себе дороже. И вообще, что такое – «Национальный парк»?.. Мне кажется, залезет сюда туристический бизнес, и фантики с туалетной бумагой будут светиться не хуже зайцев. Вот ты от сгущенки куда банку кинешь?
– В костер, а утром вон, в яму, которая рядом с каждой избушкой.
– А туристы-дуристы в лучшем случае в ручей кинут. Не зли меня, Леха, своими глупыми вопросами. Хотя Зигальга и от них сама очистится. Помнишь, пожар был возле Екатериновки? Все восстановилось. Во всяком случае, не для нас с тобой эти запреты. Верно? Можно сказать, мы для хребта – избранные.
– Хочется верить. Хотя, а что ты раздухарился-то? В городе у себя ты по струнке ходишь. Законопослушный гражданин. Готов подчинится каждому пацану в погонах. А тут свободу почуял. Ни ФСБшников, ни ГИБДДшников. Да никуда мы не денемся. И здесь нас воспитают. Поставят знаки на дорогах, аншлаги, и ноухау – фотоловушки. Съездишь с оружием в Зигальгу поохотиться, а через неделю на почту тебе повестка в суд.
– Ну, уж сразу и фотоловушки. Хотя давно уже разговоры идут, а пока все по старинке. Кажется, надолго эта бодяга. Может, не в нашей жизни этот «Национальный парк» сделают. Поохотимся еще. Ладно, спать я пошел. Протопил в избе-то? Сушиться нужно, все мокрое. Завтра еще повоюем. Может на гору сходим, а, Леха?
– Нет, не пойдем. Снег там уже.
Я демонстративно подложил в костер дров и налил себе чаю. Спать не хотелось. Когда еще посидишь у костра… Дома дела, заботы. Я пытался перебрать в памяти наши вылазки в Зигальгу, да как-то не думалось. Тупо смотрел на костер.
Вдруг неожиданный порыв ветра пробежался по верхушкам елей, чуть зацепив пламя костра. Где-то за ручьем треснула ветка. Я машинально направил туда луч фонарика, который ночью всегда под рукой. Загадочные очертания еловых веток странно покачивались. Выключив фонарик, я вновь уставился на костер. Языки его пламени под порывом ветра на мгновение нарисовали в моем воображении лицо девушки-башкирки.
«Ах вот оно что, опять ты», – подумал я. Не в первый раз именно на Зигальге мне приходит это наваждение. Чаще всего с чувством некоторой жути и даже откровенного страха, но ненадолго. Впервые она явилась ко мне, когда я осмелился четырнадцатилетним мальчишкой покорить Мерзлый утес, сбежав от скучного занятия – сбора малины. Часа три меня не было, а мать даже не заметила, что я отлучился. Утес я покорил, а вот на обратном пути плутанул в высокой траве и жутком ветровале. Кто-то буквально за руку вывел меня на знакомую тропинку. Потом она много раз являлась мне в критических ситуациях и то показывала нужное направление, то помогала вытащить машину из болота, то подставляла на дороге глухаря или выводок рябчиков, как сегодня. Ни разу не позволила мне встретиться с медведем. А сейчас она, наверное, явилась поближе познакомиться и рассказать свою историю, навеки связавшую ее с хребтом.
Их кочевой род уже несколько лет пригонял скот к подножию хребта на летние пастбища. И девушка уже знала, что перед плато в предгорье в начале лета вырастает неимоверно вкусное и полезное лакомство – щавель. Обычно, когда наешься его до отвала, витаминов в организме хватает на весь год. Старшие мужчины с легкостью отпускали девчонку Джигалгу за ним. И вот однажды, когда она была на горе, неожиданно сменилась погода, налетела почти зимняя метель, и выпал тяжелый снег белой крупой. Девушка просто растерялась и опрометью кинулась вниз, потеряв свою тропу, а ориентир хребта накрыла черная снеговая туча. Заблудилась, оказавшись в непроходимом, с каменными реками и вывороченными елочными кореньями, ущелье. Наступила ночь и непростительный холод. Погибла бедняжка от переохлаждения и голода. И теперь ее дух витает над хребтом и помогает путникам, охотникам, туристам и служивым…
…Я, очнувшись от наваждения, добрался до избы и, не снимая сапог, забылся крепким сном. Разбудил меня странный шум. Что-то гулко стучало по крыше избушки. «На дождь не похоже, – подумал я. – Снег! Неужели снег?!»
Сон сразу улетучился. Я выскочил из избы и почти ослеп от непривычных ярко-белых красок вокруг. Зигальга вновь удивила своей непредсказуемостью. За каких-то пару-тройку часов, что я успел поспать, все вокруг засыпало твердым снегом, похожим на маленькие градинки. Лишь дым от тлевшего в костре пенька напоминал о вчерашнем вечере.
– Все, матушка-осень! Вот теперь все! Этот не растает! Вот теперь можно выспаться. Охота отменяется! – Я с мальчишеской задорностью слепил крепкий снежок и запустил его в дымивший пенек. «Пшшш», – ответил он мне. Я подложил полешко в печку и, раздевшись, как дома, завалился спать.
Встали мы с Вовкой поздно. Отоспались на неделю вперед. Наскоро перекусив, разделали зайцев, окропив свежий снег красным, и домой. Тропить кого-то по следу мы не подписывались. Да и следы все будут только на следующий день. Домой, домой. Впечатлений и так хватает, да и добыча есть. Пока шли до машины, я все оглядывался назад в надежде увидеть очертание вершины. Тщетно, никакого просвета на небе – хотя снег прекратился. Только следы от наших сапог. Без проблем и особых разговоров добрались до КП, никого не встретив по пути, жадно хватая взглядом необычные картинки зимнего пейзажа. Легко, по-мужски расстались.
– Звони, если что.
По дороге домой есть небольшая площадка на трассе М5, с которой Зигальга как на ладони. Причем весь хребет. Я не удержался и остановился – а вдруг тучи над горами развеяло? Блеснули на солнце лишь несколько вершин, как бы улыбаясь мне и зовя обратно.
Вернусь, конечно, родная моя, Джигалга-Зигальга, красавица с раскосыми башкирскими глазами.
2013–2017 гг.
Рижский бальзам. Дежавю
Усталость. Общая физическая усталость навалилась так, что боязнь просто потерять сознание в движении требовала остановиться. Упереться руками в коленки и наклонить голову. На лыжи вместе с потом катится вязкая слюна. Чистый морозный лесной воздух наполняет легкие, разрывая до боли грудную клетку. Сердце окончательно сбилось с ритма, путая в организме венозную и артериальную кровь. Тяжелое дыхание переходит в пугающий свист.
И еще этот странный знакомый вкус. На что он похож? Вкус жженого сахара с терпким ароматом цветка шиповника… Да это же настойка родиолы розовой, что плеснул мне Вовка в чай несколько часов назад! Вовка не обманул: бодрит! Не зря родиолу розовую называют «золотым корнем». Иначе бы мы и не рискнули идти на ночь глядя в сторону дома, а спокойно бы заночевали в охотничьей избе. Но все-таки пошли домой. Сейчас оба жалеем о своем решении. Теперь возвращаться назад – все равно что топтать в темноте глубокий снег в сторону снегоходовского следа. Там проще и понятней будет. Там немного до асфальта. Там будет звонок – и друзья увезут нас в город. Проснемся дома. Но нам еще нужно преодолеть километры по глубокому снегу и общую усталость. Я в изнеможении привалился к тонкой осинке, позабыв, что этого делать никак нельзя. С потревоженных веток на меня предательски свалилась шапка снега и беззастенчиво стекала холодными струйками по спине.
Вовка молча обогнал меня и пошел первым. Сейчас мне будет легче. Я пойду по настоящей лыжне. И все-таки, что напоминает мне этот вкус его настойки?.. У него она осталась во фляжке. Нужно повторить.
Я не узнал свой голос:
– Ищи место для костра. Чай скипятим. Я все. Почти умер.
– Подъемчик поднимемся. Там вроде старая делянка.
Всего каких-то пятьдесят метров, и мои лыжи уперлись в его. Я, пересилив себя, обогнал Вовку и вновь пошел первым…
А начинался тот день как нельзя лучше. Сын рано утром, почти по пути на работу, высадил нас у кромки леса и укатил, сверкнув красивыми номерами на новенькой иномарке. Приятно, когда тебя вот так с комфортом доставляют на охоту. И все равно ощущается какая-то тревога за молодежь… Я пожаловался Вовке, надевая рюкзак:
– Только на машинах и умеют кататься. С асфальта – ни-ни. Не то, что по снегу на лыжах, за грибами летом не вытащишь! Шашлыки у подъезда умудряются жарить. Стыд и срам!
– У меня такая же история. Сидит сейчас с утра, десятиклассник, в танчики играет. Сами виноваты. Не привили в свое время любовь к природе. Звал я его вчера. Пошли. Да мать-защитница: «Куда ты его в мороз?». И он тут же нашел причину: «А вдруг заночуешь? Я собак покормлю».