Проводит рукой по запылавшему внезапно лбу и шепчет почти просительно:
– Он ведь был сумасшедшим – мой отец?
– На надгробье решили написать – Карл Благословенный, король Франции.
Дофин не отвечает, молчит. Монсеньор говорит тихо:
– Его похоронят в Сен Дени, в королевской усыпальнице.
– Когда?
– Через три дня. В среду.
Дофин чувствует, что мгновение – и он зарыдает. Упадет и будет биться головой о каменный пол. Хватает свой плащ. И перерубает нить разговора:
– О дальнейшем поговорим после!
Разговор закончен. Монсеньор согласно наклоняет голову. Дофин бежит к лестнице. На пути спотыкается о неподвижные тела стражников. Замирает. Не обернувшись, произносит с насмешкой:
– Вы, я вижу, отравили мою стражу, Монсеньор?
– То, что я рассказал вам, предназначено только для ушей Дофина. Ваши стражники выпили вина и спят.
Дофин смотрит в лица стражников. Лица искажены сном. Они кажутся беспомощными и глупыми. Дофин не отрывая глаз от их лиц, говорит глухо:
– Я хочу золото ордена, я хочу победы над притязаниями Англии и я хочу быть коронован в Реймсе! Я хочу быть королем Франции! Чего хотите Вы, монсеньор?
– Я хочу увидеть лицо Бога!
Дофину кажется – он ослышался. Переспрашивает:
– Что?
– Я хочу видеть того, кто придет. Посланника Бога. Я хочу видеть все – и его начало и его конец.
Дофин молчит. Потом спрашивает:
– Больше ничего?
– Больше ничего!
Дофин пожимает плечами.
– Хорошо! Вы остаетесь. Мы вместе подождем вашего посланца небес. Я, Буржский король, даю вам должность канцлера и хранителя печати при моем дворе.
Дофин еще раз задумчиво смотрит на неподвижную стражу. Осторожно обходит разбросанные тела. Из темноты появляется человек с собачьим взглядом. В его руках факел. Он пытается помочь Дофину спуститься. Дофин отталкивает его. Спускается по лестнице. Его догоняет голос Монсеньора:
– Спокойной ночи, – и после мгновенного колебания, голос добавляет – сир!
Дофин вздрагивает. Машет рукой. Выходит во двор. Останавливается под луной. Стоит. Ловит ртом злой холодный ветер. Луна колдует над ним, ворожит, взмахивая прозрачными рукавами туч.
Он стоит растерянный. Злой. Бледный. Несчастный.
Внезапно, словно решившись на что-то, тихим шагом крадется к башне, нависшей над рекой.
Ни одна живая душа не встречается на его пути. Темным призраком входит в башню. Чуть не наступает на тела. В мертвенно-синей темноте стражники кажутся мертвыми. Дофин поднимается по лестнице. Замирает на пороге.
Лунный свет чертит на белесых пористых камнях бледный круг. Черные кресты решеток едва проступают из тьмы. Дальше, в глубине стен – чернота.
Дофин снимает со стены факел и освещает комнату…
В бойнице, над сводом, чья-то терпеливая рука выдолбила в камне знаки. Сейчас они дрожат, наполняются жизнью в колеблющемся свете огня.
Дофин видит рыцаря, стоящего возле креста… карбункул в сиянии солнечных лучей, пять восьмиконечных крестов, выложенных журавлиным клином, указывают куда-то вниз… Две фигуры, склоняясь друг другу, тайно делятся сокровенным. На других камнях он видит отпечатки поднятых ладонями вверх человеческих рук. Копья и распятия. Выше написано на латыни – «Мы просим прощения у Господа!» Взгляд Дофина соскальзывает вниз и останавливается на выбитой в камне лилии…
Догорающий факел чадит. Дофин Карл бросает его на каменные плиты и ощупью спускается вниз. Расталкивает пинками перепуганных обитателей башни.
– Кто сделал это?
Он указывает пальцем вверх. Стражники в кособоко натянутых со сна кольчугах, кривятся перед ним в полутьме. Они не понимают. Дофин ведет их вверх. Тычет пальцем.
– Кому из вас известно, кто начертал наверху знаки? Не бойтесь, отвечайте смело и тот, кто расскажет, получит от нас милость!
От горстки стражников тут же отделяется один. Ярко освещается лицо в пунцовых пятнах.
– Отец мой, – начинает он, и голос его то и дело прерывается и взвизгивает по щенячьи, – служил верой и правдой вашему отцу, а дед мой деду вашему и прадеду, а прадед мой начинал службу свою при короле Филиппе Красавце. При нем появились в башне эти знаки, сир… а начертал их…
Стражник весь напрягается и торопливо, боясь растерять слова, договаривает подпрыгивающей скороговоркой:
– … а начертал их Жак де Моле, Великий магистр ордена рыцарей Христа, в те времена, когда по приказу короля его пытал в стенах этой башни метр Робер Фрибо, королевский палач.
Дофин смотрит на стену. Взгляд упирается в лилию, выбитую в камне.
Ночь ухает. Стонет. Дофин не может уснуть. Он чувствует – отец стоит под окном спальни. Согнутые плечи стегает дождь. Отец завернут в плащ странника… Он пришел прощаться. Дофин боится подойти к окну и посмотреть вниз. Но знает – отец там. Стоит. Ждет. Хочет говорить…
Дофина пробирает холодный озноб.
Он плачет.
Ему жаль отца, который умер и которого он больше не увидит никогда…
Горланят рассветные петухи. В башню робко втекает утренний свет. Отец уходит.
Жанна
К деревушке, ласточкиным гнездом прилепившийся к краю Французского королевства, подходит человек. Лицо тонет в тени капюшона.
Странник перешел мост. Миновал церквушку, стучится в дом Жака Дэ.
Сыновья хозяина теснятся, дают место у камина.
Сегодня не работают в деревне. Утром гонец принес в замок Вокулер скорбную весть – Карл Шестой, безумный король, умер в Париже.
Странник отказывается от еды. Не произносит ни слова.
– Может быть, он немой, и странствует по святым местам в поисках исцеления? – думают собравшиеся у очага.
Странник сидит у камина, смотрит в огонь. Он ничего не просит, но отчего то, ему стараются угодить…
Странник протягивает руки к огню. Руки погружаются в огонь, словно в воду. Вокруг белых пальцев, кружится огонь. Огонь скользит между пальцами, играет краем широких рукавов плаща, не причиняя вреда.
Отговорились разговоры. Пора спать.
Жак посылает свою дочь проводить гостя на сеновал.
Жанна идет впереди с лучшими покрывалами, указывая путь. Огонек лучинки в руке трепещет. Отражается дрожащими звездочками в глазах теснящихся в загоне овец. Пахнет сеном и шерстью.
Жанна взбивает сено, расправляет одеяла, выпрямляется. Странник властным движением руки отпускает девочку. Жанна возвращается в дом.
Темнота и тишина ночи ее тревожит. Она не может уснуть.
Она поднимается, выходит из дома. Скользя голыми пятками, Жанна спускается по пологому берегу к мосту. Умывает лицо холодной водой.
В черной воде купается луна. Водоросли плывут мимо, перевиваясь, перекручиваясь, вновь расплетаясь…
Внезапно налетает ветер. Река подергивается рябью, дрожит. Ветер разметал волосы. В ушах раздался шепот…
– Жанна, Жанна…
На звук настойчивого зова отзывается еще один голос, еще один, и еще… Голоса, голоса, голоса… Они заговорят настойчиво, горячо…
Жанна зажимает руками уши. Голоса становятся громче, отчетливее. Они звучат внутри нее… Говорят, спорят. О чем? – Она не может разобрать…
Голоса смолкают внезапно… И она слышит внятный тихий призыв:
– Жанна, Жанна…
Темноту пронзает тоскливый вой. Воет волк. Собачий лай вторит из глубины развалин старого замка, стоящего у реки.
Жанна встает.
Стараясь проскользнуть мимо сеновала как можно тише, возвращается в дом. Ложится в остывшую постель.
Закрывает глаза.
Ветер налетает внезапно. Ворошит солому сараев, гремит черепицей крыш…
– Жанна, Жанна…
Она узнает голос. Это странник, прошлым вечером постучавшийся в их дом.
– Жанна!
Жанна шагает навстречу. Но огонь обвивается вокруг нее, хищно дохнув в лицо.
Жанна кричит. И просыпается.
И видит – утро наступило.
Деревья зябнут под холодным небом. Ветер выкручивает из облаков потоки воды.
Жанна идет к сеновалу. Смотрит…
Пусто! Странника нет. Сено не смято. Нет покрывал.
Бросается в дом, ожидая там найти вчерашнего гостя.
Братья жмутся возле пылающего огня.
Странника нет с ними.
Жанна обходит дом. И не находит того, кого ищет. Заглядывает в сундук. Шерстяные покрывала лежат сухие, не смятые.
Мать уже приготовила еду и сидит за прялкой. Лицо ее спокойно и строго под темным, туго закрученным вокруг головы платком.
Жанна не решается спросить ее о страннике. И выходит во двор.
Жак Дэ стоит в луже воды перед сеновалом. Он рассматривает испорченную крышу. Об спину, затянутую в старую кожаную безрукавку, ровно и нудно бьются дождевые капли.
– Отец, – спрашивает Жанна, – куда подевался наш гость?
Отец поворачивается к Жанне. Рассеяно переспрашивает:
– Чего?
– Странник! Где он?
Тяжелое недоумение выступает на лице Жака.
Последние дни странные сны видит Жак Дэ. Ему снится повзрослевшая дочь Жанна. Верхом на большом черном коне. С обрезанными волосами. В мужском платье. Она удаляется, тает в тумане. Он кричит, что скорее утопит дочь, чем дозволит ей уйти! Но она уходит. И он просыпается в слезах…
Он хмуро смотрит на дочь. Ворчит:
– Какой еще странник, дочка? Приснилось что ли что…
Отворачивается, поднимает лестницу, лезет на крышу.
Жанна несколько мгновений ошеломленно смотрит, как отец сбрасывает на землю черные от влаги комья соломы, потом перепрыгнув через глубокую лужу, расплывшуюся у каменного порога, с усилием открывает дубовые ворота.
Над деревней бушует гроза.
– Жанна, Жанна, – явственно звучит в ушах…
Деревенская церковь стоит рядом с домом. Ее фасад набухает влагой…
Внутри церковь сияет белизной. По краям выбеленных балок теснятся воробьи, тихо болтая о своем, птичьем.
Жанна в смятении проходит по церкви один раз, другой… останавливается в левом приделе. Там стоят большие, ярко раскрашенные статуи Святых. Лампады из цветного стекла, разбрасывая во все стороны неяркие отблески.
Чьи-то грустные глаза ласково и внимательно смотрят прямо на Жанну. Она поворачивается и видит Богоматерь с младенцем. Жанна опускается на колени, складывает ладони на груди. Ее губы шевелятся.
Дрожь проходит.
Жанна встает с холодных плит.
Открывает распухшую от сырости дверь, и, держа над собой платок, выходит из церкви. Бежит к мосту.
Холодная мокрая грязь мешает идти.
Она скользит. Спотыкается. Косой дождь слепит глаза. В голове стучит:
– Жанна, Жанна, Жанна…
Навстречу выносится черная туча. Озаряет деревню и реку мрачным светом. Едва не сбивает Жанну с ног и несется дальше по полям.
И становится тихо.
Слышно, как дождевые капли обрываются с дубов и падают на землю.
Странник стоит у подножья огромного дерева. Ждет.
Жанна прижимает руку к сердцу. Кажется, от стука ее сердца содрогается земля…
Странник опускает на плечи капюшон. Жанна впивается в странника взглядом.
У странника странное бледное лицо. Много морщин. Очень светлые глаза смотрят сквозь нее, словно заблудились в дали.
– Кто вы?
– Я? Король!
– Кто?!!
Жанна бледнеет. Она долго смотрит в усталое лицо. Глубокие морщины отчеканены страданием. Она спрашивает снова. Голос ее слаб:
– Какой король?
– Милостью Божьей Карл Шестой Капет, четвертый правитель Франции из королевского дома Валуа по прозвищу Безумный король.
Странник выпрямляется. И глядя на него, неуловимо странным чувством Жанна вдруг понимает – это правда! Перед ней – Безумный король, умерший в Париже.
Она знает, что он умер. Но вопреки и знанию, и памяти, какая-то сила хватает ее за плечи, давит к земле, сгибает в поклоне.
Она выпрямляется. Морщит лоб. Спрашивает:
– Сир! Скажите! Я сошла с ума?
– Сошла с ума? Уж верно, сошла, если спрашиваешь о том у мертвого Безумца…
Смех его тих, почти беззвучен.
Жанна смотрит на него обезумевшими глазами.
Смех обрывается.
– Ведь это безумие, верно?
Жанна не знает ответа. Молчит.
Голос короля звучит над ее головой:
– Однажды я видел сон, Жанна. Это был сон, а я видел будто наяву. Я видел Повелителя Вечности. Он сидел на берегу океана и океан этот был – человеческая жизнь. Повелитель извлекал из глухих бездн его самый прекрасный, самый драгоценный жемчуг, морские камни, раковины и сор. И все это были люди. Повелитель нанизывал этот жемчуг, этот камень, эту раковину, этот сор, на нить, более крепкую, чем Время и более неотвратимую, чем Смерть. Он связывал их воедино крепким узлом. Тогда, во сне, я понял, что повелитель Вечности вяжет четки. Для своих, ему одному ведомых молитв…
Жанна не осмеливается поднять глаза. Она видит только белые пальцы, неспешно перебирающие четки. Все перемешалось на странной вязке – жемчуг и дорожные камушки, случайно попавшие в башмак, сушеные ягодки и драгоценные камни… Пальцы перебирают их неспешно. И голос говорит неспешно, словно размышляет вслух:
– Мне кажется, нить, что связывает нас, все время живет у нас внутри. И если мы чувствуем натяжение этой нити в своих внутренностях, то мы слышим друг друга. Мы слышим Голоса. И тогда нам кажется, что мы сходим с ума. Но это не безумие. Это не безумие, Жанна!
Его глаза светятся мягким светом.
– Мне было 28 лет, я был молод. Голова моя разрывалась от гордых планов. Я был королем и был всесилен, я держал в руках жизни людей и судьбы государств. И моя гордость отделяла меня от истины непроницаемой завесой. Но на узкой лесной тропе возле городка Ле-Ман я повстречал старика в белом плаще. Он поднял завесу и показал мне – кто я, и что ждет от меня Провидение. Я подчинился словам старика в белом плаще и порвал свою жизнь на части, как страницы плохо написанной книги. Я стал тем, кем должен был стать. Я стал Безумным королем.
– Кого вы встретили, сир?
– Рыцаря. Его звали Жак де Моле.
Монсеньор Реньо де Шартр
Три дня спустя.
Город залит серым. В Париже дождь. Лица людей, их одежды, каменная кладка мостовой, дома, улицы раскисают от влаги.
Хоронят короля. Он был безумцем и полвека правил народом, который по странной прихоти прозвал его Благословенным королем.
Гроб плывет над улицами, как лодка, рассекая волны горожан. То надуваясь как парус, то опадает с хлестким звуком промокший насквозь полог с портретом умершего короля. Кажется – король жив и раздает подданным последние благословения.
За гробом едет на траурном коне герцог Бетфорд. Англичанин. Парижский влажный октябрь выстудил его до костей.
Останки Безумца устанавливают на клиросе церкви Сен-Дени, и всю ночь высокие своды собора истекают неистовыми восковыми слезами.
Перед рассветом на клирос входят два человека. Это епископ Реймса Реньо де Шартр и его слуга, магистр права Луазелер, человек с ласковыми собачьими глазами. Монсеньор подходит к умершему. Касается руки короля. Она холодна, как десятки мраморных рук его предшественников, сомкнутых в молитвенном жесте в темном сумраке королевской усыпальницы. Монсеньор отступает на шаг, и прячется за колонной.
В серых сумерках утра приходят привратники. Отворяют решетку королевского склепа. Долго снуют вокруг гроба и негромко гомонят между собой… Открывают двери. В усыпальницу втекает скупой ручеек зрителей.
Наконец тело Безумца опускают в землю.
– Да ниспошлет Господь Бог свое милосердие душе Карла Шестого, короля Франции, нашего законного и суверенного Государя…
Преломленные жезлы падают на гроб. Глухо барабанят о свинец земляные комья.
Конец ознакомительного фрагмента.