– Грандиозно. Не хватает чего-то… не знаю… для полной картины. Шары, может, воздушные надуем и транспарантов каких понавесим в отсеках?
– А это у меня отдельное задание для замполита, тащ командир! Кто сказал «бэ»?
Ну, понятно, что это сказал зам, кто же ещё? Все, проникшись ответственностью по самые залысины от пилоток, засучили рукава и начали повышать видимую на глаз часть своего образа до крайней положительности. При этом часть проводимых мероприятий, возможно, покажется вам бесполезной, но прошу учесть: если делать бесполезные дела, то это ещё не значит, что это не принесёт никакой ощутимой пользы!
Мы вымыли крейсер с мылом, в том числе и снаружи, а также сполоснули пирс. Убрали краболовки с кормы и повесили белые концы с красно-белыми, абсолютно бесполезными, но красиво смотрящимися крысоотбойниками; на вдувную вентиляцию повесили освежители воздуха, чтоб в утробе вкусно пахло ёлками, ванилью и кофе. Отциклевали обшивку сауны и приклеили отвалившиеся плитки в бассейне, в зону отдыха привезли попугаев (взяли в долг у штурмана), рыбок (взяли в долг у старпома по БУ) и цветы (взяли в долг у всех, у кого были цветы). Получили на базе новую посуду с синими полосками и золотыми якорьками, старую спрятали в трюме, все трюмы закрыли лазами, на всякий случай. Два штатных экипажных парикмахера (матрос-трюмный и техник-связист) щёлкали ножницами два дня не переставая, при этом сука-трюмный отчекрыжил мне кусок правого уха со словами: «Ой, прости, Анатолич, рука дрогнула!» – а я залил кровью восьмой, шестой, четвёртый, второй, семнадцатый и первый отсеки, пока бежал к доктору накладывать гипс на раненую конечность. Строевых смотров в различных комбинациях формы одежды старпом провёл, может, десять или двенадцать, каждый раз останавливаясь передо мной со словами:
– Ну, чисто Гришка Мелехов!
Это из-за моей фуражки, лихо заломленной на левое ухо. На предпоследнем смотре, когда старпом уже был почти удовлетворён внешним видом (не, ну составил список, кого нужно спрятать в выгородках и не показывать телевизионщикам), он неожиданно приказал всем снять тужурки.
– А это что такое?! – бегал старпом, задыхаясь и вращая глазами во все стороны. – А где погоны на рубашках, а? Где погоны, я вас спрашиваю?
– Какие погоны? – удивился механик.
– Какие?! Золотые, с чёрными полосками!!! Через час строимся в рубашках с погонами!!!
– Под РБ, что ли, рубашки с погонами надевать? – выпучил глаза механик.
– А попиздите у меня – так и на трусы наденете!!!
Наступил день «Ч». Подводники в отглаженном РБ, белых рубашках с погонами под ним, подпоясанные новыми ПДА, как на картинке, а не так, как удобно, в покойницких тапочках и фуражках сидели по боевым постам и страдали от неуютности своего внешнего вида. Вот как бы вам объяснить – возьмём рыцарей, например. До того момента, когда изобрели арбалет, рыцарь в доспехах чувствовал себя на коне, как бог на небе, – кого ему было бояться, если стрелы из лука его не брали, а двуручный меч у него был самый длинный в округе? А потом? Что за уют скакать на коне по лесу, когда каждый блохастый крестьянин мог его замочить, усевшись на сук да хоть вон того дуба? Вот и подводник так же. Он чувствует себя уютно, когда на нём мохнатые от возраста тапочки с дырочками, но на кожаной подошве, РБ с пузырями на коленях, надетое на маечку, пилотка с дырками от шрапнели Цусимского сражения и ПДА где-то под жопой болтается. У него же, у подводника, даже походка специальная выработана, чтоб оно болталось между ног по специальной траектории, не мешая ходьбе! Причём что пилотка, что тапочки за годы ношения уже приобрели форму с точным повторением рельефа моряцкого тела и сидят на нём, как будто он в них прямо и родился! А тут что? А тут сиди и за каждым дубом следи, образно говоря! И запах ещё. Ну что это, блядь, за подводная лодка, на которой пахнет ёлкой, ванилью, а в некоторых местах даже, тьфу, противно говорить, – фиалками! Фиалками, вы меня понимаете?! А должна же пахнуть железом, техническими средами и электрическим током!
– А где старпом-то? – спросил командир, когда объявили, что съёмочная группа прибыла на пирс.
– А тут я! – объявил старпом, заходя в центральный.
– Вот теперь я понимаю смысл выражения «крайне положительный образ»! – захохотал командир, а остальные просто хихикали в душе – старпом был похож на лубочную картинку советской эпохи «Моряк на параде». Он был причёсан строгим пробором слева, вроде как напомажен; на новёхонькой чёрной форме блестели начищенные ордена и медали, а в ботинки можно было бриться – так они были надраены. – Серёга, ты весь одеколон на себя вылил, что ли?
– Никак нет, тащ командир! Моего не хватило, я ещё у вас одолжил!
– Ну всё, можно расслабиться! – вздохнул механик. – Звезда кордебалета очевидна, и конкурировать с ним не представляется никакой возможности!
– А можете завидовать сколько хотите, товарищ механик! Ко мне не липнет!
– Это понятно, а чего ты без цветов-то?
– В каюте лежат! Как-то в центральный не попёрся с букетом!
– Это правильно, я бы не вынес этой неземной красоты и выгнал бы тебя из центрального! – резюмировал командир. – О, топают по перископной! Дыши, Серёга, дыши!
В центральный спустились помятые операторы, хмурые режиссёры, выпившие осветители и наконец сама, так сказать, звезда. В телевизоре она, конечно, выглядела намного звездатее, чем в жизни. Сильно намного, если уж быть совсем точным.
– Ччччто это, Сан Сеич? – шептал изумлённый старпом, пока телевизионщики топтались у штурманской рубки.
– Что. Любовь твоя.
– Сан Сеич… а чего она… мелкая такая… как гномик, и сутулая?
– Ну откуда я знаю? Болела в детстве, может.
– А голова? У неё же голова больше плеч, вы это видите?
– Я не слепой, я и в телевизоре это видел.
– А нос? Тащ командир, у неё же нос, как у меня восемь!
– Зато по ветру хорошо разворачиваться! А чего ты погрустнел-то так?
– Эх, товарищ командир, кто не любил – тот не поймёт! Тьфу!
– Как стучит разбитое сердце о палубу тяжёлого крейсера? А куда ты пошёл, Серёга?
– Да схожу переоденусь, что я, как петух на свадьбе, – самый красивый тут ходить буду?
Вернулся он минут через восемь в грустном лице, застиранном РБ, дырявых тапочках и пилотке – и опять всех обскакал, так как единственный выглядел настоящим подводником. Походили телевизионщики, поснимали крайне положительных образов да и уехали.
– Так я не понял, эскимо-то когда подавать? – пришёл в центральный интендант.
– Подавай немедленно! Я буду его прикладывать к ушибам на своей душе! – отмахнулся от него старпом и сидел в центральном грустный ещё долго.
Ну минуты три, может, или целых четыре, потому что флот-то действующий, боевая подготовка наступает на пятки невыполнимостью своих планов, и независимо от любви гражданского населения старпому грустить недосуг – всё же без него развалится, покроется плесенью и будет с удовольствием разлагаться, хамски попирая устав и суточные планы.
Сюжет на телевидении вышел так себе: серый, унылый, полный низко летающих чаек и какой-то безнадёги. А без надежды – что за жизнь… Хоть сразу ложись да помирай.
– Тьфу ты! – отреагировал на фильм старпом. – Зря старались только!
– Отчего же! – не согласился командир. – Любовь приходит и уходит, а посуда новая так на борту и осталась, например!
– И запах, – пробурчал механик, – я запах того одеколона до сих пор из центрального выветрить не могу! У меня даже банан от лиственницы им пропитан!
– А никто и не говорил, что будет легко!
– Но что так тяжело будет – тоже не предупреждали!
А образ крайне положительного моряка-подводника как-то не прижился у нас. Так мы и не поняли, полюбило нас мирное население или нет, а если бесполезные действия, которые вы производите определённое количество раз, всё-таки не приносят никакого результата, то стоит подумать и заменить их на другие. Мне так кажется.
…и бутылка рома!
– О! О! Смотрите!!! Вон же!! Рыбы! Рыбы плывут!!!
Старпом подскочил к подслеповатому монитору на пульте вахтенного инженера-механика и начал тыкать пальцем в бело-серое изображение.
– Не, ну вы хоть видите, ну? Ну что вы тут спите, а? Смотрите, красота-то какая!!! Антоныч, ну!
– Сей Саныч, я на вахте сейчас, слежу за своевременным осмотром отсеков и управляю оборотами турбин. Мне за флорой и фауной Ледовитого океана наблюдать не положено.
– Ой, ну какие вы скучные, ну бли-и-ин, а?
– А во-вторых, Сей Саныч, это – касатки, а значит, они не рыбы, а млекопитающие.
– За что мне всё это? За что, о боже мой?
– Эдуард, а ты чё старпому не подпеваешь сейчас полушёпотом: «За что, за что, о боже мой»?
– А я, Антоныч, на вахте же тоже стою – не положено отвлекаться мне.
– А ты не отвлекайся, а пой просто!
– Я так не умею. Я же только в душе пою и поэтому всегда, когда пою, закрываю глаза, отключаю мозг ну и глажу себя, соответственно, мыльными руками. Не, ну в принципе, можем попробовать.
– Штурман! Штурман! Иди сюда! – кричит старпом.
Из рубки высовывается по пояс штурманёнок Слава.
– Штурман, что там у нас с планом? Полигон когда занимать по строгому распоряжению?
– Да через неделю, так сейчас плаваем, как вольные стрелки!
– Отлично! – Старпом потирает руки, и у него загораются глаза.
Блин. Сейчас начнётся.
Говорил я вам или нет – не помню, но старпом наш был крайне азартен. Но не рабоче-крестьянским азартом к карточным играм или спорам, кто круче, нет – следующим его уровнем. Причём когда я говорю «рабочее-крестьянским», то я не вкладываю в это понятие абсолютно никакого негативного смысла по отношению к каким бы то ни было социальным группам населения: просто классификаций степени азарта, подходящих для описания, нет, и поэтому приходится придумывать самому. Азартов, по моим личным наблюдениям, существует два вида, и оба они действуют на организм одинаково с одной только разницей – организм с подготовленным мозгом направляет адреналиновые потоки в нужные части себя и превращает их в удаль, а с неподготовленным – расплёскивает по всей коре, отключая центры управления разумного отношения к окружающей действительности. И любому моряку присущ азарт, конечно, – вещь это заразительная, липучая и вызывает ломку, когда долго не было.
– Ты что, дрищ, на «слабо» меня сейчас берёшь? – удивлялся, бывало, старпом. – Да я на «слабо» не брался уже в то время, когда у тебя и утренних поллюций ещё не было!
Старпома нужно было только завести (пол-оборота) на необходимое дело, и всё – быть не сделанным у дела не оставалось никаких шансов. Нет, старпом знал, конечно, про то, что в мире существуют законы логики, физики и здравого смысла, но тайфун его удали сметал их, как щепки, и оставлял валяться на периферии границ разумного.
– Записать в вахтенный журнал! Начали отработку противолодочных манёвров! Хода и курсы переменные! Та-а-ак. Штурман! Что ты на меня смотришь так грустно, как будто я твоя первая любовь? Следи там, чтоб в банку какую не впилились, счас крутиться будем, за касатками следить! Не надо глазами из глазниц доставать, не надо – ты же профессионал? Ну вот и профессиональ!
Антоныч обречённо вздохнул и достал пилочку для ногтей – спокойная вахта явно закончилась. Нет, ну понятно, что после двух месяцев подо льдом в общем-то уже становится скучно и хочется разнообразия, но обычно под словом «разнообразие» следует понимать вещи в некотором роде отличные от слежения за китами в подводном положении.
– О, так их же акустики слышат сейчас!
– Сергей Александрович, ну пожалуйста, ну их акустики уже три дня слышат. Весь экипаж уже в акустической рубке их послушал, вы как будто в увольнительной были, такое ощущение. – Антоныч усердно полировал ногти.
– Да? Придётся наказать ведь вислоухих! Не доложили родному старпому, ну ты подумай, а! – Старпом убегает к акустикам, и мы жмуримся, чтоб брызги крови в глаза не попали.
– Самец и самка! – радостно докладывает старпом, выбегая из рубки минут через десять.
– Эдуард, скажи ему уже.
– Сей Саныч, прошу разрешения доложить! Согласно записям в трюмном журнале учёта воды и гидравлики, пара китов-касаток была обнаружена акустиками три дня назад, вот, видите запись в журнале? Далее в результате следственных экспериментов было установлено, что это самец и самка, для последующей их идентификации без унижения личного достоинства им были присвоены имена Фаддей Фаддеевич, в честь исследователя Арктики Белинсгаузена, и Нина Петровна потому, что других женщин – исследователей Арктики, кроме Демме, никто не вспомнил. Согласно дальнейшему акустическому портрету пары у акустиков и распечатка имеется, были сделаны выводы о том, что Фаддей Фаддеевич активно ухаживал за Ниной Петровной, пел ей песни и возможно даже декламировал Пастернака, что в итоге ожидаемо привело к капитуляции Нины Петровны и их спариванию. Вот, будьте добры – запись в журнале об этом факте. Далее Фаддей Фаддеич поёт уже не так активно, сейчас, скорее, они просто изредка переговариваются. В общем, всё стандартно, как у млекопитающих.
– Бля, Антоныч. Вот это у вас на широкую ногу тут поставлена научная деятельность!
– Ну. А вы как думали? Просто нет сил уже смотреть на эти унижения: «ой, смотрите, рыбки!», «ой, надо же, это самец и самка!» – и слюни по всему главному командному пункту.
– Боцман! Право руля! Антоныч, подверни турбинками – видишь же, на правый борт уходят!
– Эдуард, – Антоныч не шевелился, – ты же записываешь за мной афоризмы и гениальные изречения? Запомни, когда станешь взрослым и будешь нести вахту инженер-механика, никогда – это слово разбей на слоги и подчеркни, – ни-ког-да не выполняй метафорических приказаний «подверни турбинками», «реверс», «назад, назад, блядь!!!» и прочей гусарщины. Делать надо вот так…
Старпом всё это время грустно смотрит на Антоныча.
Антоныч делает суровое лицо:
– Товарищ старший помощник! Прошу уточнить направление вращения и обороты турбинам!
– Ох, бля, какие же вы скушные! Боцман! Руль прямо!
– Зато безаварийные, – бурчит Антоныч.
А вы когда-нибудь завидовали китам в море или дельфинам? Ну вот тому, как они идеальны – даже птицы, я думаю, им завидуют: они естественны в своей среде обитания, свободны, и вода всё время струится по их телам, и можно вверх, можно вниз, можно вот так вот покувыркаться и сделать «пффф» водой – ну согласитесь, это же завораживающе прекрасно!
Фаддей Фаддеевич и Нина Петровна, за что им отдельное спасибо, никуда не торопились, плыли довольно ровно и спокойно: посвистывали, тёрлись друг о дружку и всячески наслаждались той ступенью, на которую их поставила эволюция. Да и куда им торопиться-то, если подумать? На премьеру очередных «Мстителей»? Ипотеку оформлять? К старту продаж нового телефона? Голосовать на выборы? Домой, пока пробки не начались?
Вот где-то нас наёбывают, товарищи, вам не кажется? С одной стороны, эволюция постаралась, конечно, но вот как так могло получиться, что киты могут наслаждаться своей жизнью, плавая от её начала и до конца, с перерывами только на спаривание, еду и потереться друг о дружку (то есть вообще без перерывов), а люди – нет? Люди ноют всю жизнь, что им трудно учиться, тяжело работать, начальник у них долбоёб, сосед алкашина конченый, машина всё время ломается, бензин дорожает, а в метро давки, проценты по кредиту слишком высоки, а зарплата слишком маленькая, и как вообще найти себе пару, если вокруг одни нищеброды или корыстные проститутки, дети не слушаются и дерзят, а в магазине всё время пытаются подсунуть просроченную колбасу или недовесить сахара, по телевизору смотреть нечего, фильмы в прокатах не те, что были раньше, и вообще – вот раньше-то было заебись, не то что сейчас! Или: там-то вот заебись тоже, хоть и сейчас, а не раньше, не то, что здесь, – здесь и раньше-то было не особо, что уж про сейчас говорить! Если провести параллель с китами – то когда люди вообще плавают-то? И кто тогда из них более разумен? Вам же тоже кажется, что киты?