Крестовые походы - Вадим Нестеров

Крестовые походы

ЭПОХА КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ

В истории классического западноевропейского средневековья нет, вероятно, эпохи, более захватывающей воображение своей грандиозностью, размахом и величием, чем эпоха крестовых походов, продолжавшаяся с конца XI до самого конца XIII века. Это было время масштабных военных экспедиций западных держав и католической церкви на Ближний Восток, ставивших своей официальной целью освобождение Святой Земли от неверных — мусульман и завладение общехристианскими святынями, отданными якобы на поругание Исламу.

Следует отметить, что, однако, ни сами участники этих походов, ни современные событиям авторы не называли подобные экспедиции “крестовыми походами”. Да, собираясь в Святую Землю, за море они, по терминологии того времени, “принимали крест”. Но совершали они, по их мнению, “хождения”, “паломничества” и т.п. Сам термин “крестовые походы” возник, как считается, лишь в последней трети XVII века, появившись в названии первого научного труда по этой теме — сочинении придворного историка Людовика XIV Луи Мэмбура под названием “История крестовых походов”.

Итак, что же привело к началу столь масштабных, мировых по меркам того времени, экспедиций европейцев на Ближний Восток? Что заставляло на протяжении почти двухсот лет десятки тысяч людей отправляться, зачастую оставив хозяйство, родину и т.д., в мало известные многим из них, но сильно манящие земли знойной Палестины?

Говоря о крестоносном движении, его характер часто определяют как “военно-колонизационный”, и в этом, безусловно, заключается большая доля правды, если речь идёт о европейских феодалах, а также отчасти и крестьянах, участвовавших в походах. Однако стойкость этого движения, особенно на первых порах, нельзя объяснить только стремлением приобрести новые земли на Востоке и интересами международной политики. Чтобы понять причины крестовых походов, нужно обратиться ко всем основным моментам переживавшейся в то время Европой и Византией истории.

Жизнь европейцев в конце X — начале XI столетия была связана с большими испытаниями. Рубеж тысячелетий как всякая крупная дата прочно утвердил в настроениях большей части общества мысль о близящемся конце света, пророчества о наступлении которого то и дело будоражили сознание людей. И действительно, казалось, что природа, словно повинуясь начертанному свыше плану, являет все признаки этого. На протяжении всего XI века территории Франции, Германии, Англии неоднократно подвергались различным стихийным бедствиям, их население терзали бесконечные эпидемии инфекционных болезней. Подсчитано, что с 970 по 1040 год 48 лет, то есть больше половины, были неурожайными. Практически непосредственно перед началом походов Европу потрясли так называемые “семь тощих лет”, когда на её территорию обрушились наводнения, заморозки и — как следствие этого — голод. В прирейнских областях Германии и Франции в июне выпадал снег, полностью губя урожаи зерновых. Как свидетельствуют авторы средневековых хроник, среди местных жителей тут и там отмечались случаи людоедства, пойманных на месте преступления власти вешали, но ночью на место казни приходили другие, снимали трупы с виселицы и поедали их. Сокрушимые удары наносили повторявшиеся каждые два-четыре года эпидемии чумы, после которых во многих городах и деревнях Запада оставалось не более трети жителей. Повсеместным явлением стал побег крестьян из поражённых голодовками и эпидемиями районов. Понятно, что среди подвергавшихся таким напастям крестьян и бедных горожан апокалипсические настроения не исчезали и усиливались с каждым годом, а стремление вырваться из этого ада, усугублявшееся к тому же не уменьшавшимся гнетом и произволом со стороны своих сеньоров, пусть даже в неизведанные земли Востока, неизбежно должно было найти себе выход. Искренность их порыва, звавшего в Святую Землю не только в поисках материального благополучия, но и ради достижения “идеальной” цели возвращения Гроба Господня христианам, не подлежит сомнению.

Иные цели преследовало шедшее в крестовые походы западноевропейское рыцарство. Можно утверждать, что практически с самого начала в их устремлениях превалировало желание приобрести новые земли, новых подданных, новые богатства, а желание отвоевать христианские святыни, как правило, отходило на второй план, уступая место неприкрытому стремлению к наживе и политической выгоде. Тяга крупных и мелких европейских феодалов к новым землям была вполне понятна. В Европе того времени существовал такой порядок наследования (майорат), при котором вся земля передавалась старшему сыну. Остальные же пополняли ряды безземельного рыцарства, которое, но понятным причинам, не всегда могло найти себе применения на родине. Ситуацию осложняло ещё и то, что в самой Европе уже не было возможности для внутренней колонизации, ибо бесхозных земель попросту не было. Окраинные государства типа Германии и испанских королевств ещё могли как-то попытаться удовлетворить свои интересы за счёт колонизации приграничных регионов (земель славян и прибалтийских народов, арабских территорий на Пиренеях); у остальных такой возможности не было. Кстати говоря, крестовые походы как экспедиции против “неверных” начались несколько раньше и в ином месте — на Пиренейском полуострове против существовавшего там арабского государства, представляя собой как бы своеобразную репетицию того массового движения на нехристианский Восток, которое мы видим в конце этого столетия.

Помимо расчёта на новые земельные приобретения, многих рыцарей манила в Палестину и возможность избавиться от долговых обязательств перед ростовщиками. Привлекали их и рассказы бывавших там паломников о сказочных богатствах, благодатном климате и т.п.

Крупных европейских феодалов — графов, герцогов — вело желание освободиться от сковывающих рамок вассальных отношений, связывавших их в Европе с королями, и стремление основать по европейскому образцу свои собственные государства, где они могли бы стать полноправными властителями (ожидания некоторых из них, особенно после первого и четвёртого походов, действительно оправдались).

Однако не одни феодалы и крестьяне стремились на Восток в поисках счастья. Богатые земли привлекали и пристальное внимание крупных торговых городов Средиземноморья, в первую очередь республик Италии, давно установивших достаточно тесные контакты с арабскими купцами и имевших даже торговые привилегии в ряде регионов восточного Средиземноморья. Это были Венеция, Генуя и Пиза. Завоевания турок-сельджуков нанесли серьёзный удар по их роли посредников в торговле между Востоком и Западом, поэтому они надеялись приобрести собственные фактории в этих землях. Купеческие республики Италии стремились осла-, бить и своего главного реального торгового соперника — Византию, которая хотя и ослабла к концу XI века, но всё ещё контролировала значительную часть торговли в восточной части Средиземного моря. Вытеснить же империю с рынков можно было только с помощью вооружённой силы, что и показала в дальнейшем история крестоносного движения (особенно в IV походе). Этим и определялся большой интерес, который буквально с самого начала проявляли к этой акции итальянские города. Их правители осознавали, что реально только они (в силу своего финансового могущества) в южной Европе могут сыграть весомую роль в снабжении крестоносного воинства оружием, продовольствием„ транспортом, организовав доставку участников походов на Ближний Восток морем, а не сушей. Их расчёты, равно как и затраты, многократно оправдались.

Решающую роль в идеологической подготовке и организации крестовых походов сыграло римское папство. Именно ему принадлежит формулировка официальной идеи “освобождения Гроба Господня” как программного лозунга и знамени этого предприятия. Во многом успех первых походов, активность европейского общества объясняются активной деятельностью римских пап, освободившихся от бремени светской власти, до начала 80-х годов XI века сковывавшей действия епископов Вечного города. Благодаря самостоятельности папского престола, достигнутой усилиями Григория VII и затем Иннокентия III, росту его влияния на королевские дома Европы, на континенте удалось создать атмосферу единого порыва, объединившего на первых порах различные социальные слои западноевропейского общества, способствовавшего достижению целей, которые преследовали сами папы. А цели эти были явно далеки от христианских добродетелей, представляя собой воплощение той агрессивности папства, которую оно проявляло в это время в отношении некатолического мира. Не следует забывать, что прошло всего сорок лет с момента так называемого Великого раскола в христианстве в 1054 году, давшего начало двум большим церквам — римско-католической на Западе и греко-кафолической на Востоке. Римские папы, относясь к восточным христианам как к раскольникам и подчас даже как к еретикам, стремились всеми силами физически подчинить себе восточную церковь и территориально, и организационно, и духовно. Подобная экспансия укладывалась в общую теорию, которой придерживался Рим. Согласно учению о главенстве римских пап, именно они должны были являться высшими руководителями всего христианского мира, включая, разумеется, и византийские земли. Поэтому, говоря о необходимости формального объединения, они всегда лелеяли в душе план подчинения восточной церкви, от которого в принципе не отказались и по сей день. Кроме того, папство стремилось установить господство и над мусульманским миром, создав на Востоке новые христианские владения, подвластные папскому престолу. Агитируя в пользу крестовых походов, римские епископы стремились решить ещё одну, уже чисто внутриевропейскую задачу — освобождение Европы от того социально опасного балласта в лице бродячих рыцарей, маргинальных слоёв города, который к тому времени был весьма значителен. Характерно, что проповедники папских идей этого не скрывали. Так, главный идеолог Второго похода, знаменитый деятель монашеского движения, выдающийся богослов Бернард Клервоский открыто писал об этом в своих трактатах. Кроме того, уже в ходе походов выяснилось, что призывы к пожертвованию на походы (их сбором занималась, главным образом, церковь) дают вполне ощутимые материальные плоды — многие участники крестовых походов, уходя на Восток, отписывали церкви свои земли, дарили ценные подарки, принося немалый доход. Характерно, что даже после окончания крестоносного движения церковь продолжала собирать средства на освобождение Святой Земли, используя их на своё усмотрение.

Притягательность богатых восточных земель объяснялась и тем, что в Западной Европе уже давно с V века, благодаря хождениям в Иерусалим на поклонение пилигримов, среди определённой части общества сложились представления об этих землях как о своеобразном земном рае. И дорога в этот рай, несмотря на всю неразвитость и фантастичность географических представлений того времени, была достаточно хорошо известна. На протяжении всех этих столетий вереницы паломников ежегодно двигались к христианским святыням Палестины. Среди них были не только преисполненные религиозного рвения люди. Многонациональные скопления паломников включали в себя и купцов, совмещавших душеполезное с практическим, и монахов, оставивших после себя описания Святых мест, и рядовых людей, совершавших паломничества по обету либо просто по зову сердца. К началу крестовых походов в Европе установились накатанные пути, ведшие через Италию или Балканский полуостров по старым, ещё римского времени дорогам, к Константинополю, а оттуда, через проливы, дальше на юго-восток, в Палестину. В XI веке туда стали отправляться и знатные европейские рыцари, иногда в сопровождении значительной вооружённой свиты.

Слухи и рассказы людей, посетивших Святую Землю либо наслышанных о ней, часто — помимо повествований о иерусалимских чудесах — сводились к описанию того блистательного богатства, которое они наблюдали в Византии и на Арабском Востоке. Действительно, для среднего европейца того времени уровень тамошней жизни казался сказочной мечтой. Европа кануна крестовых походов может быть (конечно, в первую очередь в “бытовом” смысле) названа варварской по сравнению с этими регионами. Маленькие, тесные и очень грязные европейские города с населением 2-3 тысячи человек, небольшие и не очень в своём большинстве уютные рыцарские замки меркли перед храмами и дворцами византийских и восточных владык, роскошью восточных городов. А привозимые с Востока дорогие ткани, пряности, ювелирные украшения создавали впечатление о необычайном богатстве восточных земель и, вероятно, лёгкости, с которой всё это при определённых условиях может быть обретено. Этим и объясняется то поистине детское восхищение, с которым крестоносцы говорили о богатствах Константинополя после его захвата в 1204 году (см. приложение).

Как это ни парадоксально, но большую роль в подталкивании Запада к агрессии на Восток сыграла невольно и сама Византия. Дело в том, что к концу XI века эта бывшая некогда могущественной держава оказалась в сложном положении. С востока её сильно теснили новые захватчики — турки-сельджуки, которые, разгромив Багдадский халифат и отчасти государство Фатимидов, в 1071 году нанесли византийским войскам страшное поражение при Манцикерте, в результате которого в плен попал византийский император Роман Диоген, чего прежде в истории этого государства не бывало, и отняли у Византии большую часть Малой Азии. С запада империю теснили норманны, отвоевавшие у неё владения в южной Италии. Правда, благодаря привлечению на свою сторону в качестве союзника Венеции, Византии удалось приостановить победное шествие северян. За это Венеция получила многочисленные торговые льготы и целый квартал в Константинополе.

После победы при Манцикерте турки-сельджуки, вдохновлённые успехом, готовили новое наступление на Византию. С севера империи угрожали печенеги. В 1091 году они сумели подойти к самым стенам Константинополя, но византийцам удалось отбить этот нежданный натиск, заключив договор с половцами, которые и разгромили печенегов. Будучи окружена врагами, империя неоднократно обращалась к европейским государствам с просьбами о помощи. Однако за те годы, пока в Европе эти запросы обсуждались, страна сумела найти выход из создавшейся ситуации. Поэтому когда накануне крестовых походов некоторые западноевропейские правители выказали готовность прийти на помощь, Византия в ней уже не нуждалась так остро, как в предшествующее десятилетие. Подобный отказ породил в душах многих правителей Запада негативную реакцию, которая способствовала росту агрессивных настроений в их среде и готовности во что бы то ни было принять участие в походах на Восток даже без учёта интересов империи.

К походу против турок и освобождению Гроба Господня призывал ещё папа Григорий VII, однако, занятый борьбой с германским императором Генрихом IV, он не успел организовать это движение и возглавить его. Проповедь священной войны против неверных была возобновлена папой Урбаном II. На церковном соборе во французском городе Клермоне в 1095 году он выступил перед огромными толпами людей, призывая их отправиться на освобождение Гроба Господня, стимулируя собравшихся обещанием огромных богатств и покровительства, которая церковь окажет всем участником этой экспедиции. Желавшие участвовать в походе тут же принимали крестоносный обет, заявляя о своём желании встать в ряды защитников правой веры. Знаком принятия обета был красный крест, который рыцари нашивали на свои плащи.

Участникам похода предоставлялись большие льготы. Их имущество и семьи на время отсутствия находились под охраной церкви. Принявшие крест освобождались от уплаты долгов на время пребывания в крестовом походе. Последнее особо привлекало множество рыцарей, задолжавших ростовщикам. Крепостные, отправлявшиеся в поход, освобождались от власти своих господ.

По инициативе папы во многие районы Европы были отправлены специальные проповедники, которые, повествуя о бывших им якобы видениях и чудесах, означавших необходимость участия в крестовом походе, подталкивали экзальтированные массы к принятию креста. Среди этих миссионеров особо выделялся Пётр Пустынник, будущий духовный глава и активный, хотя и недобросовестный участник Первого похода.

Сам по себе Первый поход, начавшийся весной 1096 года, делится на две части — так называемый “поход бедноты” и собственно рыцарский поход. Прежде всего в поход стихийно ринулись, привлечённые обещаниями безбедной жизни, крестьянская беднота и представители маргинальных городских слоёв. Костяк этого похода составили бедняки северной и средней Франции, привлечённые речами Петра Пустынника. К ним примкнули и крестьяне из ряда районов западной Германии. Собравшиеся толпы пилигримов (как они себя называли) в количестве примерно 30 тысяч человек, практически не вооружённые, двинулись в сторону Константинополя. Душевный порыв этой массы был весьма велик — по свидетельствам современников, многие крестьяне продавали всё своё имущество, дома, оставляя себе лишь орудия труда, и в таком виде, с семьями направлялись в неизведанные края. Во главе этого “похода бедноты” стал Пётр Пустынник и неимущий рыцарь Вальтер Голяк. Неорганизованная толпа продвигалась по старому пути паломников — по Рейну и Дунаю, зачастую дотла разоряя местности, через которые она проходила, поскольку о снабжении продовольствием и транспортом этой вольницы никто заблаговременно не позаботился. Грабежи и разбои, совершаемые ими, восстанавливали против крестьян местное население, которое уже с этого времени начало относиться к крестоносцам с опаской. Ситуацию усугубили рыцарские банды, которые порой примыкали к этому воинству по дороге — грабежи и мародёрство в их исполнении были особенно жестоки.

Предупреждённые о приближении столь воинственно настроенной массы “крестоносцев”, правители Венгрии и византийские чиновники в Болгарии^ также само местное население были вынуждены организовать вооружённый отпор “паломникам”, которым не давали уклоняться от заданного маршрута и жёстко пресекали все попытки грабежа с их стороны. По прибытии заметно поредевшей армии крестьян в Константинополь византийские власти поспешили во избежание нежелательных эксцессов переправить их через проливы в Малую Азию. Оказавшись на азиатском берегу, без всякого вооружённого прикрытия, не имея чёткого руководства и плана действий, отряды бедноты достаточно скоро пали жертвой турок-сельджуков. Двинувшись на юго-восток, они успели достичь лишь небольшого городка Никея, недалеко от которого были почти все перебиты врагом. В этой резне уцелело около 3 тысяч человек, которые сумели добраться до берега моря и переправиться назад в Европу. Среди счастливо спасшихся оказался и Пётр Пустынник, который заблаговременно покинул крестьянский лагерь и тем самым спас свою жизнь.