– О чем ты думаешь? – Коля заметил, что я задумалась.
– Ни о чем! – не рассказывать же ему про тетю Иру.
Мы наконец-то добрели до лавочки и сели. Я выискивала в букете цветок с пятью лепестками, чтобы загадать желание. Коля по-прежнему молчал.
– Что ты сказать хотел?
Он замялся, очевидно, не зная с чего начать.
– У меня никого нет из близких, кроме вас с Женькой. Вы самые дорогие мне люди. Я никому никогда не рассказывал то, что рассказывал тебе.
– Коль, да что случилось-то? – перебила я.
– Я попрощаться хотел, вдруг не увидимся больше!
– Как это попрощаться?
От главного корпуса прямо к нам шли Филя с Сёмой.
– Я в армию ухожу! Повестка пришла!
Коля их не сразу заметил. Они подошли к нам.
– Здорово! – Филя пожал руку Коле.
Сёма сделал тоже самое.
– Ну, че, уходишь? – спросил Филя.
Коля кивнул.
– На хрена? – возмутился Сёма. – Че те делать б… больше нечего?
– Я ему говорил, давай денег соберем – отмажем! А он уперся, как баран, пойду служить! – поддержал Филя.
– Да, шел бы ты! – отмахнулся Коля.
– Не, я тя не понимаю, Колян! – не унимался Сёма.
– Да, хорош уже! Отвали ты от него! Решил так решил! Че теперь?! Мы те шикарные проводы устроим, всем Техасом! – Филя крутил на руке толстую цепь.
– Слышь, пойдем! Нам еще к Толстому тащиться! – вспомнил Сёма.
– Лано, короче, вечером у Сашки!
Они ушли.
Мы посидели еще минут пять и тоже побрели к дому. Он думал о чем-то о своем, а я просто не знала, что говорят в таких случаях.
У самой квартиры, он попросил:
– Дай мне фотку на память!
Не люблю фотографироваться, получаюсь всегда по-дурацки, не нравлюсь себе. Отдала ему фотографию, на которой смеюсь, стою, прижавшись к двери. Меня фотографировал брат, она показалась мне самой удачной.
Мне стало ужасно грустно, я не хотела, чтобы Коля уезжал. Обняла его и заплакала. Было такое чувство, будто я потеряла, что-то драгоценное. Будто сейчас все изменится, а остановить это я никак не смогу. Это хуже всего, когда ощущаешь, что сделать ничего нельзя.
– Малыш, ты чего загрустила, а?! Подумаешь, армия! Ты чего?
– Не хочу, чтобы ты уезжал!
– Перестань, два года всего. Это ерунда!
Я заплакала, и он, как-то по-особому прижал меня к себе. Так прижимают родных. Я знаю, что ему было тяжело, но он никогда не показывал вида. Только по тоскливому взгляду его бледно-зеленых глаз, можно было догадаться.
Проводы, действительно, вышли шикарными. Много народу и выпивки. По очереди все говорили тосты. Больше всего мне почему-то запомнился тост Филимона. Он встал с серьезным лицом и сказал:
– Было два друга. Ну, один влюбился в девушку. Ну, типа туда-сюда – шуры-муры. Решил на ней жениться. Пошел к родителям, просить руки. Ну, значит, приходит. Отец девушки говорит, если хочешь, чтоб я ее тебе отдал, то ты должен провести в ледяной пещере на горе три дня и три ночи прикованным. Ну, тот подумал, согласился. В пещере снег, лед, холодрыга. Приковали его. Первая ночь, ему холодно. Уже синий весь, замерз, чуть ли не до смерти. Раз, вдалеке около выхода из пещеры разгорелся гигантский костер – согрел его. Вторая ночь снова ему холодно, снова прямо в последний момент костер разгорается, опять его согревает. Наступает третья ночь – то же самое. Из ниоткуда появился костер супер гигантских размеров – согрел его. По истечении третьего дня пришел отец девушки, снял с него оковы. Все, типа, ты выдержал, давай к свадьбе готовиться. Тот на радостях бежит к другу. Прибегает к нему, ну, стучится – выходит мать парнишки. И говорит, что он умер. Он у нее естественно спрашивает: «Как? Из – за чего?». Она ему отвечает: «Когда ты в первую ночь в пещере был, он собрал весь хворост, который нашел вокруг пещеры, и развел костер, чтобы тебя согреть. Во вторую ночь он вынес из дома все, что горело, и снова разжег костер, чтобы тебя согреть. В третью ночь он не нашел ничего, что можно было жечь, чтобы тебя согреть, и поджег себя». Так выпьем же за настоящих друзей!
– Во, блин ты загнул! – удивился Сёма.
Все чокнулись.
– Да, лано, Колян, дембель не девушка – мимо не пройдет! – обнадежил Филя.
– О, наконец-то, родная зажигалка! Э, слышь, откуда она у тя? Неделю уже ищу! – обрадовался Филимон, глядя на закуривающего Сёму.
– У Наташки на кухне нашел!
– Угу, тихо спи…л и ушел, называется нашел!
– Так, тихо вы, черти, не жужжите! – сказал Ким. – Колька, раз уж ты идешь отдавать долг, который не занимал, желаю тебе, чтобы ты его побыстрее отдал. Если в пеленках не сдох, не сдохнешь и в портянках. У меня же брат служил на зоне, и нечё, жив-здоров, проблем не знает. Одним словом, служи, как наши деды.
Потом встал Сашка Козаков:
– Ща, пацаны, я реальный армейский тост вспомнил. Слушайте, короче, стихотворение:
– О, ты смотри, выучил! – Удивился Сёма.
Тостов говорили еще много, шутили. Женя с Колей потом ушли и пили вдвоем.
Утром мы проводили его до военкомата. Он улыбнулся на прощание, как-то по-детски, больше он так не улыбался уже никогда. С тех пор прошло много лет, а я все еще помню эту улыбку – грустную, наивную. Если бы Коля знал, что ждет его там?! Если бы знал!
Через неделю все вернулись к своим делам и забыли думать про Колю. Жизнь продолжалась и как никогда была полна красок и чудес. Мы все так же бегали по дискотекам, собирались компаниями. Случались, конечно, мелкие драки, но кто придавал им значение.
Около «Индианы Джонс» стояли старые деревянные дома. В них жили люди, и они были не в восторге от такого соседства. Постоянные сборища пьяной молодежи, всякие стрелки, громкая музыка и прочее. Какой-то мужчина, дом которого был ближе всего, решил разобраться. Его забили ногами пятеро ребят. Он выжил, но остался инвалидом. Его жена потом кричала на нас, что мы нелюди, твари, сволочи ….
Я видела только, как его увезли в больницу. И многого не знала. Но мне стало жутко от всего этого.
Я спросила Женьку:
– Что случилось?
– Да, хрен какой-то, начал на наших пацанов вырубаться. Сам нарвался, первый полез! Не х… выё….ся!
Конец ознакомительного фрагмента.