Любовь зла
Слезы, слезы… платочек намок, к коже у глаз уже прикасаться больно. Пыталась, как могла, сдержать всхлипывания… как плакать стыдно… вдруг кто увидит… рыдания, словно вулкан проснувшийся, рвались наружу… нет, задавить, держаться изо всех сил, а то повылезут сейчас, любопытствовать начнут… нет, это слишком личное дело… горе всегда сторонится праздных зевак. Как же это случилось? Как я могла допустить? Где голова была, которой я всегда гордилась? Повелась на фигуру спортивную и пошлые знаки внимания, дура! Чем я думала? Смеялась над глупыми самками… далеко от них ушла? А ведь он меня не просто бросил… все растоптал, сволочь, всего лишил, одна жизнь осталась… и на что она мне?
Первая запись
Серега считался одним из самых классных парней нашего курса. Может толпа визжащих девчонок и не преследовала его, но вниманием он уж точно был не обделен. Симпатичный, высокий в комплекте с развитым телом и задатками комсомольского лидера– Серега был почти неотразим. Девичье внимание, ответственные должности, покровительственная доброжелательность педагогов, возможно, были вполне заслуженными. Я для него была пустым местом. Нет-нет, конечно, он знал как меня зовут и из какой я группы– и все. Никогда и никакого интереса он не проявлял к моей персоне, если бы не случай. Мы опоздали на автобус. У каждого были свои причины, но возможность добраться до города единственная– пешком. А это немало, километров восемь. Так уж получилось, что мы пошли вместе.
Чем уж таким я привлекла его внимание, осталось загадкой не только для меня, но и моих однокурсниц. Они недоумевали, злились, сплетничали, придумывали различные пакости, лишь бы разлучить нас. Я и сама удивлялась такой упорной привязанности Сереги. Высокая, с немного угловатой подростковой фигурой, довольно блеклой внешностью. Правда, некоторые утверждали, что я просто не умею следить за собой, а так данные у меня неплохие… не знаю, не знаю… Ну, конечно, я пользовалась косметикой. Стрижку модельную удачно в парикмахерской подобрали, но как-то все не то. Может дело в моей фигуре. Ну, не плоская она… и все же мне далеко до роскошных форм Наташки Шамовой. На ней природа не поскупилась: и бюст именно такого размера, когда парни тихо косеть начинают; и талия тонкая; бедра четко очерчены. Вот этой девушке подойдет любая одежда. Ей даже косметика ни к чему И все у нее так ярко, выразительно– идеальная ловушка для неосторожных парней. Я даже не скрывала, что презираю таких, как она. Участвовать в пошлых брачных играх озабоченной молодежи считала ниже своего достоинства. И все же я завидовала Наташке. Никогда при виде меня у парней не появлялось восторженного взгляда. Никто не совершал глупости ради меня. Да-а… благородные рыцари явно не торопились осаждать мою неприступную крепость. И вдруг Серега…
Следующая запись
Точно так же, случайно, мы оказались в одной постели. Мы даже не стремились к этому. Не было между нами ни бурных страстей, ни традиционных сцен ревности, ни бесконечных « люблю» с обнимашками по углам. Наш роман больше походил на приятное дружеское общение. Не раз Серега говорил, что отдыхает рядом со мной, что устал от надоедливых девиц. Ему было удобно– и, кажется, это единственная причина столь затянувшихся отношений. И вроде бы это открытие меня даже не удивило. Возможно, меня тоже привлекало удобство.
Свою первую « брачную» ночь я не помню. Собрались, выпили, причем хорошо выпили у кого-то на хате. Родители у этого кого-то удачно отсутствовали, нам никто не мешал. Проснулась утром, как из небытия выпала,– и сразу заболело все, что только могло болеть. Ну, голова– это понятно! Отдохнули мы, однако, вчера. Затекшее тело пострадало не только от неудобной позы. Рядом со мной похрапывал Серега. Интересно, как мы уместились на этом диванчике, где и одному-то тесно. Кажется, пьяным не только море по колено. Причина остальных болезненных ощущений тоже вскоре выяснилась, достаточно было добраться до туалета. Сереге я сказала не сразу, потом, уже вечером. Нет, я не ругалась, да и какой смысл скандалить, если он тоже ничего не помнит. И даже ничуть не расстроен. Ну, мол, всякое бывает, мы же взрослые люди, и что теперь мы можем не стесняться, что, вообще, все к лучшему. И мы не стали стесняться. Зачем теперь запирать сарай, если коров уже украли. Встречаться мы стали гораздо чаще. Причем Серега проявлял удивительную изобретательность, лишь бы только остаться вдвоем. И не всегда это было удобно. Мне кажется, даже самая сильная любовь начинает таять при виде грязного подвала, холодной ночной скамейки в парке, « внезапное увлечение грибами» с комарами и жесткой травой. Ладно хоть мать Сереги частенько отсутствовала. Где-то она там в горсовете числилась. Я уточнять не стала, хоть в Африке, лишь бы нас не застукала..Не стану врать, что была в восторге. Пожалуй, самым приемлемым для меня вариантом стал наш подъезд, когда любвеобильный кавалер, проводив меня домой, на прощание « одаривал меня сувениром»: конфетка у него припрятана для своей девочки. Никакого удовольствия, которое непременно должно случится, если верить рассказам более опытных подруг, я не испытывала. Но в подъезде Серега хотя бы не раздевался полностью. Все-таки раздетый мужчина пахнет очень неприятно, да и эти волосы… бр-р.. Еще темнота в подъезде спасала меня от лицезрения победного блеска в его глазах, довольной ухмылки. Блин, герой-комсомолец, выполнил свой долг перед народом. Порой меня это так раздражало, что я едва сдерживалась, но терять его не хотелось… терпела. Потом в открытую заявила, что подъезд меня больше привлекает… и ведь ничего не понял… ах, да, я, оказывается, такая шалунишка… он всегда готов порадовать свою девочку… Да, обрадовал! Когда до меня дошло, что с организмом не все в порядке, вдруг выяснилось, что это третий месяц беременности.
Следующая запись
Я стояла, молчала, только смотрела, как будто меня это не касается. Даже не могу сказать, ожидала я этого или нет, внезапное отключение от реальности– такое со мной впервые случилось. Еще в больнице, когда врач « обрадовала» сообщением о почти трехмесячной беременности, внутри как будто переключатель щелкнул, моментально разъединив меня с моей живой частью. Ни боли, ни эмоций– я двигалась, что-то говорила и… смотрела на себя со стороны. Серега опять ничего не понял. До чего же толстокожи эти мужчины. Чего-то доказывает усиленно, руками размахивает. Наверное, что-то важное, раз он так старается, послушать надо…
–Таня, ты же взрослый человек, должна понять, что мы сейчас не можем позволить себе это. Тань, ты чего молчишь? Неужели не понимаешь? Мы же пока студенты. Ни диплома, ни работы. Где ты жить собираешься? И на что? И потом, я просто не могу разачаровывать свою маму. Она меня одна воспитывала, надеялась, что я выучусь, найду хорошую работу, поддержу ее в старости– и что же выходит вместо этого: повешу ей на шею еще и женщину с ребенком. Это нереально, Тань. Может ты все-таки скажешь хоть что-нибудь? Я не отказываюсь, да, это мой ребенок, но не сейчас, Тань. Ну, есть же возможность решить эту проблему. Ну, срок у тебя еще позволяет. Если надо, я тебе даже деньги дам… Тань, ты что… да, подожди ты…
Я развернулась и пошла. Скучно, серо. Вроде давно уже поняла, что мой прекрасный принц всего лишь дешевая позолоченная картинка. И чего тянула? Даже какое-то облегчение сейчас испытала: его больше не будет. Именно так. Да, облегчение и еще что-то неприятное, чему мое внезапное отупение не давало проявиться. Вот так, пришло время и эта часть жизни отпала сама, как ненужная весной сосулька. Только жизнь пока не вернулась. Надо домой. Отдохну, отосплюсь, а там видно будет…
Нервы онемели, малейшая попытка растормошить их вызывала боль. Ну, и ладно. Может это и к лучшему…
Позор семьи
Следующая запись
После третьей пары вызвали к директору. О, надо же, родители мои здесь. Приодетые, смирные, лишний раз рот боятся открыть. Как на них « благотворно» действует общение с педагогами! Зато монументальная директрисса была в ярости. Я… такая-сякая… как посмела… хочу испортить жизнь замечательному юноше… из-за меня, легкомысленной особы, его матери пришлось скорую вызывать… я позорю их… я порчу показатели… и это накануне областной проверки… Вообщем, выдали мне документы. Я что-то там подписала, якобы по собственному желанию, пообещала больше ни разу, ни при каких обстоятельствах не переступать порог этого образцового учебного заведения, всегда бывшего на хорошем счету… и нечего всяким тут…
« Как же она на акулу похожа. Толстую педагогическую акулу с золотой челюстью. Зачем они зубы золотые вставляют? Это не только пошло, но и некрасиво. Зубы белые должны быть». – спасительный « а-ля-наркоз» явно загостился. Кажется, мой пофигизм их еще больше взбесил. « Дома поговорим»,– прошипели родители за спиной. Дома, так дома, значит пойду домой. Ну, конечно, что за сюжет без злорадствующих подружек. Окружили меня. Мордашки притворно– сочувствующие. Нет, уходить, так с музыкой.
–Все, пока девочки. Своего кавалера вам оставляю. Пользуйтесь! Только не увлекайтесь. Серега, оказывается, больше всего на свете боится расстроить свою мамочку. Так что не наседайте на него слишком.
Следующая запись
Я не торопилась. Слушать вопли своего папаши – не уж, увольте. Драть горло будет, пока с табуретки не рухнет. Надо, пожалуй, вкруговую пойти. Пускай к тому времени, как я домой заявлюсь, они хоть немного пары выпустят. Думаю, бутылочку они прикончить успеют. А после второй уже немного времени остается, потерплю, не впервой. Папаша у меня еще тот скандалист, особенно если поддаст. Всегда повод найдет, а уж сегодня… двух бутылок может даже не хватить. Мать опять рыдать начнет. Она всегда рыдает. Тоже, блин, семейная традиция, такая же отвратная, как обвисшие семейные трусы папаши. Его единственная любимая домашняя одежда… дома он имеет право ходить как угодно… будут ему еще тут указывать… вот заимею когда свою квартиру, тогда и буду распоряжаться… мне, дармоедке, положено уроки учить, а не родителей… они в мои годы уже сами себе на жизнь зарабатывали… Слышала-слышала, наизусть запомнила. До самой старости не забуду эту обрыдлую картинку « семейного благополучия»: зареванная пьяная мамаша в застиранной ночнушке, перекошенная от злости папашина морда. Интересно, сам он понимает насколько безобразен. Обнаженная худоба, местами покрытая седыми зарослями, оплывшая рожа с недельной щетиной, матерная брань, вылетевшая из его полубеззубой хавалки, становится еще похабней.
Привычное раздражение оказалось неплохим стимулятором и жизнь начала ко мне возвращаться. Что же мне теперь-то делать? Родители, понятно, орать будут. Надо ж было так глупо забеременеть. Вроде и предохранялись. Может стоило послушать Серегу. На что мне этот ребенок? Сделала бы все по-тихому… Теперь полгорода, наверное, знает. С учебой пролетела, работа тоже не светит. С такой безработицей кому нафиг нужна беременная клуша. Вот влипла! Тоже что-ли напиться, без
« наркоза» как-то резко поплохело мне. Ладно, схожу домой, там посмотрим.
Знала бы, так, вообще бы, не пошла. Народ дела побросал, на меня захотелось поглазеть. Мало своих соседей, еще и с других дворов понабежали. Устроили тут всенародный праздник. Может мне следует залезть на скамейку и открыть митинг в честь меня самой, речь толкнуть. Жуть какая. Поскорее бы до квартиры добраться…
Дверь они открыли сами. Уже прилично пьяный папаша потребовал сдать ему ключ. Я только плечами пожала.
–Вот, возьми. И что дальше?
–А дальше вон отсюда, шлюха!
–Перед всеми соседями опозорила. Как теперь людям в глаза смотреть будем,– это уже мать влезла.
–Могу я вещи свои забрать?
–Не заработала еще на свои вещи!–Папаша со всей дури пнул дверь.
Вот и все… стоять и тупо смотреть на захлопнутую перед носом дверь… Я ведь живу здесь, всегда жила… куда я пойду… может ждут, что я обратно проситься начну… ладно, раз уж хочется им покуражиться. Я постучала.
–Кому сказано, убирайся отсюда, потаскуха!
Следующая запись
Все, приехали называется. Я медленно спускалась по лестнице. Внутри разрасталась боль, словно колючий черный паук, плела свою страшную паутину… нет, только не поддаваться панике… нет, не сейчас… иначе я завизжу, как перепуганная маленькая девочка… так уже было когда-то… они забыли меня на вокзале… я видела, как они сели в автобус, как автобус поехал… я не успела добежать… я тогда кричала сильно… надо уйти куда-нибудь…это надо просто пережить. Потом я успокоюсь, все обдумаю. В глазах потемнело, даже не помню, как вышла из подъезда, шла куда-то очень долго, пока не устала. Присела на скамейку. Весь этот кошмар начал, наконец, доходить до меня. Боль не оставляла, так разъедала изнутри, так иссушила, что, кажется, сейчас трещины пойдут. На помощь слезы поспешили… нет, нельзя плакать… это стыдно и бесполезно. Надо как-то успокоиться…
–Слышь, подруга, беда что-ли какая?
Весь из себя, навороченный мужик, лысый, здоровый и кошмарный устроился рядом со мной на скамейке. То есть это я оказалась рядом, все остальное пространство заполнил собой громоздкий незнакомец.
–Чего тебе?
–Да так, ничего. Дай вот, думаю, выйду, полюбопытствую, значит, кто там под моими окнами громко рыдает.
–Извини, сейчас уйду,– я вытерла слезы, собралась уже было встать, как мощная лапища вернула меня обратно.
–Сядь. Чего стряслось?
–Ничего. Я так… не обращай внимания.
–Уже обратил. Короче, сейчас мы заходим в помещение и ты мне все выкладываешь. Договорились?
Что ж, одно к одному. Чего ему нужно? Неужели считает меня такой дурой, что вот прямо-таки поверила ему. Да с такой рожей ему впору людей пугать в переулках, а не сопли вытирать незнакомой девице. Хотя… может это и к лучшему. Прирежет он меня сегодня – и… все проблемы решены. Я резко встала.
–Куда надо идти?
–Вон, видишь дверь открытую? Туда,– незнакомец хмыкнул.
–Чай будешь или чего покрепче налить? Да, кстати, меня Мукимом все зовут. И ты зови так же.
Коньяк сначала обжег горло, но вскоре приятная теплота заставила боль немного отступить.
–Татьяна или Таня. Зови как хочешь, мне все равно.
–Таня, значит. Голодная? Сейчас бутерброды соорудим. Сиди, не суетись. Я тебя, типа, на ужин приглашаю. А ты, давай, рассказывай.
–Зачем тебе это нужно?
–Да я и сам не знаю.Так, раз уж встретились… Из-за детских танцулек ты бы не стала так убиваться. Значит что-то серьезное, да?
Я тоже не знаю зачем ему все рассказала. Может просто надо было выговориться. Муким плеснул мне еще коньяка, поставил тарелку с бутербродами.
–Ты, давай, выпей. Коньяк хороший, не для продажи. Сейчас чай вскипит. Я вот что думаю, Тань. Ты пока здесь поживешь, ну, то есть у меня в магазине. Тут есть свободная комнатушка, приберись там. Завтра я старую мебель подкину. Не перебивай! Она все равно в гараже бестолку валяется. Деньжат подкину на первое время. Короче, ты будешь здесь работать, типа, уборщицей, сторожем, продавцам иногда будешь помогать. Зарплата у меня раз в месяц. Вот для тебя пока делаю исключение. Можешь считать это авансом. Тебя устраивает?
–Зачем ты мне помогаешь, Муким?
–За такую зарплату трудно найти хорошего работника. А ты будешь работать. Я знаю. В людях я немного разбираюсь.
–То есть я буду жить и работать здесь?
–Пока. Понимаю, условия не очень, но… Доверяй, но проверяй. Так, да? Ну, что, по рукам?
–По рукам.
Новая жизнь
Следующая запись
Если бы год назад мне сказали, что так радоваться буду должности уборщицы, я бы сочла это за оскорбление. Нет, ни в коей мере я не презирала людей, моющих полы или копающих канавы. Тут совсем другое. Отвращение– единственное чувство, всегда сопровождающее физический труд. Это чудовищное порождение вражьей силы даже бедную обезьяну в человека превратило, чему она вряд ли обрадовалась: от безмятежного бананового рая остались тогда лишь тоскливые воспоминания. Конечно же я умела работать и работала добросовестно. Не только хозяин, все в магазине были довольны мной. И как-то само собой сложились между нами приятельские отношения. Женщины мне вещичек подкинули, даже подкармливали меня разносолами со своих огородов. Иногда мы устраивали чаепития у кого-нибудь дома. Наверное, что-то не в порядке со мной. Не раз ловила себя на мысли, что мне скучно. Какие они… одноклеточные. Всю жизнь, изо дня в день одно и то же, заведенные механизмы, как сувенирные собачки на батарейках. Хозяин, по сравнению с ними, выглядел даже экстравагантно.