«Шустрый тургай!» – отметил про себя Хасан. Расставив ноги, схватил он мальчишку за плечи, легко поднял его над тротуаром. Широко раскрыв пасть и показав всем свои намерения разорвать трепыхающуюся как зайчонок жертву, Хасан неожиданно получил сзади удар ногой прямо в пах от Амалии.
– Ох! – задохнулся он от нестерпимой боли, выпустил мальчонку, присел на корточки.
Толпу буквально перегнуло пополам от смеха. Кто-то в хохоте вываливался из дверей магазинов, наблюдавшие за всем происходящим из окон едва не выпали на улицу. «А что случилось?» – испуганно спрашивали остальные, выглядывая из переулков.
Отдышавшись, Хасан вполне серьезно погнался за визжащей Амалией, однако девушка с братом благополучно добежали до художественной лавки, наглухо закрыв за собой дубовую дверь.
«Шаян-малай» позже прозвали Хасана уличные торговцы. С тех пор это прозвище к нему и прилипло.
Он часто появлялся в торговом дворе, прогуливаясь со своими дружками. То и дело заходил в художественную лавку. Кривил губы в улыбке, наклонялся над Амалией и проговаривал: «Всё равно рано или поздно ты будешь моей, синичка…»
Амалия побаивалась здоровенного, высокого, кареглазого, богато одетого юношу. Она отмалчивалась на его реплики, отводила глаза, хмурилась.
– Вот такая мне и нужна, – говорил Хасан, – ну прямо шамаханская царица!
Нехотя уходил он, окликаемый друзьями, во дворы, где высилась соборная мечеть и откуда доносился голос призывающего на пятничную молитву муэдзина.
На смену им по воскресным дням появлялись на улице Уфимской молодые ребята из близлежащего поселка железнодорожников, работающие в локомотивном депо и железнодорожных мастерских. Они дружной ватагой пересекали торговую улицу, прикупая что-нибудь из безделушек для своих подруг. Среди них выделялся явный вожак Антон. Чуть выше среднего роста, крепко сбитый паренек. Подойдя к лавке, он по-дружески кивал Фаизу, высыпая из огромных клешней семечки.
– Здравствуй, Амалька, – обворожительно скалился он белозубым ртом. Его серые глаза пробегали по всему телу Амалии, от чего она невольно съеживалась. Король заводских районов – всё, что смогла уловить она в смелом поведении белобрысого парня.
– А ну, продай мне вон ту свистульку, – протянул он монету Фаизу, – буду свистеть по путям железной дороги. Значит, это ты уронила Хасана при всех? – проскрипел он Амалии по-пацански. – Не испугалась! А ты не ссы, мальчонка, скоро наша власть наступит. Красная Армия уже на подступах к городу. Слышите, наверное, по ночам канонады, это наши их бьют. Разобьем их, тады посмотрим, кто будет хозяин. Мы будем жить как сможем, они будут жить, как мы захотим, дайте только власть в наши руки. Совет рабочих и крестьян уразумеет, шо с баями делать. Лично я бы их вот этой рукой! – сжав свою клешню, со свистом рубанул он, словно шашкой, по воздуху.
– Ленин, слышишь, что сказал? – спросил Антон девушку и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Есть один выход – путь к обществу без классов, нет бедных и богатых, все равны, каждому по потребностям. Здорово, да? Амалька, заживём! – блеснули его глаза. – Вся власть – рабочим и крестьянам, заводы и фабрики – достояние народа.
– А с Хасаном что будем делать? – усмехнулась Амалия.
– С Хасаном? – растерялся Антон, но, подумав, заключил: – Как со всеми, перевоспитывать будем.
– А если не получится? – расхохоталась девушка.
Тогда, разозлившись, Антон ответил:
– Он классовый враг, а с классовым врагом у нас разговор короткий, – задергал он желваками, блеск его глаз сменился тяжелым, непроницаемым взглядом.
«Всё, дальше его не надо доставать…» – оценила ситуацию Амалия и, как бы невзначай, сказала:
– А я тебя помню ещё с детства, когда мы все в начале лета собирались на сабантуе.
С Хасаном у Антона были особые отношения. Ещё в подростковом возрасте они постоянно соперничали между собой на сабантуе, который каждый год проходил у озера Аргаяш, после посевной. На берегу озера располагалась бревенчатая, с высоким куполом над крышей мечеть. Антон с отцом, будучи православными, смело заходили во двор «Агас мечети», проделывали такой же обряд, как и мусульмане, клали правой рукой монеты в зеленый ящик с прорезью – на нужды храма. Выслушивали молитву на арабском языке, которую тут же переводили на русский, и отец Антона благостно проговаривал:
– Всё енда по-нашему звучит: возлюби ближнего своего, почитайте старших, уймите гордыню.
Отец Антона был бригадиром в железнодорожных мастерских. Был жестким и требовательным, и в то же время умел ладить со всеми бабами и мужиками, за что его беспрекословно слушались и уважали.
Обернувшись к тем, кто не решался зайти во двор мечети, со стальным оттенком в голосе замечал:
– Бог един, и нет нам нужды держаться друг от друга поодаль. Россия одна и для башкир, и для русских, нам её подымать и строить.
– Ну, пока, Амалька! Приходи сегодня после полудня на митинг. Я тама речь толкну для моих сверстников! – Антон выскочил из лавки бегом. Вместе с товарищами, шумно, пробежали они по мосту, расшугивая по сторонам мирно гуляющих горожан небольшого уездного городка Челяби.
Всерьез и по-взрослому Антон и Хасан сошлись в марте, на масленице – на замерзшей реке, у стен Свято-Троицкого храма. Два лидера, два некоронованных короля – рабочих кварталов и богатых центральных дворов. Сошлись на кулачном бою. На кону – зеленая малахитовая шкатулка, доверху набитая червонцами и завернутая в дорогую шаль. Такой приз предложил победителю отец Хасана – Акбаш, властный, не терпящий противоположного мнения, бай. Всё по его, и никак по-другому. Акбаш давно сделал для себя вывод: здесь, в уездном городке, нет личности, которая бы посмела урезонить его, а потому было ему одиноко и скучно. Он брал на себя организацию всех городских дел, не доверяя никому. Единственный человек, который мог одёрнуть деспотичного бая – это имам с «Ак-мечети».
– Перед Аллахом все равны, несмотря на социальное положение. У нас в городе негласное соглашение о взаимоуважении, и, если кто его нарушит, это «харам», – строго говорил имам.
Акбаш знал возможности своего сына на сегодняшний день – большая шкатулка останется у них.
– Кулачный бой! Давай кулачный бой! Без судей, судить сами будем! – заголосила пьяная толпа.
Антон и Хасан, видя, что никто из них не уступает друг другу в ловкости и быстроте во всех соревнованиях, понимали, что остается только один способ, жестокий, но честный – выявить победителя в кулачном бою.
Антон, сняв с себя кожаную тужурку и фуражку, отбросил их товарищам. Прошел на середину реки, развернулся и звонко крикнул:
– Я готов!
– У-у-у! – загудела толпа, предвкушая яростную битву. С шумом с золотых куполов, освещенных мартовским солнцем, взлетела стая ворон, закружила над рекой, перелетела на другой берег, скрылась за «Ак-мечетью».
– Готов и я! – раздался с противоположного берега густой и зычный голос Хасана. Никто и не сомневался – кроме него, некому и соперничать с Антоном. Толпа расступилась, из нее вышел здоровенный, крутоплечий молодой батыр Хасан.
– Я готов! – повторил он и тоже прошел к середине реки. Меховая шапка с двумя свисающими лисьими хвостами, глубоко насаженная на голову – неизменный атрибут формы готового к жестокой схватке башкирского воина.
– Уралга! – призывно восклицала сторона, болеющая за Хасана. «Уралга» на тюркском языке означает «вперед, к победе!». Уры – древние предки башкир, заселявшие здешние уральские степи. «Алга» переводится как «вперед».
– Уралга! – гортанили друзья Хасана.
– Господа и барышни, мужики и бабы, а еще и товарищи! За победу в этом поединке я определил приз! – громко объявил Акбаш Шаяпов. – Большая малахитовая шкатулка с золотым колечком и царскими червонцами внутри нее. Все это завернуто богато расшитой шалью. А деньги в шкатулке, я вам скажу, немалые. Кто победит, тот будет волен распоряжаться ей, – отыскав глазами Амалию, закончил он под одобрительные аплодисменты горожан, собравшихся на мосту.
– И ещё, – переждав паузу, он махнул своей свите, – пять бочек вина для рабочего люда! – гаркнул Акбаш, довольно разглаживая окладистую седую бороду. Рев толпы заглушил последние его слова:
– Ай да Акбаш-бай! Вот и лады! – ржали, словно кони, мужичье. – Уважил народ!
За всем этим с ужасом наблюдали с колоколен священнослужители, неустанно перекрещивая толпу. Узнав о выходке Акбаша, имам уединился в самом дальнем углу молельного зала. Взяв в руки чётки, он о чем-то шептал про себя, иногда вздрагивая от доносящихся до него дурашливых взвизгов людей, собравшихся у моста.
Хасан с Антоном стояли друг против друга. Каждый из них понимал, для кого они пытаются выиграть богатый приз. Одна только мысль, что не он, а его соперник будет удостоен чести вручить золотое кольцо Амалии, приводила в бешенство их обоих.
– Хугыш! – скомандовал Акбаш и взмахнул рукой.
Соперники с яростью бросились друг на друга.
– Уралга! – кричали на все голоса друзья Хасана.
– Шаян, Шаян! – визжали девушки, поглядывая на Амалию, вот-вот готовую расплакаться от того безумства, что творилось из-за нее у стен храма. Сердце ее разрывалось, оба молодых человека были ей близки по-своему. Никому из них она до сих пор так и не смогла отдать предпочтения. Каждый по-своему интересен.
Хасан – веселый увалень, приветлив со всеми, мог запросто зайти в кабак, посидеть с работными людьми, угостить всех. И делал он это от всей души, а не ради дешевой славы.
Антон – мужественен, собран, склонен к философствованию. Его пытливый ум не давал никому покоя. Прочитав всех классиков литературы, а в последнее время – политические труды Ленина и Плеханова, он подолгу обдумывал, делал выводы, выплескивал прочитанное своим товарищам. Те, послушав, отмахивались от него: «Ничего не изменишь, в книге все гладко сказано, в жизни всё не так. Как были мы рабами, так и умрем рабами. Алчности буржуев нет предела и конца. Никакими законами не искоренить „рассейскую“ действительность». Делая такой горький вывод, расходились работяги по рабочим местам.
Слушать Антона и Амалии становилось скучно. Тогда она начинала подтрунивать над парнем, а он не мог сразу переключиться на юмор, терял мысль, становился смешным, и это умиляло её.
…Празднующая толпа, взявшись за плечи, раскачиваясь, пела:
– Шаян, шаян! – пищали девчата, навеселе, раскрасневшиеся на весеннем солнце после хмельного кагора.
Девушки, в отличие от мужчин, держались вместе, в одной весёлой компании. Им нравились оба претендента: бесшабашный, с клоунскими выходками, Хасан и мужественный, белобрысый красавец Антон, любящий делать подарки всем своим подругам. Красивая она или нет, ему было все равно, ко всем он относился одинаково. В драках Антон был непобедим. Его необыкновенно сильный, длинный молниеносный удар крошил любого. А когда подвыпившие мужички в питейном заведении устраивали бузу, он никогда не принимал в этом участия. Отказывал даже хозяевам кабака, когда те просили его разнять дерущихся. Равнодушно поглядывая на потасовку, Антон перешагивал валяющихся и уходил. Если бы Хасан, тогда да! – и причина была бы, тогда бы и вскочил с радостью. И вот – нашелся повод, пришло время посостязаться в полную силу.
«Только бы не пропустить его коварный удар справа, тогда пиши пропало…» – мелькали мысли в голове Хасана.
«Ну что, Шаян, вона как за тебя радеют девчонки! Оне веселых и богатых любят…» – злился Антон.
Первый прямой удар Хасана сотряс Антона.
«М-да, – оценил он, – тяжелая рука!»
«А-а, почувствовал мой кулак! – подумал про себя Хасан, услышав, как охнул от удара его соперник. – Осунулся, дружище… в последнее время не спишь, по ночам Ленина читаешь, листовки разбрасываешь… Отец мой всё про тебя знает… митинги в цехах устраиваешь, баламутишь простой народ. Звали мы тебя: давай с нами в торговый двор! Жил бы хорошо, родителей вытащил бы из нищеты. Так ты же вбил себе в голову: свобода и равенство…»
– У-у-ух! – реагировали обе стороны, наблюдая, как тяжело ложатся удары по разным частям тела соперников. Шёл открытый обоюдный обмен ударами. Никто не собирался прятаться в глухой защите.
Антон пропустил сильный встречный удар под локоть.
– Мама! – вдруг вырвался у него стон из груди. Показалось, будто мамка схватила и приподняла его, как в детстве, и закружила вокруг себя. «Мне страшно, отпусти!» – «Не бойся, сынок, – звонко хохотала она, – соколёнок мой!»
– Что с тобой? – подхватили падающего Антона товарищи. Все разом ахнули, когда Антон сполз с рук на растоптанный снег. Судорожно сгрёб ладонью со льда рыхлый снег, приложил к лицу. Отдышавшись, подхваченный дружками, вскочил на ноги.
– Фу! – тряхнул он головой. – Неплохо бьёт байский сын! Перехватило дух малость, сейчас… Погодь, погодь, братки! – и, с силой оттолкнувшись от друзей, снова выскочил на середину круга. Странная улыбка, превращающаяся в белозубый оскал, легла на его худощавое лицо.
Хасан, подбежав, встретил его прямым хуком. Антон наклонился вправо и ловко ушел от удара. Хасан провалился вперед, и тут произошло что-то непонятное – Антон выпрямился откуда-то из-за плеча соперника и, как по команде «Отпускай руку!», будто из стенобитного орудия, вылетел его кулак, со страшной силой врезаясь в квадратную челюсть Хасана.
– Всё, финита ля комедия! – произнёс один из свиты Акбаша, когда они склонились над Хасаном.
– Этот парень – бог кулачного боя, если смог уронить вашего сына! – удивленно произнес он, вернувшись к Акбаш-баю.
Толпа безмолвствовала. Каждый молча прокручивал в своей голове эпизоды схватки. Вот Антон уклонился, сделал шаг в сторону, выпрямился и тут же нанес ответный удар. Хасан упал навзничь, воткнувшись головой в снег.
Было непривычно – сам Хасан повержен! Грустно вздыхали девчата: сегодня он не будет гоняться за ними, вылавливать по очереди, нагло целовать в затылок, в шею – сегодня не его праздник, не его день. Близко приняв к сердцу проигрыш Хасана-Шаяна, хныкал в стороне мальчик Фаиз.
– А ну, расступись! – зло гаркнул Акбаш Шаяпов, быстро прошел сквозь толпу, по пути всадив крепкий подзатыльник оклемавшемуся сыну, отчего тот съёжился.
– Ну, я это, батя… – промямлил растерянно Хасан что-то себе под нос.
Акбаш-бай с женой Разией и своей свитой, пробравшись к месту поединка, остановились, ожидая победителя. Антон, отделившись от группы радостно ликующих товарищей, вразвалочку вышел навстречу делегации.
Акбаш прямо взглянул в глаза Антона, потом, кисло улыбнувшись, спросил:
– Значит, это ты наш гордый «Варяг»?
– Эта песня не про меня, – ответил Антон. – Они герои, а я – простой рабочий.
Еще раз смерив его взглядом, Акбаш громко, во всеуслышание, произнес:
– Таких, как он, у нас называют «Челяберкет» – по-нашему «гордый орел». А клоунов, – он покосился на своего отпрыска, – Шаяном! Вручаем победителю обещанный приз! – Акбаш протянул Антону малахитовую шкатулку, завернутую в дорогую, расшитую золотом, шаль. – Ты достоин сегодня этого подарка.
Толпа одобрительно закивала головами, разразилась аплодисментами, крича: «Браво! Браво, Челяберкет!»
– Выкатывай обещанное, Акбаш-бай! – загалдели мужички. – Будем, как ты сказал, за Челяберкета пить!
Довольный Антон, разглядев стоящую неподалеку Амалию, взялся было за шкатулку, но Акбаш вдруг резко притянул его к себе и тихо прошептал:
– Не вздумай дарить золотое кольцо Амалии…
– Что? – удивился Антон. – Вы же сами сказали, объявили всем, что победитель волен сам распоряжаться своим выигрышем!
– Послушай, молодой и горячий! – выдавил из себя Акбаш. – Посмотри на друзей Хасана – они тебе не простят, если ты прилюдно вручишь кольцо Амалии. Начнется потасовка, которая может перерасти в массовое побоище. Это между нашими народами давно сидит. Россия велика, но мы все разобщены. Вместо единого общества народы нашей страны предпочитают традиционализм…