Но сознание Скрипача металось в огне внутреннего ада. Что делать? Как спастись?!
Маэстро нутром чуял превосходящую силу врага.
Если он закричит или побежит, безумец вмиг воткнёт ему в шею столовый нож. Поднеся трясущиеся руки к лицу, Скрипач с силой сжал ладонями виски.
Сердце выпрыгнуло из груди и отбойным молотком застучало в голове.
– Мирзо, отдай мне твой самый кошмарный страх!
– Да забирайте его, забирайте!
Не в состоянии дальше вести бой неравных сознаний, Скрипач сдался.
Дать сумасшедшему то, что он просит! С больными опасно спорить.
Да и сил уже не осталось ни капли…
– Хорошо.
Спокойный, полный тепла и сострадания голос протянулся к душе Скрипача лучом солнечного света.
Подняв голову, маэстро с изумлением уставился в пронзительные, сияющие глаза прежнего Вритиэля.
Глава 3
Одиночество
Море умиротворённо дышало под ласковыми разливами солнечного света. Дневной жар развеялся маревом некогда обжигающего воспоминания, и вечер плавно вступил в свои законные права.
На подступах, где-то там, за горизонтом, стояла ночь. Её тёмный покой манил и пугал, соблазнял и наказывал, обещал и обманывал…
Волны неспешно, с чувством целовали её босые ноги. Глядя на заходящее солнце, Виктория не ощущала его тепла, не видела его света.
Её взгляд, проникая сквозь раскалённый диск, блуждал в притаившейся за ним тьме.
Тьма звала её.
Кажется, повторяла её имя…
Закрыв глаза, Виктория постаралась сконцентрироваться на звуке. Так и есть! Её имя отчётливо прозвучало из самой сердцевины ночи. Солнечный свет не проникал в глаза через тонкую плоть век.
Что-то мешало ему…
Что-то поглощало его…
И совсем скоро это что-то поглотит и саму Викторию.
Кто не различает свет, обречён сгинуть во мраке.
Раньше Виктория испугалась бы подобного утверждения. Но сейчас она радовалась ему. Так радуется ленивый школьник отменённому уроку. Так радуется нерадивый студент срыву экзамена из-за болезни профессора. Так радуется человек, впустую проживший отпущенные ему годы, их близкому завершению.
Сегодня вечером она умрёт.
Она ничем не болела. Здоровье редко подводило её, но она не сумела отыграть этим козырем у судьбы успешную карьеру или глубокий интерес к профессии.
Она не страдала из-за глубоко несчастной любви. Она вообще никогда не любила. Не горевала по умершему ребёнку.
Она никому не подарила жизнь.
Настало время отнять её у себя самой.
Виктория открыла глаза и взглянула прямо в лицо угасающему светилу.
Она давно не обвиняла ни его, ни Бога, ни даже себя в провале собственной жизни. В её пустоте и никчёмности.
Не отчаяние, но безысходность наполняло её душу.
А ещё – надежда.
Виктория надеялась, что жизнь прервётся окончательно вместе со смертью тела. И что её сознание угаснет навсегда.
И что вечной души не существует.
Ведомые принятым решением, её ноги начали двигаться сами собой.
Постепенно, шаг за шагом, она входила в тёплую морскую воду. Волны мягко накатывали и тут же предупредительно отступали. Виктория погружалась в дыхание огромного водного тела.
Море охотно принимало её в нежные предзакатные объятья…
Едва солнце спрячется за горизонтом – её дыхание навсегда растворится в приветливой морской бездне.
В последние минуты жизни Виктория остро, как никогда раньше, ощущала взаимосвязь с огненным сердцем бытия, с солнцем…
И вдруг его раскалённые лучи буквально впились ей в ногу.
Боль, дикая, невыносимая, сильнейшая из всех, когда-либо перенесённых ею в жизни, разорвала плоть.
Огненная лава бурным потоком полилась по венам, сжигая всё на своём пути.
Истошно заорав, Виктория заметалась во внезапно ставшей вязкой и тяжёлой воде.
Выбраться, поскорее выбраться на берег! Выйти из воды!
Судороги сводили агонизирующую конечность, огонь терзал хрупкую плоть.
Вода, недавний союзник, вмиг превратилась в злейшего врага. Волны, казалось, нарастали, самая маленькая из них поднялась до размеров девятого вала.
Проснувшимся хищным чудовищем море тащило Викторию в ненасытную утробу смерти.
– Помогите!
Сила собственного крика едва не оглушила её. Борясь с агрессивной стихией, она слабела с каждой секундой.
Цена за последующий вдох оказывалась вдвое выше предыдущей!
– Помогите!
Ворот блузки потянул её назад с такой силой, что Виктория почти задохнулась.
Ткань протестующе взвизгнула, разодравшись с необычайной лёгкостью. Треск рвущегося шёлка смешался с новым воплем Виктории.
Кто-то сзади оставил в покое её одежду и взялся непосредственно за тело.
Забыв про невыносимую боль в ноге, она вцепилась в чужие руки, почти содравшие с неё скальп. И кричала до тех пор, пока их владелец не вытащил за волосы её, мокрую и извивающуюся, на колючий коралловый песок.
– Поцелуй летучего голландца. Очень плохо.
Приятный женский голос развеял тьму.
Звёзды сияющими искрами замерцали на небосклоне.
– Слишком рано… – слова вырвались неожиданно для неё самой, вернув Викторию в отвергнутую ею реальность.
И вместе с ней вернулось и ощущение боли.
– А-а-а-а-а! – протяжно разнеслось над пляжем.
– Бедняжка, тут и не так заорёшь! Ты можешь не выжить. Боль, знаю, дикая. Я медсестра и сюда пришла прогуляться. И вовремя! Обычно человек умирает, если в первые же минуты не оказать требуемую помощь. У меня привычка такая – таскать в сумке средство от голландца. Сейчас я обработаю рану… Ой, сколько щупалец! Да у тебя не нога, а желе! Здорово тебя голландец обнял, страстно! Подожди, я перчатки надену. Ты кричи, кричи! Так легче боль переносить. Во-о-от… Отрываю щупальца… Стрекалок-то тьма… И все у тебя в коже! Вытаскиваю по одной… Та-а-ак… Ещё потерпи маленько. Кричи, я привычная, сколько криков наслушалась! Перевязки, уколы, да и голландцы эти… Чёрт бы их побрал…
Оглашая окрестности воплями и стонами, Виктория, периодически вырывая сознание из когтистых лап боли, сумела всё же рассмотреть спасительницу.
Фокусируя внимание на хрупком девичьем силуэте, заботливо склонившемся над её истерзанной плотью, она замучила себя попытками соотнести насыщенную недавность прошлого и выразительность настоящего.
Как могла эта слабая на вид девушка, почти совсем девчонка, вытащить её, довольно крупную взрослую женщину, из порядочной морской глубины?!
Несмотря на переживаемый шок, Виктория отчётливо помнила хищную жадность океанской бездны, заглатывающей её в своё тёмное беспределье…
– Вы… Кто? – речь давалась с великим трудом, будто адское пламя выжгло в сознание все смыслы и значения.
Борясь с пожирающей болью, Виктория чувствовала себя оставленной один на один с первобытными страхами и вожделениями.
Никогда ранее она так не боялась смерти, как сейчас.
И никогда раньше она не желала умереть столь сильно.
– Нельзя сдаваться, – девушка подняла голову и посмотрела на Викторию в упор.
Её глаза светились в ночи странным голубоватым светом.
«Холодный свет, как свет луны», – пронеслось в воспалённом сознании страдалицы.
– На самом деле мои глаза отражают только то, что ты готова в них увидеть.
Неожиданность реплики застала Викторию врасплох. Страх ледяной волной накатил откуда-то изнутри.
Дёрнувшись, Виктория попыталась поджать больную ногу под себя.
– Если ты это сделаешь, то умрёшь, – спокойно заявила девушка, продолжая обрабатывать рану.
Потрясённая отрешённостью её взгляда, Виктория заплакала.
Именно эту отрешённость, а ещё – покой искала она в вечном забвении.
– Я хочу умереть! – крик Виктории пронёсся над морской поверхностью.
Лёгкая рябь сменилась более крупными волнами.
Или ей это только показалось?
– А что же тогда не умерла? – ирония в голосе девушки смягчалась хорошо различимым сочувствием. – Если что-то хочешь по-настоящему, желание сбывается.
– Дай мне умереть!
Виктория попыталась оттолкнуть девушку, но её руки прошли сквозь ночную пустоту. Поражённая, она застыла с открытым ртом.
Вот же она, её незваная спасительница! Сидит рядом с ней на остывшем песке!
Виктория протянула руку и робко прикоснулась к хрупкому силуэту. И снова палец пронзил пустоту.
– А-а-а-а-а-а!!!
Истошный вопль всполошил прибой.
– Не кричи ты так! Чего боишься? Смерти не боишься, а от меня коленки трясутся? Какая тебе разница, кто я? Ты нуждалась в помощи. Ты просила её у меня. И я пришла. К тебе, между прочим. А ты толкаешься и голосишь.
– Ты кто? Призрак? – дрожащие губы едва выговаривали слова.
– Нет, я не призрак. Но можешь считать меня призраком, если хочешь. Ты же всё равно смерти искала. Если бы умерла здесь, наверняка бродила бы призраком по этому пляжу. Вечно.
– Оставь меня. Я хочу умереть. Но не сумасшедшей. Я хочу умереть добровольно. В полной ясности ума.
Голос Виктории окреп и звучал всё увереннее. Поразительное дело, но о боли она совсем забыла.
Или это чудодейственное лекарство помогло?
– Хм. И это твоё состояние сознания ты считаешь нормальным? Полный депрессняк и попытка самоубийства? По-твоему, себя убивают самые трезвомыслящие из людей? Это что, эволюция наоборот? Лучшие мрут первыми?
– Я далеко не лучшая. Я неудачница, и жизнь моя не имеет смысла. К чему топтать землю, мешать людям?
Лунный свет в глазах девушки усилился и приобрёл звёздную яркость.
– Вот так ты рассуждаешь о собственной жизни? О положенных тебе испытаниях? О своих достижениях и успехах?
– Достижениях?! – ярость в долю секунды растворила в себе боль и страх. Сжав кулаки, Виктория вонзила их в плотный песок. – Успехах?! Да я провалила всю свою жизнь! Полное фиаско везде, куда ни посмотри! Три высших образования, но я не нашла себя ни в одной профессии, и моё последнее место работы – уборщица в ночном клубе! Уборщица!!! Я, с отличием окончившая юрфак и консерваторию! И профессиональное знание психологии не помогло понять себя! Нет семьи! Я никогда никого не любила! У меня нет детей! Я не дала шанса родиться моему единственному ребёнку, убив его на раннем сроке, потому что мужчина предал меня! Я не заслуживаю жизни! Я хочу умереть!!!
Ярость схлынула, прибойная волна с тихим шелестом ушла обратно в море. Холодный лик луны смотрел на Викторию через глаза таинственной незнакомки.
Опустошённая, она парила в сиянии этого удивительного взгляда, постепенно погружаясь в него.
В какой-то момент взгляд девушки стал для Виктории целым миром.
Исчезли море и пляж, стихли шум волн и шёпот ветра.
Переливы чудесной музыки приняли Викторию в объятия тончайших вибраций.
Музыка исходила из неисчислимого множества ярких звёзд, кружившихся в тёплом золотом свете.
Миллионы солнц царственно полыхали в эпицентре мистического танца космоса.
Чья-то рука ласково коснулась её щеки.
Вздрогнув, Виктория моргнула и вновь оказалась на тихо дышащем морском берегу.
Рука незнакомки легла на плечо, и в этом незамысловатом жесте было столько любви и понимания, что слёзы сами собой закапали на холодный песок.
Но и сквозь затуманенные болью глаза Виктория прекрасно видела и главное – осознавала: взгляд девушки источал теперь не равнодушный лунный, но живительный солнечный свет.
Голос исходил из глубины солнечного жара.
Губы девушки оставались сомкнутыми в лёгкой улыбке.
– Ради чего ты бы умерла на самом деле? За что отдала бы свою жизнь без раздумий и колебаний, но с радостью и любовью?
Ответ родился в сердце мгновенным откликом на призыв благодатного светила.
– За жизнь моего ребёнка.
– Это так. Отдай мне твой наибольший страх, и однажды нерождённое дитя обретёт счастливую мать.
Не разжимая губ, Виктория вымолвила душой:
– Я согласна.
Солнечный свет погас, и ночь накинула на неё покрывало звёздного неба.
Море успокаивающе шелестело за спиной.
Пауза абсолютного покоя, в котором восстанавливалась измученная душа, вдруг канула в небытие.
Падающей звездой мысль пронеслась на периферии сознания: «А какой же страх я отдала незнакомке?»
Произнесённые вслух слова заставили Викторию подпрыгнуть:
– Больше всего на свете я боюсь не научиться любить.
Глава 4
Террорист
Самолёт тряхнуло с такой силой, что стоящие на столиках тарелки со снедью и чашки с горячим кофе подбросило высоко в воздух.
Багажные полки распахнулись, и на головы обожжённым и обсыпанным едой пассажирам вывалились пакеты и саквояжи.
Вопли и стоны смешались с призывами бортпроводников сохранять спокойствие.
– Мы пролетаем зону повышенной турбулентности!
Крики о помощи заглушали технический усилитель голоса.
Бросив микрофон, и этот стюард кинулся помогать пострадавшим.
Олжасу казалось, что это его состояние нервной трясучки передалось железной птице.
До турбулентной атаки он уже шесть раз сбегал в туалетную кабинку, а полёт длился всего час. Попытки почитать прессу ничего не дали. Что и неудивительно.
Ну как можно отвлечься от осознания своей скорой смерти!
Он должен это сделать.
Он должен заставить мир измениться.
Он должен…
Чёрт, да он всем вокруг должен!
Пора расправиться с неуместным страхом.
Там, за чертой, его ждёт обещанная награда.
Там он окажется в мире, полном удовольствий и развлечений.
И навсегда оставит на этой бренной земле всё её постылое несовершенство.
Нельзя затягивать.
Невозможно отложить неизбежное.
Он и так пропустил все сроки.
Самолёт надлежало взорвать полчаса назад. Если они заподозрят его в трусости, то…
Нет, лучше об этом не думать.
Он вообще сейчас не о том думает.
Стиснув голову кулаками, Олжас застонал.
К нему тотчас подскочила услужливая стюардесса с аптечкой в руках. Олжас меланхолично наблюдал за её суетливыми манипуляциями.
Да, он пил только холодную воду, но сейчас, облитый из-за жёсткой тряски, не замечал противной мокроты брюк.
Он вообще почти не чувствовал своего тела.
Словно душа давно покинула и уже забыла некогда бывшую ей оболочкой смертную плоть.
– У вас идет кровь… – испуганный голос бортпроводницы вернул Олжаса в земную реальность.
Белоснежным бинтом, жадно вбиравшим в себя алую жидкость, она безуспешно пыталась остановить истечение жизни из его головы, оцарапанной свалившейся сверху чьей-то тяжёлой коробкой.
Окинув девушку отрешённым взглядом, он никак не отреагировал на тревогу в её глазах.
Он и она, все эти люди напрасно цепляются за жизнь.
Они мертвы, но пока что не догадываются об этом. Но сейчас он им всё разъяснит.
Оттолкнув девушку, Олжас резко встал.
Ойкнув, стюардесса потеряла равновесие и с размаху плюхнулась на колени стонущего поблизости пассажира. Тот открыл было рот для возмущённого окрика, но на том и замер.
Гробовая тишина окутала салон самолёта.
Олжас, возвышающийся посреди прохода, сорвал с себя объёмную куртку и торжествующе демонстрировал всем впившийся в его тело пояс шахида.
Его время, их время пришло.
Подняв руку с зажатым в ней пультом управления смертью, террорист злорадно выкрикнул:
– Сейчас вы все умрёте!
Палец жёстко вдавил красную кнопку в пластиковую безжизненную плоть…
И… ничего не произошло.
Опустив руку, Олжас в немом изумлении вытаращился на вопиющую пустоту во вспотевшей от напряжения ладони.
Пульт исчез.
Тихий смех туманной рябью поплыл по салону.
Нет ничего неуместнее презрительности перед смертью.
Взбешённый, Олжас резко развернулся. И встретился лицом к лицу с пустотой.
Рядом никого не было. Наполненные ужасом взгляды пассажиров, вжавшихся в свои кресла, парили где-то за чертой его мира.