Браун Чарли Хо
Психопат
Ленни
6 утра. Я выключил будильник и потянулся. Сел на кухне и закурил. За окном непроницаемая темнота. И холод.
Сегодня я снова должен идти. Закутаться в одежду. Выйти наружу. Они снова будут на меня смотреть.
Они всегда на меня смотрят. Я им не нравлюсь. Им не нравится, как я выгляжу. Не нравится, как я говорю. Не нравится, как я пахну. Не нравится, как я дышу.
Я пытаюсь задобрить их, всё время улыбаюсь им. Но они всё равно смотрят на меня. Они меня ненавидят.
Кислый дым догорающего фильтра обжог мне язык. Я потушил бычок.
Надо поесть. Я достал из холодильника варёный картофель в пластиковом контейнере.
С макаронами много возни. Курицу приходится очищать от костей и хрящей. Нужно что-то попроще. Китайская лапша быстро надоедает. Яичница с сосисками тоже. К тому же сосиски для меня дороговаты. Так что я решил есть либо гречку, либо картошку. И гречка была в прошлом месяце. Теперь месяц картошки.
На готовку не остаётся времени.
Но я мог бы поесть. Вкусно поесть. Даже приберег было денег, чтобы купить себе что-нибудь в МакДоналдсе. Но в тот вечер за кассой сидела очень красивая девушка. Я застеснялся. Мне пришлось уйти.
Я достал из холодильника картофель и обернулся. Подошёл к холодильнику и стал разглядывать резиновую прокладку между дверцей и корпусом. Провёл по ней пальцем.
С ней всё в порядке. Но можно ли быть в этом уверенным?
Я открыл его и снова закрыл. Снова открыл и снова закрыл. Потом ещё раз. И ещё.
Всё нужно делать тщательно.
Я закрыл глаза, прислонился головой к холодильнику и выдохнул. Стал считать.
Раз, два, три...
В какой-то момент всё теряется. То есть в одну секунду ты стоишь на своей кухне и считаешь про себя возле холодильника, а мгновение спустя ты уже оказываешься в тёмной холодной солёной воде и всё тело невыносимо жжёт от удара о водную гладь, так будто бы тебя сбросили с обрыва. Ты не должен быть здесь. Ты должен стоять у себя на кухне возле плиты и высыпать холодный картофель в сковородку. Но это никого не волнует. Просто в какой-то момент они выбивают из под тебя табуретку, и ты не знаешь где ты, какой сейчас день, месяц, год, жив ты или мёртв, почему вообще всё это происходит именно с тобой?
Темно как в аду. Будто барахтаешься в цистерне с нефтью. Какие-то вспышки. Едва заметные фигуры. Слышишь только стук сердца и бульканье воды. Внутри - едва живой. Всё плывёт как от удара поленом. Просто медленно падаешь вниз и ждёшь, что будет дальше.
Снизу на меня смотрит человек. Что-то кричит мне, он в бешенстве.
Я плыву к нему. Вода вокруг начинает трескаться, словно зыбкий осенний лёд. Только не по сторонам, а вглубь. Трещины появляются каждый раз, когда оно скоро рухнет.
Человек внизу становится всё ближе и ближе, и в какой-то момент я могу различить его черты. Это моя мама и она что-то кричит мне. Не знаю что именно, слышу только какие-то обрывки, понять ничего нельзя.
Трещин становится всё больше, они становятся всё шире, вода из них хлещет наружу. Я делаю последние усилия, плыву к ней, гребу руками и ногами. Её слова разносятся по воде раскатистым эхом, обрывки её голоса перебивают друг друга, слова одной и той же фразы звучат в хаотичном порядке, не дожидаясь своей очереди, встают то в начало, то в конец предложения, ускоряются и замедляются, рассеиваются по сторонам, закручиваются спиралями вокруг трещин и накладываются друг на друга бесконечными самоповторениями, пока наконец не собираются в одну точку и не выливаются на меня одним плотным упорядоченным потоком, звучащим на фоне всего предшествующего как уравнение, из которого бесконечно исключали взаимосокращающиеся переменные и наконец получили конечный результат:
- ..., ты понял меня, мелкий ублюдок?! Всё у тебя никак у людей, всё через задницу!
Оно со звонким оглушающим грохотом раскалывается на части, и я, вместе с хлынувшими из неё потоками, падаю на пол своей кухни и выплёвываю проглоченную воду.
Одежда дымится. Я убираю со лба мокрые волосы, поднимаюсь на ноги и, хватаясь за дверные косяки, плетусь в ванную. Вытряхиваю на ладонь сразу четыре таблетки, проглатываю их и запиваю водой из под крана. Упираясь обеими руками в края раковины поднимаю голову и смотрю на своё отражение в зеркале. Он. Его взгляд. Его дыхание. Его ночная щетина. Даже родинка над верхней губой - его. Господи, я могу поклясться чем угодно, что человек в зеркале - это не я, но если я кому-нибудь об этом скажу - меня отправят в психушку.
Я снимаю с себя мокрую одежду и переодеваюсь.
Возвращаюсь на кухню, выкладываю холодный картофель из контейнера в термолоновую сковородку и зажигаю под ней конфорку. Всё нужно делать тщательно.
Закончив завтракать, я иду мыться. 6:40. 10 минут чтобы покурить. Полчаса чтобы позавтракать. Всё верно. Или нет?
10 минут чтобы покурить, полчаса чтобы позавтракать, сейчас 6:40. Ну, 6:42. Нет, всё правильно. Всё верно.
Отмечаю время каждый раз, когда заканчиваю одно дело и перехожу к другому. Как оказалось, вести рукописный дневник - дело слишком кропотливое и я стал делать снимки экрана своего смартфона. Большие белые цифры в верхней части дисплея указывают время, в которое был сделан снимок. В каком-то смысле, это всё равно, что фотографировать цифровые часы. В конце каждого дня я просматриваю снимки. Мой график довольно однообразен, а у меня неплохая память, так что к концу... К концу дня для меня не составляет труда просмотреть список всех сделанных скриншотов и соотнести их с пунктами моего графика. Когда дело сделано, я подсчитываю общее время, на которое я отступил от графика. То есть, если здесь я на две минуты опоздал, а там на четыре минуты пришёл раньше, то сумма времени, на которое я отступил от графика, составляет шесть минут. Моя задача - скорректировать график таким образом, чтобы исключить подобные упущения.
Я закатал левый рукав рубашки, в правую взял телефон и стал сверять время на телефоне с временем на наручных часах. Яркий рукав рубашки, чьи-то голоса, любое движение вокруг тебя - всё это отвлекает, мешает сконцентрироваться и, если ты хочешь выставить время ровно, об этом следует позаботиться.
Надеваю перчатки-мочалки. Зелёная для правой руки, синяя для левой. Подтягиваю каждый палец один за другим - перчатки должны сидеть ровно. Сначала нужно намылить левое ребро правой ладони, затем её тыльную сторону, правое ребро ладони, её внутреннюю сторону, левое ребро ладони... Нет, здесь я уже, кажется, мылил. Но выглядит оно не очень намыленным. На всякий случай намылю ещё раз. Не стоит рисковать из-за такой мелочи.
С левой перчаткой аналогично.
Дюйм за дюймом, начиная от кончиков пальцев ног и заканчивая шеей, каждая клетка кожи должна быть намылена. Чтобы не сомневаться в этом, некоторые части тела приходится намыливать по несколько раз, вновь и вновь возвращаясь к уже проделанной работе. Всё это, разумеется, занимает немало времени, но иначе нельзя, потому что если этого не сделать, весь оставшийся день будет испорчен.
На работу мне к девяти. 20 минут - чтобы одеться и выйти, ещё 20 - чтобы дойти до остановки. Час - чтобы добраться до работы.
Подошёл автобус. Я сел у окна и уткнулся в стекло. На улице темно, холодно и падает снег. А в автобусе тепло и уютно и я смотрю как снаружи сквозь падающие хлопья снега проносятся дома, деревья, тротуары и заправки... В которых тоже тепло, светло и уютно. Много люминесцентных лампочек сверху, а внизу всякие полезные и вкусные штуки в красивых упаковках. Если бы я мог, я бы весь день катался на вот этом вот автобусе, а потом шёл бы домой и ложился бы спать.
Наконец мы приехали, и я неохотно вышел на остановку.
Большой четырёхэтажный торговый центр. Стекло, металл, пластик, бетон - огромный мёртвый организм, питающийся людьми.
Я иду к рабочему входу. Жду очереди на пропускном посту, показываю бейдж, поднимаюсь наверх.
Переодеваюсь, курю, пью кофе и спускаюсь на склад. В зависимости от трафика доставок для разгрузки машин на смену выходят от 2 до 8 человек. Сегодня нас трое - я, Билли и Дойл.
Машина привозит товар, мы его выгружаем и сортируем.
Склад поделён на ряды. В каждом ряду по 4-е яруса. Для каждого яруса своя категория. Алкоголь, б/а напитки, бакалея, консервы, бытовая химия, чай/кофе, кондитерские изделия и т. д. Товары одной категории собираешь на деревянном поддоне, пока он не станет ростом с тебя самого, затем закутываешь его в полиэтилен и ставишь на соответствующий ярус соответствующего ряда.
После разгрузки машины все полеты делятся поровну между складскими рабочими, и каждый разбирает где-то по 5-6 полетов.
Я отвёз на место свой последний поддон, раскатал рукава саржевой куртки и направился к Билли и Дойлу.
- ... Белиз за троих хлестала. Такая маленькая цыпочка, и не скажешь что в неё столько влезет. Даже я под конец носом клевать стал, а ей хоть бы хны. Пляшет как под спидами. Ну, я решил, надо заканчивать эту канитель. Потащил её на 3-ий этаж - там, типа, бильярд. Народу - никого, музычка такая спокойная играет. Ну, думаю - заебись. Взял угловой пул, сел с ней на диван. Сидим, короче, сосёмся. Я ей уже пихвочку надрачиваю. Предлагаю ей продолжить у меня, но тут она вскакивает и говорит: "Мне домой пора". Я, бля, чуть с дивана не упал. - Билли.
Дойл захохотал.
- Как в неё вообще столько влезло? Как она на ногах стояла? Разве девчонка может столько выпить? - Билли.
- Староват ты уже для них, браток. - сквозь слёзы промычал Дойл.
- Да пошёл ты. - Билли.
- Извини. - Дойл. - Знаешь, просто... Ммм... Просто забей.
- На кого? На девчонок? Я за. Какие у тебя планы на вечер?
- На город. На бары. На сауны. На дискотеки. Большое видится на расстоянии, так ведь? Вот. А мы с тобой, вроде как, из деревни и расстояние, вроде как, нихуёвое, а всё равно ничего не видать. Так может там и рассматривать нечего?
- А как быть то тогда? - Билли.
- Не знаю, браток. - лукаво улыбнулся Дойл.
- Нет, ну ты только глянь на этого прошаренного. - говорит мне Билли. - Шляется по своим зассаным притонам и думает что объебал систему.
- Я фаталист. - говорит Дойл. - Если мне суждено шляться по своим зассаным притонам и натягивать тёлок, не тратя при этом ни гроша, - то такова моя судьба, и я должен с ней смириться. А если кому-то для этого приходится истратить половину своей зарплаты, то это его судьба и ничего ты с этим не поделаешь.
Повисла напряжённая пауза.
- Вот ты мудак, Дойл.
Пока следующая машина не подъехала, я поднялся покурить.
Курилка здесь - что надо. Столики под мрамор, металлические пепельницы на подножках, широкие высокие окна, вентиляция. Правда, нет стульев - чтобы никто не засиживался.
У того столика, что возле стены стоят трое девчонок-мерчеров. Новенькие. Я их почти не знаю.
Эми
Лоис и Молли давно звали меня на эту работу и зря я не соглашалась. Я всё искала какую-нибудь небольшую халтурку на вечер, чтобы не мешала учёбе - не хочется приходить на пары убитой. А тут ещё и смены по 12 часов. Мрак, короче. Но делать тут нечего - все полки до отказа забивает дневная смена и нам остаётся только поправить то, да это. Так что большую часть времени тут все проёбываются.
- Эми, ёб тебя, что ты там копаешься? Пойдём курить. - кричит Лоис. Молли уже с ней, чиркает зажигалкой.
Я взглянула на часы. Уже можно.
- Ща-а. - кричу я в ответ, подравнивая банки с тунцом.
Да и атмосфера здесь клёвая. Чисто, светло, просторно, невъебенно высокие потолки, всегда играет хитовая музыка. Курить можно хоть каждый час. Курилка здесь пиздатая, не то что какое-нибудь заблёванное говно, как в некоторых кафешках.
- Эми! - Лоис.
Мы поднимаемся в курилку и занимаем место у стены.
Лоис заводит старую песню о том, что сегодня пятница. Я вписываюсь.
- Бабок нет. - отрезает Молли.
- Не беда. Познакомишься с кем-нибудь на месте. - Лоис.
- А если нет? - Молли.
Лоис задумалась.
- Ты в себе сомневаешься? - сощурилась она.
- Лоис. - Молли.
- Что?
- Заткнись на хуй.
- Ладно.
Лоис молчит.
- Как зовут того дурачка со склада? - Лоис.
- Того, у которого выпучены глаза и он смотрит в разные стороны и плюётся, когда разговаривает или того, который высокий лысый беззубый и разводит собак? - я.
- Того, который вечно тормозит, смотрит в пустоту, носит чёрные шмотки и расчленяет детей у себя в гараже. - улыбается Лоис.
- Как много вокруг дурачков, Лоис. - я.
- Да. То ли дело мы. - Лоис.
Мы с Лоис захохотали.
- Никто ведь не разводит собак, да? - Лоис.
Я молчу.
- Брось, Эми, скажи мне, как его зовут. - Лоис.
- Ленни. Его зовут Ленни. И он не дурачок. - я.
- Точно. - Лоис хлопает по груди Молли. - Недурачок Ленни. Билли сказал у него сегодня аванс.
- Он поехавший. - поморщилась Молли. - У меня от него мурашки по коже. Ему бы бля людей хоронить с такой унылой пачей.
Молчание. Шипение тлеющего табака. Густые струи сигаретного дыма. Щелчки нейронов в хитровыебанном мозгу Лоис.
- Ну, хорош, Молли. - начинает канючить Лоис, так ничего и не придумав. - Это всего на один вечер. Кроме того. Ты же знаешь, что...
Я толкнула Лоис под рёбра. По узкому холлу сквозь прозрачную стену курилки к двери приближался силуэт. Ленни.
Мы обменялись приветствиями. Ленни забился в самый дальний угол курилки и задымил.
С полминуты Лоис периодически окидывала Молли выжидательным взглядом.
- Ну, давай, Молли. - шёпотом начала Лоис. - Это же судьба. Неужели ты не понимаешь? Ваше "долго и счастливо" предначертано небесами.
- Мне нужно в уборную. - говорит Молли и хочет уйти, но Лоис не даёт ей этого сделать.
- Стоять. - всё тем же полутоном говорит она, приобняв Молли за плечо. - Ленни, иди к нам. - уже в полный голос обращается она к Ленни, призывно махнув рукой с хищной улыбкой на лице.
Меня передёрнуло. Аналогичный жест обычно можно увидеть непосредственно перед утратой трёх самых ценных в жизни вещей: кроссовок, мобильника и своих зубов. В принципе, для Ленни всё к этому и идёт. Дурачок-Ленни. Мрак, короче.
Ленни на пару секунд замешкал, о чём-то раздумывая, затем неуверенно улыбнулся и неспешно подошёл к нашему столику.
- Как делишки? - начала стандартную процедуру Лоис.
Ленни едва слышно залепетал что-то в ответ. Господи, какой же у него глупый взгляд. Наверное, даже у моей собаки мозгов больше чем у него.
- Ясненько. - перебивает его Молли. - Какой-то ты усталый, Ленни. - говорит она, выплёвывая клубы дыма. - Тебе нужно отдохнуть. Развеяться, понимаешь? - она нежно кладёт руку ему на шею.
От её прикосновения Ленни вздрагивает, напрягается и будто бы хочет что-то сказать, но потом просто откашливается, сглатывает и молча продолжает слушать.
Молли развивает наступление:
- Мы с девчонками в "Облака" собираемся. Хочешь с нами?
- Что за "Облака"? - говорит.
- Наипиздатейший клуб, дружище. - снисходительно улыбается Лоис. - На углу 13-ой и 101-ой. Караоке, бар, бильярд, боулинг. Всё как полагается. Но самое главное - это танцпол. Любишь танцевать, Ленни? - Лоис рассыпается фальшиво-дружелюбным смехом и легонько хлопает его по груди.
- Да, конечно, но... Я не знаю. Это как-то... Неожиданно. - говорит Ленни.
- Да ладно тебе, Ленни. Я уверена, ты найдёшь для нас место в своём графике. - подъёбывает его Лоис.
- Нет, нет, конечно, я... Согласен. Почему бы и нет. - говорит Ленни.
Дурачок-Ленни.
- Тогда заебись. - говорит Лоис. - Встречаемся после смены возле рампы. Пойдёмте вниз.
Мы тушим свои сигареты и выходим из курилки.