Annotation
Побег на восток Украина. Закарпатье. Начало 21-го века. Разруха. Украина разорвана на несколько самостоятельных образований, называющих себя республиками. Владимир и Светлана пробираются через всю страну из маленького закарпатского городка Тишова к своим взрослым детям, живущим в Киеве. Они едут на старом "жигулёнке" через Карпаты. Недалеко от перевала с закарпатской стороны их останавливает пограничный пост "Русинской республики". Здесь они встречают своего старого друга Богдана, утратившего абсолютно все иллюзии старого интеллигента. Вместе с Богданом супруги пытаются проехать дальше через перевал, который охраняют стрелки "Галицкой республики". Надежда на помощь племянника Богдана, Ореста, который командует Галицкими стрелками. Орест готов помочь, но, к сожалению, в дело вмешивается один из заражённых шпиономанией стрелков. В результате произошедшего инцидента стрелок убивает Богдана, а потом погибает сам от рук мстящего за своего друга Владимира. Супруги и Орест покидают место трагедии. Орест устал от войны. Теперь, когда убили Богдана, он больше не желает проливать напрасно ни свою, ни чужую кровь, а хочет просто жить и любить. Ему надо добраться до своего родного города Стрий. Но для этого необходимо проехать через заставу Галицких стрелков, которая стоит в Сколе. Буквально утром молодые вояки заставы подчинялись командиру Оресту, а теперь они враги. Орест, Владимир и Светлана с боем прорываются через сколивскую заставу на Стрий. Здесь Орест привозит своих новых товарищей в дом отца. Он предоставляет им возможность после всех дорожных приключений поспать одну ночь в нормальных, почти довоенных, условиях. Но утром их пути навсегда расходятся. Орест едет за границу, к своему больному отцу, а Владимир и Света на подаренном джипе продолжают свой путь на восток. Однако уехать далеко им снова не удаётся. В ближайшем же городке их перехватывает автомобильная колонна Галицких стрелков. Вместе со своими провожатыми супруги добираются до городка Рогатин, где их запирают в квартире для дальнейших допросов. Оказывается, история перестрелки на перевале и прорыва через сколивскую заставу стала хорошо известна и их вместе с Олесем уже разыскивают. Владимир и Светлана понимают, что их ждут крупные неприятности, а может быть и смерть. Надо бежать, но они не знают, как это сделать. На помощь снова приходит случай. Вместе с ними в одной квартире сидит под арестом житель Днепропетровска. Его вместе с большой делегацией послали, как представителя "Днепропетровской республики", налаживать отношения с "Русинской республикой". Но до Рогатина новоиспечённый дипломат дошёл только один. Здесь он отдохнул и собирается идти дальше. Делегат из Днепропетровска полжизни прослужил в спецназе. Он без труда ликвидирует охранника. Супруги снова на свободе. Они слушают исчезающие вдали шаги их случайного попутчика. Что им делать дальше? Владимир в отчаянии, но скрывает от Светы своё состояние. Беглецы продолжают свой путь на восток, а скорее всего - в никуда.
Береговский Владимир Емельянович
Береговский Владимир Емельянович
Побег на восток
Побег на восток
1.Ночная встреча
"Что это там такое беленькое чернеется? - мрачно пошутила Светка и тут же сдавленно крикнула, - Стой!". Как и большинство людей в подобных ситуациях, я среагировал раньше, чем подумал - резко и сильно нажав на тормоз. Машина моментально заглохла и, вильнув вправо, уткнулась в кювет. Стало тихо-тихо. Я со злостью посмотрел на подругу - "Чего ты!?" Хотя сердцем или печёнкой (уж не знаю, каким именно внутренним органом), но я уже почувствовал что-то неладное. Светка напряженно всматривалась в поворот дороги сразу за мостиком через Латорку. Да, там явно что-то шевелилось, и вдобавок чуть в стороне от дороги тускло отсвечивал огонек то ли фонарика, то ли небольшого костерка. "Это пост", - испуганно шепнула подруга и с надеждой посмотрела на меня - а вдруг ей это со сна кажется. Но впереди действительно были люди, и, к сожалению, они нас тоже заметили. Скорее услышали, чем увидели. Хотя рокот мотора и не такой уж громкий, но благодаря дырявому глушителю прорывается даже сквозь шум горного ручейка. Да, похоже, что мы на этот раз влипли. В утренней расплывчастой полутьме от огонька отделился еще один и стал приближаться. Значит это не одиночка, а группа. Послали одного, чтобы посмотрел источник шума, а сами тем временем готовятся встретить на повороте, затворы передергивают. А может это снова какие-нибудь нищие бродяги? Будут просить чего-нибудь поесть. Может это шофера из камьона с прицепом, который мы проехали полчаса назад? Увы - нет. Те шоферюги, если еще живые, должны быть далеко отсюда. Судя по ржавчине и многочисленным следам мародерства - грузовичок уже давно бросили, еще летом.
В сером сумраке начинающегося рассвета я мог только угадывать на бледном пятне Светкиного лица ее тревожные глазища. Да, дал же Бог женщине зрение - и бинокля не надо. Руки у нее тёплые - значит, испугалась, но не до обморока. Ничего, мы еще погуляем вместе, поживем на этом свете со Светкой (каламбур!). Как говорят блатняки: "Гадом буду!". Главное сейчас - это действовать по заранее намеченному плану, хотя, конечно, человек предполагает, а Господь располагает и наши планы - все обманы. Очень осторожно открываю дверцу левой рукой. А в правую мне Светка уже суёт прохладный приклад "тулки". На корточках сползаю на мокрый от росы асфальт. В горле что-то сжимается от притока неожиданно холодного свежего карпатского воздуха. Лишь бы не закашлять. Пока отползаю от машины на узкую обочину дороги. Вот чёрт, как хрустит щебенка. Света занимает моё место за рулем.
Вот кстати и дорожный столбик пригодился. Хотя не совсем - уже довольно светло, чтобы за ним спрятаться. Надо отползти немного дальше в кювет - лишь бы он был сухим. Хорошо - все нормально - ровик сухой и достаточно глубокий. Теперь полежим, отдохнем, подождём.
Ждать пришлось довольно долго, и я немного озяб в своей демисе?зонной куртке на "рыбьем" меху. Ну, хотя бы не засну - все-таки перед рассветом спать хочется ужасно. До сих пор не отвык от нормального распорядка: в семь подъем, завтрак, работа, обед, ужин и так далее - фантастика! Вечером посмотреть фильмец сидя с книжкой в руках в глубоком и мягком кресле. Великолепное было кресло - можно было в него забраться с ногами. Купили же мебель незадолго до "событий". Кто теперь в нём сидит? Мне-то уж точно никогда уже не придётся уютно в нём свернуться, да еще и Светку на себя потянуть, чтобы грела и не грустила. Да, тосковать она уж давно начала. И кто бы при таком развороте событий не заскучал бы? Все ходили смурые и злые. Молодёжь спивалась "слабоалкогольными напитками" и "отечественным пивом". Так называемые старики болели и массово вымирали под жизнерадостные вопли политиков о росте внутреннего валового продукта и повышении благосостояния украинского народа. Наше маленькое кладбище не успевало принимать новых постояльцев. Отец Емельян уже с большим трудом выжимал из ещё остававшихся в живых прихожан облегчительную слезу. Уж на что был мастер читать чувствительные проповеди - железо бы заплакало, но только не люди. Мы стояли деревянные, отупевшие от бесчисленных забот и терпеливо ожидали конца церемонии, а потом шли за гробом обсуждая покойного и его родственников, устало напивались за поминальным столом и раз?бредались по тёмным и холодным квартирам, тут же навсегда забывая о только, что похороненном соседе и сослуживце.
А я таки чуть не заснул, несмотря на всё усиливающийся озноб - не заболеть бы. Очнулся от шарканья приближающихся шагов. Такое впечатление, что человек еле-еле ноги волочит. Может действительно бродяги? Ну, они тоже могут быть опасными, когда их много. Впрочем, бродяги быстро разбегаются, если их припугнуть, как следует. Из утреннего тумана выползла маленькая мешковатая фигура с подобием палки на вытянутых руках. Автомат? Да, вроде бы он самый. Вот зараза! Правая ладонь с пальцем на курке ружья стала мокрой, и я вытер ее об куртку - нервы, они же не железные. Светка сидела за рулем неподвижно - маленькая застывшая фигурка в неуклюжем и толстом сером свитере под горло. Я сглотнул набежавшую слюну - ну сейчас мы им покажем, сволочам, как родину любить! Человек на дороге почти поравнялся со мной, и я увидел, что это невысокий плотный мужичок в солдатском бушлате и пилотке натянутой на уши. Автомат с откидным прикладом теперь болтался у него почти на животе - видимо надоело держать в руках. Это хорошо - упрощает дело.
- Стой, зараза! Руки вверх! Не шуми - будешь жить. Светка, сними с него автомат. Ты, гад, веди себя спокойно. Вот так. Теперь поворачивайся ко мне. Руки не опускать, сволочь. Будешь шуметь - я тебя сейчас же обеспечу лишней дыркой в голове.... Богдан! Ты?!
От неожиданности я забыл про ружье, и оно вывалилось из рук. Хорошо, что курки тугие, а то бы могло само выстрелить. Вот так штука! Не может быть! Неужели это мой почти единственный друг - Богдан! Точно он. Только вид напуганный, нехарактерный для его обычно улыбающейся круглой физиономии.
Я уже стоял, не отрывая глаз от такого неожиданно родного и глуповатого от испуга лица Богданчика. Ёлки-моталки, как же всё-таки приятно среди всей этой кровавой кутерьмы увидеть близкого человека, частичку своей прежней мирной жизни. Богдан некоторое время еще нелепо тянул свои руки к небу, как молился, и, наконец, медленно и устало их опустил: "Это ты Володя? А я, извини, немного обоссался от неожиданности. Ещё ничего же не успел подумать, даже не испугался, но...." Он как-то горько улыбнулся своей беззащитной детской улыбкой и обернулся к открытому окошку машины, вглядываясь в Светку.
- Это ты Светлана? А кто же ещё может быть рядом с Владимиром? Чего же это я спрашиваю глупости? Ну, слава Богу, вы живые и здоровые. А дети где?
- Дети в Киеве, - прошептала Света,- Ты не поверишь, как я рада тебя видеть. Наконец-то встретили родного человека в этом сплошном кошмаре. А то знаешь, едем, едем, а вокруг как в фильме ужасов все озверели, всех надо остерегаться, и вдруг появился ты.... А что ты тут потерял?
А действительно, подумал я, что здесь Богданчик делает? Может, и он озверел, изменился, осовременился, так сказать. Пока я все это обдумывал руки сами, рефлекторно, подняли брошенное ружье и нащупали холодный и чуть влажный от росы ствол. С "тулкой" все-таки как-то надёжнее. А вот Богдан ничего такого видимо не подумал. Его улыбка стала ещё шире - мы увидели прежнего благодушного и спокойного Богдана. Нет, не изменило его время - такие не меняются. Только приспосабливаются к новым обстоятельствам, гнутся, но не ломаются. Но как все-таки далеко пошло это приспособление?
- Володя, а куда это ты убегаешь? Сейчас такие времена, что лучше дома сидеть.
- А ты чего дома не сидишь? В горах тут людей пугаешь? А дома, что сейчас делать - зубы на полку - так протезов ещё нет. Элементарно кушать хочется. Зарплаты нет, пенсии уже шесть месяцев никому не выдают, занять не у кого, продовольствие по карточкам, а карточек на всех не хватает. Русины перекрыли все кордоны с Галич иной, а на запад пропускают только дипломатов и особо хитрожопых. Вот на днях пытались отчаянные головы через наш тишовский переход в Венгрию прорваться по наглому - так "добрые соседи" такую стрельбу затеяли... Представляешь - всех положили. Помнишь Мыколу, что в налоговой работал, а потом ещё в банк пролез? Так и он там остался. Ещё перед тем меня уговаривал с ним дёрнуть, на его машине. Баксы, говорит, есть, с ними не пропадём, а мне толковый компаньон нужен. Теперь ему никто не нужен. Спасибо погранцам - хоть вернули их всех, чтобы в родную землю закопать. Его с женой и ещё пятерых мы на нашем кладбище похоронили. Помнишь ещё наше кладбище? Я всё боялся, что однажды и я там буду отдыхать - теперь уже не боюсь. Да и места там уже нет для новых жильцов.
- Это ты с кем там, Богдан, разговариваешь? Москали? Галицкие бандиты? А ты, пан, или как там тебя, за свою люшню не хватайся, а лучше положи её очень, очень осторожно и отойди немного подальше от греха. Понимаешь по-людски, или перевести по-москальски?
И как же это я не заметил, как подошли эти два типа - здоровяки в армейских бушлатах с десантными акээмами? Совсем я обалдел, увидев Богдана. - Всю бдительность потерял. Ну, сейчас нас по всей форме допросят, а потом повесят на "родной смереке", как тех бедолаг, мимо которых мы проезжали час назад в Сусково. А Богданчик будет табуреточку держать.
- Тихо Степан, не гони, не испугай пани Светлану - я тебе этого не прощу, вообще помолчи немного - не серди меня. И спрячьте, хлопцы, свои "шмайсеры". Это мои хорошие знакомые по Тишову и совсем не москали, и не галичане. Кто им плохо сделает - тот себе плохо сделает. Ничего, Володька, не обращай внимание. Вообще- то Степан, бывший интеллигентный человек, и даже с образованием у него полный порядок - бывший доцент мукачевского института информатики. Забыл, доцент, как надо с нормальными людьми беседовать?
Ну, вроде бы после горячей речи Богдана все расслабились. Света наконец-то обнялась с Богданом. Хлопцы забросили свои автоматы за спину, а "доцент Степан" даже по-джентельменски помог Свете выбраться из машины.
"Попробуй говорить по-украински, Володька,- одними губами прошептал Богдан, - не бойся ничего, держись нагло и уверенно". Ох, давненько я ни с кем не "балакал", разве что с потухшим экраном телевизора. Но тут Богдан правильно подсказывает - " свои" то "свои", но раздражать хлопцев своим "москальским" не следует.
- Выбачайте, панове, хлоп (Степан скривился) ... хлопцы, что хватаюсь за люшню. Это от неожиданности - а обычно я человек мирный, домашний (все заулыбались), уравновешенный. С Богданом мы уже сто лет знакомы, ну не сто - так тридцать с гаком.
И вдруг, как по волшебству, первый солнечный луч набежавшего дня ворвался в сырую долину Латерки, заиграл в бурливом водовороте переката и зазеленил молодые смереки на склоне. Он осветил пятнистые камуфляжные бушлаты русинских гвардейцев, их помятые, заросшие щетиной лица. Лучи света легли на наш белый "жигу ленок", застывший на краю кювета. Засияли рыжие волны Светкиных волос, падающие на ворот толстого серого свитера. Осеннее солнышко как бы приветливо предлагало перейти к следующему акту нашей жизненной трагикомедии. Так это все и восприняли - как переход от сумрака ночи к свету дня. С трудом оторвавшись взглядом от рыжего пламени волос моей подруги, Богданчик первым нарушил затянувшееся молчание:
- Ну, что, хлопцы и девчата, пошли к нам угощаться, чем Бог послал. Просим до нашего двора и костра.
- А чего пешком? Садитесь в машину - как раз будет полный комплект.
- Да нет. У вас там разгребать надо, чтобы сесть. Четыреста метров как-нибудь на своих топанках одолеем.
- А я подъеду немного. Чего-то утомился. Года то идут, лита сплывають. На неби мэнэ вже чекають.
- Да, тю на тебя, Богдан. Стихами заговорил. Садись уже - да меньше болтай.
2. Утренние посиделки
Тишовская площадь была плотно заполнена народом. Меня так сдавило со всех сторон, что трудно было дышать. Это же надо - сколько люду привалило! И всё знакомые лица: друзья, товарищи, коллеги по работе, соратники по помаранчевому майдану, школьники, студенты медучилища, даже русинские гвардейцы вместе с возвышающимся над толпой Степаном, тоже стояли маленькой плотной кучкой под черно-красным флагом. И Мыкола из банка тоже крутился под боком, пытаясь мне что-то сказать. Но стоял такой шум, что я ничего не слышал. Странно, ведь его, кажется, застрелили на границе, а он здесь. Все смотрели на невысокую трибуну, где под жёлтым флагом выступал с речью какой-то низенький толстый человечек, ужасно напоминающий мне кого-то до боли знакомого. Да это же Богдан! Давай Богданчик, зажигай народ! Только чего это тебя так плохо слышно? Такой шум вокруг. Тихо люди, тихо. Богдан видимо понял, что его здесь никто не слышит и, безнадёжно махнув рукой, уселся на табуретку. В его руках появился баян и он начал перебирать кнопочки инструмента, широко разевая рот. Сначала опять ничего не было слышно. Но постепенно сквозь невообразимый шум стали долетать какие-то отдельные визгливые звуки и слова: "... на балу ли, на пиру ли, на охоте слышны песни о бесстрашном Дон Кихоте, ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-ла, слышны песни о бесстрашном Дон Кихоте...." Ну здрасьте - нашёл о ком и где петь, ненормальный бард. Я попытался знаками показать Богдану, чтобы он перестал петь, не выдавал себя. Руки так плотно были затиснуты окружающими, что я прилагал отчаянные усилия, чтобы их вытащить. Наконец-то мне это удалось. Я медленно поднял руки вверх, сбросил с себя давивший бушлат и окончательно проснулся.