Медицина – это та область, в которой без юмора не обойтись. Потому что от всех этих диагнозов, больных, справок, анализов, медосмотров, «мне только спросить» и прочей суматохи, которой наполнены рабочие будни врачей, можно сойти с ума. Возможно, поэтому в поликлиниках и больницах так много веселых объявлений, а уж фамилии докторов – это отдельная песня…
Фельдшер Никита настолько нагрешил по жизни, что после смерти переродился обратно в фельдшера.
Дежурство – пьеса в двух актах
В отделении политравмы врачи утверждают, что всякие массовые случаи, да и единичные, учащаются во время полнолуния.
Я сегодня даже специально проверила: нет, не оно… Но вчерашнее дежурство полностью можно охарактеризовать фразой "все ебанулись".
АКТ ПЕРВЫЙ. Вечер. Приёмное отделение больницы скорой помощи.
СЦЕНА ПЕРВАЯ. Вот сижу я на приёме. Все врачи уставшие, днём было две тяжёлых операции. Перед этим в отделении больной, дедушка с переломом шейки бедра и двямя инфарктами в анамнезе, умер, доктор, с которым мы сидим на приёме, реанимировал его 40 минут, но безуспешно. Пошёл передохнуть, я осталась одна на приёме. В десять вечера "Скорая" привозит пьяного человека, предположительно наркомана (так будем и впредь его именовать). Сбит автомобилем. Жалуется на головную боль, боль в левой кисти, правом локтевом суставе. "Скорая", понаслушавшись его жалоб, что, мол, так ему, бедному, плохо, обычные обезболивающие его не берут, вколола по пути к нам ему морфин. Да-да, морфин вот этому вполне стабильному человеку (хоть и назойливому), в то время как даже в состоянии травматического шока больным частенько колят анальгин с димедролом… Объясняем больному, что сейчас ему нужно будет делать снимки. Он согласно кивает. После чего возмущённо спрашивает: "Ну мне здесь будут что-то делать"?!
СЦЕНА ВТОРАЯ. Тут является ещё один наш пациент. Поступил днём, с двумя непроникающими колото-резаными ранениями в грудь. Вроде бы ничего необычного, но у пациента явно гипоманиакальный синдром, возможно, на фоне шизофрении. Он очень рад всех видеть, со всеми хочет общаться, спустился из отделения (в котором успел уже всех задолбать) в приёмник, интересовался, можно ли поменять повязки, а то он помылся, намочил их и всё такое. Знакомился со всеми. Требование вернуться в отделение проигнорировал. Тут на глаза ему попался наркоман. Он подошёл к нему. Состоялся примерно такой разговор:
Псих: о, а что с тобой случилось?
Нарк: да, понимаешь, машина сбила. Вот же сволочи-ублюдки-гады-стервы (и т.д.), я буду на них в суд подавать, я сам водитель (ой, мамочки!), я знаю, что за это им должно быть!
Псих: вот и правильно! Так им всем и надо! А что тебя беспокоит?
Нарк: да всё болит, мне сказали, что сейчас будут делать какие-то снимки…
Псих: а, так ты в больницу к нам ложишься? О, круто! Будем с тобой в одной палате лежать, я тебе всё расскажу, покажу, узнаешь, как здесь лечат! Пойдём покурим!
С этими словами он берёт наркомана под руку и они вдвоём удаляются. Врачи ими игнорируются, но, так как все мы уставшие, никого уговаривать желания нет. Просто ждём.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ. Только я расслабилась, возвращается наркоман с вопросом: "Я обратился за помощью, мне тут что-то делать будут"? Замечаю, что надо не бродить где попало, а находиться при враче. Отплавляю его на снимки.
СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ. Приходят виновники ДТП, в котором сбили наркомана. Требуют, чтобы у него взяли кровь для анализа на наличие в ней спиртов. Десять минут объясняют мне важность этого анализа – это уже после того, как я сказала, что кровь для такого анализа мы всё равно берём у всех. Я почтительно слушаю, естественно.
СЦЕНА ПЯТАЯ. По приёмнику бродит всем известный бомж, который недавно уже лежал в нашем отделении с какой-то пустяковой травмой. Он уже переодет в чистую одежду, но вид всё равно у него стрёмный. Изо рта постоянно свисает вязкая слюна. После выписки он ещё несколько раз возвращался, придумывая разные причины, чтобы его снова положили в отделение. Причина тому – в отделении есть олодильник общего пользования, стырить из которого что-нибудь – признак хорошего тона.
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ. Наркоман возвращается с рентгена. "Мне уже что-то будут делать здесь, я же за помощью пришёл"? У него оказывается перелом ладьевидной кости слева и локтевого отростка справа. В первом случае показана операция в плановом порядке. Нарик, услышав об этом, посвистел и пошёл курить.
СЦЕНА ОДИНАДЦАТАЯ. Наркоман возвращается с улицы. "Мне будут здесь оказывать помощь"?.. Отправляю его на сдачу анализа крови. Он заявляет, что вен у него не найдут. Вен у него предсказуемо не находят. Замечательно! Травматолог гипсует нарику руку, нейрохирург смотрит его… После чего нарик отказывается от госпитализации. Я собираю всю инфу у него, выписываю справку с длинныи дыагнозом, поднимаюсь наверх, ставлю печать врача (своей пользоваться я пока не могу, так как интерн), возвращаюсь на приём, и… Вуаля! Двенадцать ночи, и тут нарик заявляет, что ему очень плохо, извиняется и просит всё-таки, чтобы мы его госпитализировали. Ну ё-моё… Ну падла… Оформляю документы для госпитализации. На вопрос о венах и мой намёк, что, может быть, он сам с ними дружит больше, может, сам возьмёт у себя кровь, оскорблённо заявляет: "У меня аномалия вен с детства, а если вы думаете, что я наркоман, то ошибаетесь"! Конечно, ошибаюсь, а то, что вас ничего мельче морфина не берёт – это так, досадное недоразумение… Наркоман отправляется на этаж без анализа крови, зато в листке назначений ему щедро расписаны анальгин с димедролом. Колись – не хочу!
СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ. Я уж думала, что свалю спать, н оне тут-то было! Привозят пьяную тётку с разбитой башкой и двухлодыжечным переломом. Меня соблазняет предложение травматолога сделать закрытую репозицию перелома. Остаюсь. Полчаса ждём рентген-снимка,потому что тётка легла поперёк каталки, не хотела укладываться как надо, уделала кровью весь пол, рентген-лаборанта и санитарок… Пока дожидаемся результата, наблюдаем очередь в рентген-кабинет. Пьяный мужичок и его жена с утиной походкой (то ли травма таза была, то ли дисплазия тазобедренных суставов) учиняют шумные разборки. Мимо нас пробредает всем знакомый бомж со слюной, свисающей изо рта.
СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ. Под возмущённые вопли пьяной тётки делаем ей закрытую репозицию перелома и гипсуем ногу. Я отправляюсь в отделение. Перед дверями отделения лежит какашка. За дверями – ещё одна. Может быть, это недовольный бомж "отблагодарил", потому что его который раз уже выгоняют из отделения…
СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Ночью наркоман бродит по отделению и будит всех своими воплями, потому что обезболивающее, которое ему ввели десять минут назад, не действует. Шизик бегает и требует, чтобы ему сделали перевязку при нормальной повязке.
АКТ ВТОРОЙ. Утро. Кажется, ночной кошмар закончился…
Но шизик за ночь устал, зашёл в нашу палату (изначально он лежал в соседней) и уснул там. Приглашение психиатра и ожидание родственников шизика, так как выписать в таком состоянии мы его не имеем права.
ЗАНАВЕС!
Коламбия пикчерз не представляет, какой вас п..здец в медицине ожидает, дорогие абитуриенты.
Конечно, можете мне не верить, но история эта не выдуманная. В жизни и не такие совпадения случались. Короче, как-то раз трое "гостей" нашего города, как сейчас говорят, лица кавказской национальности, обделав свои делишки, за которыми они и приехали, решили напоследок поразвлечься. Посадили в машину одну девчонку (конечно, она сама некоторым образом виновата в случившемся), а когда не добились от неё по хорошему чего хотели, увезли за город и изнасиловали. Причем изнасиловали так, что она чуть не померла вовсе. Но кто-то её подобрал, и через некоторое время пострадавшая была доставлена в больницу. И так случилось, что в хирургическом отделении в это время дежурил её брат. Естественно, он сразу узнал, в чём дело, и можно себе представить, какие он испытывал чувства. И как раз в это время в ту же больницу привозят тех самых кавказцев. Всех троих. Сразу после совершения преступления они попали в аварию и довольно сильно расшиблись. От брата-хирурга можно было ждать всякого. Но он их не прирезал, не отравил, а как полагается залатал, наложил швы и всё такое. Правда, когда они очнулись, обнаружилось, что у всех троих удалены эти… ну, то самое. На возникшие было претензии хирург отвечал, что ампутировал сильно пострадавшие органы во избежание гангрены или чего-то в этом роде. Что ж, такие решения врач принимает самостоятельно.
Во время следствия данный эпизод остался в тени.
Я, наверное, заработалась уже… С недавних пор заметила за собой привычку – у человека сначала не на лицо смотрю, а на руки, вены оцениваю. Но вчера вообще был ппц)… Пришла после ночи бессонной, но мне не спалось. Включила свой сериальчик и стала смотреть. В кадре девушка ищет у отца в столе пистолет и тут крупным планом показали её РУКИ! И я мысленно уже представила куда я ей в вену ставить буду, а куда и "бабочку" пристрою… Сразу спать легла после этого. Но и после сна навязчивая идея не прошла, я продолжаю смотреть всем на руки.
Куда мне лучше сходить – в отпуск или сразу к психиатру?
Если вам нужны бахилы – значит вам не нужна скорая помощь.
Мне начмед как мать родная,
А главврач – отец родной,
Нахуй мне родня такая?
Лучше буду сиротой!
Даже если спирт замёрзнет -
Всё равно его не брошу;
Буду грызть его зубами,
Потому что он хороший!
Устроился на "скорую" и не жалею. Никого не жалею.
Когда видишь курящую беременную, и радуешься за коллегу-педиатра, который в будущем получит кусочек масла на свою чёрствую врачебную корочку.
Потому, что эта дура неизбежно начнёт бегать по платным врачам со своим больным ребёнком.
Когда видишь пьяного, раскалённого на солнце жирного мужика, лезущего в воду, и меланхолично думаешь: коронароспазм или утопление? И заранее злишься, что он сейчас испортит тебе отдых, т.к. всё равно ведь не сможешь удержаться и остаться на месте.
"Рабочий день только начался,а доктор уже устал!"(с)А.Макаревич"Занимательная наркология"
Я люблю спать. Спать любит меня. Злые пациенты хотят разлучить нас…
«Ты знал, куда идёшь» – Одна-единственная фраза, которая уже выводит из себя недавнего выпускника медицинского вуза, то есть меня. В последнее время мои родственники и друзья произносят её с завидной регулярностью. Нет, я не жаловался им на тяжёлую учёбу или мизерную зарплату рядового врача. К окончанию университета я все прекрасно понимал о недостатках сферы, в которой собирался работать.
Но, признаться, некоторых вещей я при поступлении не знал, а узнав, не смогу понять никогда.
Восьмилетний мальчик выпрыгивает из окна третьего этажа, потому что «голоса в голове» приказали ему это. Перелом таза, разрыв селезёнки, реанимация, многочасовые операции, длительный восстановительный период. Естественно, инвалидность. Знали ли родители об этой проблеме, оставляя сына без присмотра? Им несколько раз предлагали обследовать ребёнка у психиатра, но что эта участковая понимает? «Наш сынок просто дурачился, вот зачем ему психиатр, он же не дебил какой-нибудь! И вообще, мы же не знали, что так выйдет!»
Шестидесятилетний мужчина жалуется на незаживающую «ранку» на руке. «Ранка» оказывается огромного размера язвой, она постоянно болит, иногда сочится кровью и пачкает одежду. В течение трёх лет. Полчаса объяснений о необходимости лечения у онколога вызывают у пациента только кривую усмешку, а на предложение посетить диспансер на другом конце города он вообще меняется в лице: «Я-то думал, забегу по-быстрому перед сменой, мазью там помазать какой». Обижается, что его не вылечили прямо сейчас, уходит, хлопая дверью. Через три года я узнал того мужчину в одном из пациентов хосписа.
А вот эта молодая мама с девятимесячным ребёнком в стационаре второй раз за полгода. У ребёнка гидроцефалия, в простонародье «водянка мозга». Голова размером почти с футбольный мяч, на снимках – практически полное отсутствие коры. Усталый врач рассказывает нам, студентам, как полгода назад буквально уговаривал мать на несложную операцию – отказалась. Почему? «Нам говорили, что он все равно умрёт, и мы не хотели причинять ему боль». Кто говорил? Ах, соседка. Она, конечно же, знает больше, чем детский нейрохирург.
У этой десятилетней девочки тяжёлые последствия перенесённого энцефалита: она не разговаривает, не может ходить или двигать руками, не контролирует мочеиспускание. Мать, два года назад до последнего отказывавшаяся от госпитализации, сейчас ругается с персоналом приёмного покоя: любой звук, даже скрип входной двери в отделение, вызывает у ребёнка приступ судорог. Да, противосудорожные препараты назначали, да, объясняли, зачем и для чего они нужны, да, говорили, что это обязательно. Нет, не применяли. Почему? «А нам не понравилась дозировка».
Женщина сорока трёх лет уже два месяца в ожоговом отделении. Её левое плечо, вероятно, уже нельзя будет полностью разогнуть, а площадь поражения тела так велика, что с трудом верится, что она почти пять дней пыталась лечиться самостоятельно. Нет, что вы, она сразу обратилась в поликлинику, но «уж больно не хотелось в больницу-то ложиться, да и от дома далеко». Мазь, купленная с рук у какой-то «знахарки», использовалась бы и дальше, если бы не спохватившиеся родственники.
Думаете, таких ситуаций мало? Я описал только те, которые запомнились мне больше всего. Но давайте начистоту. Во всех перечисленных выше случаях врачи (я сам был тому свидетелем) подробно, обстоятельно и доступно объясняли пациентам или их родителям причину их состояния, рекомендовали адекватное ситуации лечение и предупреждали (неоднократно) о возможных рисках и последствиях в случае отказа от него. Да чего уж там – и уговаривали, и просили, и чуть не умоляли, особенно в случаях с детьми. И всё это – без хамства, фамильярности, без непонятных заумных фраз. Все пациенты, принимавшие решение о лечении, были взрослыми, образованными людьми, и все они находились в адекватном состоянии на момент принятия этого решения.