− А у меня встречное предложение, голубчик Парвус, − заложив руку за отворот халата и все ближе приближаясь к лицу гостя, и все наглее сверля его глазами-буравчиками, − вещал Ленин. − Сейчас я и Инесса, мой товарищ по партии, переводчик моих гениальных трудов на французский язык, жалуем тебе десять миллионов с процентами, и ты смазываешь пятки салом и катишься колбасой в свою Германию и впредь там остаешься до особого распоряжения. Ты понял, Парвус? Повтори: понял или нет? я жду пять минут. Эти пять минут для тебя больше пяти лет, нет, пятидесяти лет. Ну, говори, падло.
Ленин вдруг взял кухонный нож и приставил к горлу Парвуса.
− Считаю до трех. Ррраз! Д…
− Блат, мат, что тут дэлат гость, − неожиданно вошел Джугашвили, поправляя ремень на шинели.
− Это мой сторож, я ему немного задолжал. Просто забыл рассчитаться вовремя, теперь он требует долг с процентами, каналья. Я как порядочный человек должен буду согласиться. Инесса, иди, доставай свой кошелек, кажись, ты хотела выручить меня, а то я вчера после конференции, где я двадцать раз выступал, подвергся ограблению. Все, что у меня было, все деньги, принадлежащие партии, у меня похитили. Хорошо, еще жив остался. Инесса, ну чего ты сидишь, как клочка на яйцах?
− Ти, кто ти есть? ти дэнга привез на революций?
− Я − Парвус, спонсор революции. Все деньги, что у меня были, я отдал на борьбу за права трудящихся и еще у кайзера Германии для вас выхлопотал, сколько мог. А теперь…я банкрот. У вас мешки с деньгами, помогите спонсору.
− Ми тебя повесить, − холодно произнес Джугашвили. − А может отрезат голова, − как ти посоветуешь, Илыч?
Он уже собирался схватить за шиворот бедного Парвуса, но тут вошла Инесса с инкрустированной шкатулкой и произнесла:
− Вот, Парвус, мы тебя выручаем. Здесь десять миллионов марок.
Парвус схватил коробку и спешно направился к выходу. Ленин вскочил, как ужаленный, попытался догнать его, чтоб ударить ногой в седалище спонсора, но не успел.
− Эх, каналья, не успел, − произнес он и расхохотался.
8
− Плохо есть наш дэло, − сказал Джугашвили — Сталин. −Я слышать такой лозунг. Этот лозунг сказат одын рабочий на собраний Нарвский застава: Лэнын надо повесить.
Ленин побледнел, у него стали трястись руки, и даже колени. Струйка слюны соединила его рот с коленкой, он, молча, схватился за голову и готов был зарыдать, но Сталин его выручил.
− Ест и хороший новост. Ми получит еще 260 тысяч помощь от Германия. На этот дэнга можно издат 41 наименований газет на разный язык. Через этот газет запустит агитация под лозунг: Долой Временное правительство! Ти как думаешь, Илыч?
− А еще, еще какие вести, добрые вести, ты их не скрывай от меня, Коба! Я великий теоретик, любое свободное время использую для написания статей. Эти статьи должны попадать в массы. Массы их изучают и действуют согласно моим указаниям. Но Коба, я не могу разорваться на десять частей. Члены моего ЦК разбрелись, кто куда, и толку от них пока никакого. Видать, они берут пример с меня и тоже хотят, чтоб им докладывали. В результате я остаюсь без информации. Я над этим давно и постоянно думал и решил самому внедриться в массы. Отсюда и призыв рабочего, что Ленина надо повесить. Я по тридцать раз выступаю на собрании, а потом тороплюсь на другое. Я лишен нормального питания. Бывает, на ходу ем жареный пирожок. А пирожки-то жарятся не на сливочном масле, а чаще на солярке. Инесса мне не помогает, она только в постели хороша, а я усталый, бывает, не гожусь для постели. − Ну, хочешь, я тоже пойду в массы…вдвоем с Надеждой Константиновной.
− С этой слепой? Да от нее народ разбежится. Ты лучше с Инессой вдвоем. У тебя плохо с русским, а она будет переводить твои мысли.
− Илыч, не надо. У меня молодой девка, тоже зовут Надя, я у них жит на квартира, а мой Надя, этот молодэнкий дэвочка, как толко свет погас, тут же бежит на мой кроват под одеяло. А мнэ что дэлат, я нэ можэт устоять, я кавказский мужик. А твой Инсса…дла Лэнын, но не для Сталин. Инесса вздрогнула и наполнилась не то ненавистью, не то злостью, поднялась и ушла к себе в комнату. Ни Ленин, ни Сталин этого не заметили, у них продолжался трудный, но важный разговор.
− Коба, а еще что, еще новости у тебя, давай выкладывай, не молчи, молчание смерти подобно.
− У Временный правительство не все так хорошо. На фронтах, благодаря нашему СиКа, который проводит агитацию по разложению духа царской армии, начались сплошные поражения. Кое-где зафиксированы перебои со снабжением города продуктами питания…
− Смерти зафиксированы? надо чтоб пролетариат умирал голодной смертью, мы это будем использовать, это нам на руку. Коба, увидишь где, сообщай, а ежели этого не увидишь, задуши какую-нибудь бабу ночью, а мы напишем: с голоду померла. Ты меня понял, Коба?
− Моя это будэт исползоват.
И Бронштейн, то есть Троцкий, тебе поможет. Он, вообще, тут собрался всех гусских дураков уничтожить и заселить Россию евреями. Но я пока на это не могу согласиться. Гусские дураки должны стать у нас подопытными кроликами. На них мы будем испытывать все методы революционной борьбы, все формы борьбы с попами, интеллигенцией, крестьянством и непослушным рабочим классом, если такой обнаружится.
− Моя думат, что русский народ − хороший народ, он должен построить коммунизм и жить в этот коммунизм. Это будэт пример для остальных наций. Ти не поддавайся на жид.
Сталин впервые смотрел на своего божка-жида Ленина недобрыми глазами, но Ленин тоже стал сверлить его дьявольским взглядом и Коба дрогнул.
− Ты, Коба, отправляйся в массы, собери все, что можешь и завтра мне доложи. Я жду тебя в восемь утра.
Действительно деятельный Коба обнаружил, что Петроград плохо снабжается продовольствием и товарами первой необходимости, а также нехватку сырья на промышленных предприятиях, нехватку топлива. В связи с этим произошли массовые увольнения рабочих по всему Петрограду.
Массы стали присматриваться к большевистским лозунгам, обещавшим рай на земле. Ленин словно преобразился. Из состояния уныния он быстро превратился в неугомонного борца за счастье каждого человека.
Тут и его правая рука Ганецкий (Фюрстернберг) преподнес ему королевский подарок. Это был план по захвату власти, разработанный германскими спецслужбами при большой поддержке немецких банкиров и выделения огромной суммы денег, предназначенной лично для сотрудника Ленина как немецкого шпиона.
Немецкий план предусматривал не только денежную помощь в размере пятидесяти миллионов марок, но и, что очень важно, помощь живой силой. Около трехсот тысяч штыков, которые побратаются с революционными отрядами, примут участие в революции. Это могут быть солдаты регулярной армии, это могут быть добровольцы, в основном евреи, это могут быть люди, выпущенные из тюрем.
Ленин обрадовался двум последним категориям, но он тут же подумал, что и в русских тюрьмах томятся преступники разных категорий. После захвата власти, надо открыть тюрьмы и выпустить на свободу всех. Их можно вооружить и направить, куда следует.
Кроме того, Ленин давно заметил слабость своего земляка Керенского, его нерешительность, его пустозвонство и нисколько не сомневался, что в первом же бою власть Керенского канет в вечность, а он без труда займет его кресло.
К концу июня Ленину доложили: солдаты частей Петроградского военного гарнизона подкуплены и готовы взять оружие в руки, чтоб свергнуть временное правительство.− Инесса, ты остаешься в Петрограде, а я беру сестру Марию и мы уезжаем в Финляндию на хутор Нейвола. Это 25 километров отсюда. 29−30 июня военный гарнизон выйдет на улицы с оружием в руках, захватит арсенал, железнодорожные вокзалы, банки, мосты, почту, телеграф, военные штабы и арестует Временное правительство. После этого я вернусь в Петроград как победитель. Ты будешь встречать меня на площади. Кресло правителя России будет завоевано, га…га…га!
Бонч-Бруевич встречал своего батьку на даче с распростертыми объятиями.
— Два-три дня, − сказал Ленин, обнимая еврея Бонч-Бруевича и весело улыбаясь, − и мы снова вернемся в Петроград как победители, как Цезарь, который пришел-увидел-победил. Власть будет в наших руках, я займу царское кресло, а тебя сделаю…, кем же тебя сделать? Короче, подумаем потом.
Интересно то, что большевики во главе с Лениным обвинили правительство в беспорядках на улицах города. Дескать, это правительственные войска затеяли беспорядки, это они грабят магазины и стреляют в воздух. Философия эдакого невинного Иудушки, вынужденного защищаться, это и был главный козырь Ленина.
9
Утром 3 июля на улицах Петрограда появились вооруженные солдаты 1-го пулеметного полка. Солдаты несли оружие, а всякий революционный сброд — плакаты, призывающие к свержению временного правительства. Так как восставшие пьяные солдаты и матросы не встречали никакого сопротивления, то они ограничивались только пальбой в воздух и уличными шествиями. А примкнувшие к ним коммунисты бросились грабить магазины, бить стекла и безобразничать, как обычно это делается во время любой революции.
Того же дня, 3 июля вечером, к Ленину приезжает коммунист Смирнов с докладом о том, что в Петрограде все идет, как по маслу. Ленин засобирался в путь. Он не мог допустить, чтобы кто-то другой присвоил себе победу.
− Друзья! пакуйте чемоданы и со мной в Петроград. Я каждому подарю должность, я вас приму в свою команду и вы по моему приказу приступите к делу. Нам надо устроить резню. Помещиков и капиталистов надо вырезать всех до единого. Нам нужна жилая площадь для пролетарских семей, для солдат Петрограда, которые вышли на улицу. Кто мыслит иначе? Никто? Это хорошо. Не люблю инакомыслия. Вождь для того и существует, чтобы мыслить, а массы для того, чтоб исполнять.
Бонч-Бруевич хотел остаться на даче и сослался на живот, якобы, у него разболелся желудок и его не покидают признаки поноса. А Смирнов тут же схватил четыре чемодана Ленина и они на лошади отправились в путь.
Под звуки выстрелов в воздух и криков «ура» он заскочил в квартиру, запыхавшись, и закричал:
− Инесса, мы победили! Поздравляй вождя мировой революции!
Он тут же спрятался за занавеску, вызвал Надю и приказал одеть себя в женскую одежду. Когда все было готово, он подсел к Наде, достал зеркало и пришел в восторг.
− Надя, а оказывается, мы так похожи друг на друга, как две капли воды. Инесса, посмотри на нас в зеркало: два революционера, вернее две бабки-революционерки, ну кто нас может арестовать, скажи? Да мы как пошлем подальше любого сатрапа, так он только глазами заморгает. Надя, завтра идем с тобой на площадь. Меня там ждет коронация.
Утром следующего дня 4 июля 1917 года Ленин увидел стотысячную толпу на улицах. Солдаты были накачены не только спиртным, которого было вдоволь в результате ограбления магазинов, но и наркотиками. Как и вчера, они палили в воздух и кричали «Долой»!
− Все, наша взяла, − сказал Ленин и выпустил руку Нади. − Я отправляюсь на площадь, на коронацию. Хочешь, следуй за мной, только соблюдай дистанцию. Теперь я не просто Володя Ульянов, теперь я − вождь мирового пролетариата.
Он почти бежал, Надя значительно отстала от своего знаменитого мужа, но вдруг послышалась более мощная стрельба. Люди стали крутить головами, пьяные солдаты и матросы начали падать, как снопы.
Оказалось, что временное правительство решило дать по зубам зарвавшимся путчистам. Началась кровавая бойня между войсками, вызванными с фронта и путчистами, спровоцированными и подкупленными революционерами на немецкие деньги. Несмотря на то, что на площади вышло около ста тысяч смутьянов, их участь была решена в результате мощной атаки регулярной армии.
Среди повстанцев были и представители немецкого рабочего класса, и целая когорта провокаторов еврейской национальности, вызванная со всех концов Европы. Но их было слишком мало. Ленин в эти трудные минуты понял свою стратегическую ошибку: немецкий план он просмотрел и одобрил, а вот заявку на помощь в живой силе не подал вовремя.
Большевистская авантюра потерпела сокрушительное поражение.
Нахлобучив парик на лысину сильнее, чтобы ветер не унес, Ленин помчался в сторону причала. Ему казалось, что он похож на женщину, но его везде принимали за сумасшедшего. Оказалось, что на причале делать нечего, вдобавок по причалу сновали подозрительные личности. Вождь повернул в сторону дома. Едва добравшись к дому, где он снимал квартиру, он спустился в подвал и велел его не беспокоить. На следующий день только Апфельбаум и Бронштейн были допущены к обгадившемуся вождю, рискнувшему посмотреть начало переворота 3–4 июля.
− Что с нами будет, что будет? нас расстреляют? − спрашивал Ленин своих ближайших соратников. − Если не расстреляют, то повесят. Как быть, друг Апфельбаум? Напиши что-нибудь и освети как нам поступать дальше.
− Как поступать дальше? сидеть в тюрьме. Я тебя уговаривал повременить, но ты, когда речь идет о захвате власти, сходишь с ума, ты за себя не отвечаешь.
− Да, издан правительственный приказ об аресте Ленина и Апфельбаума, то есть, Зиновьева, — подтвердил Бронштейн.
− Я против ареста, я не хочу, чтоб меня арестовали. Как это вождя мировой революции кто-то может арестовать? Гершон, вот тебе тысяча рублей, сходи, купи мне новое женское платье и какой-нибудь женский головной убор. Я переоденусь и уйду в подполье. Я люблю подполье. Мне в подполье хорошо работается. Ты, Гершон, и про себя не забудь.
− Я думаю так, − сказал Гершон, − я оденусь в обычный пролетарский костюм, пойду в уборную и свалюсь там, чтоб обваляться. От меня все станут шарахаться, в том числе и полицейские. Когда вернусь, постучу в подвальное окно и стану на четвереньки, ты выйдешь, сядешь на меня, как на осла, и мы помчимся…куда-нибудь.
− Согласен, − сказал Ленин,− только это должен решить ЦК. А может ЦК вынесет постановление, чтоб я сдался властям, был судим, а затем повешен. Но сегодня, после обеда я должен выступить в доме Кшесинской, моей сестры по крови. Я призову рабочих, солдат и моряков к стойкости, выдержке и, конечно же, к спокойствию. Мы окончательно не побеждены. А потом, Гершон, уедем в Сестрорецк в подполье и начнем строчить научные труды о мировой революции.
− А где вы будете печатать свои великие труды, если все наши газеты закрыли? − спросил Бронштейн. − Мне придется изменить свое мнение о том, что русские это лишь навоз истории. Оказывается, эти ослы не так просты, как мы думаем, не так ли, Владимир Ильич?
− Посмотрим, посмотрим. Первую задачу, которую поставил перед нами Энгельс, мы уже выполнили. А он, как вы помните, советовал нам запустить этим дуракам какую-нибудь идеологию. Вот мы и запустили. Это выдающаяся победа. А победив окончательно, мы скрутим их в бараний рог.
− И уничтожим. Эту землю надо заселить евреями. Это будет великое еврейское государство, непобедимое государство.
− Гершон, ты что думаешь по этому поводу? − спросил Ленин.
− Если мы победим, если нас не победят, то почему бы и нет? Сколько евреев сейчас в Петрограде, три миллиона?
− Да нет, пятьсот тысяч. Из них триста тысяч из разных стран.
− А банкиры есть? − спросил Ленин.
− Думаю: есть, − ответил Бронштейн.
− Надо их того… пусть помогают революции. Опыт показал, что подкуп, спаивание солдат, наркотики − хорошее дело.
− Неугомонный ты, Ильич.
− Гершон, ты точно такой же и Бронштейн точно такой же. Еврей на еврея, как две капли воды, похож.
− Шалом!
− Шалом! − впервые произнес это слово Ленин.
Ленин ждал ареста и расправы, пытался связаться с Керенским, но вскоре понял, что Керенский не примет никаких решительных шагов против изменников Родины. Однако верхушка была схвачена и посажена в каталажку. В Крестах и других Петроградских тюрьмах содержались Троцкий, Коллонтай, Каменев, Луначарский, Раскольников и другие активные евреи, перекрестившиеся в гусских.