— Приносить почту…
— А еще?
— Это все, — сказала Кротиха. — Потом я буду уходить домой. Мне есть чем заняться.
В дверь два раза постучали, и на пороге появился Авиньон. Он сказал что-то на ухо Булару.
— Дамы, — объявил комиссар, — можете идти. Мы пришлем вам ответ по почте.
И он обернулся к Кротихе.
— А вы останьтесь, мадемуазель. Подождите меня здесь.
Остальные девушки продефилировали мимо комиссара к выходу. Авиньон и Булар последовали за ними. Кротиха разглядывала небо сквозь оконное стекло. Выйдя из приемной, Булар запер дверь на два оборота.
— Кто она? — спросил Авиньон.
— Кандидатка, которая меня интересует.
— Вы боитесь, что она улетучится?
— Вот именно. О чем вы хотели поговорить? Давайте, выкладывайте скорее.
Авиньон осмотрелся и тихо сказал:
— Я тут подумал о том, что вы мне говорили.
— И поэтому решили меня побеспокоить?
— Послушайте. Кроме вас только я видел отца Зефиро. В тот день, когда он приезжал опознать Виктора.
— И что?
— Я мог бы поехать к нему. Я готов хоть сейчас.
— Сейчас? Вам что, нужен отпуск, Авиньон?
— Я стараюсь быть вам полезным. Если вы укажете мне место, где он скрывается…
Булар ухватился за мочку уха. Это была государственная тайна. И однажды он уже поставил ее под угрозу.
— Мне надо подумать.
Однако он сразу понял, что это толковая идея. С русским, который ходит за ним по пятам, лишняя осторожность не помешает. Авиньон не хуже него справится с делом, проведя разведку на Аркуде. К тому же комиссар был не прочь сам съездить в Эверленд, к прекрасной Этель…
— Пойдемте, — сказал он. — Я покажу вам одну довольно странную особу.
Он дважды повернул ключ в замке и толкнул дверь.
Голубая приемная была пуста.
Булар бросился к окну.
— Она же говорила… говорила!
— Что?
— Что входит и выходит через окно.
Высунувшись на улицу, оба вглядывались в двор-колодец.
— Это маловероятно, — возразил Авиньон, оценивая высоту.
— Но очень на нее похоже. Ах, чертовка! Кто эта девица?
Комиссар направился к единственному стулу, который не стоял в ряд с другими у стены. На голубом бархатном сиденье лежал конверт.
Булар открыл его.
— Что там? — спросил Авиньон.
— Это личное.
Он сунул письмо в карман. У него не было сил читать его сейчас. Письмо было от матери. Оно начиналось с рецепта зимнего крем-супа из каштанов.
А в это время на крыше Кротиха сбросила туфли на высоких каблуках, распустила пучок, спокойно добралась до западного фасада Дворца правосудия на площади Дофина и только там спустилась на землю. Теперь она шла вдоль реки. После пяти дней непрерывных дождей уровень воды сильно поднялся, местами река даже затопила набережную. Кротиха уселась на краю сквера Вер-Галан[13], там, где он разрезал Сену на две части.
Наступит ли такой день, когда она сама получит от кого-нибудь весточку? Кротиха проводила свою жизнь, соприкасаясь с чужими судьбами, проскальзывая между ними, незаметно их меняя. Ванго, Этель, Андрей, Булар… Она спасала людей. Она была ангелом-хранителем, парящим над миром.
Но если говорить начистоту, что оставалось ей самой? У нее был друг — Ванго: она не видела его уже три года. У нее был возлюбленный — Андрей: он даже не подозревал о ее существовании. А семья… Она трещала по швам. Вечерами, отправляясь в город на ужин, мать трепала ее по щеке рукой в длинной, выше локтя, шелковой перчатке. Отец сдавал на глазах. Ни единая душа не испытывала к ней привязанности. Никто не задерживался рядом с ней.
Она несла свою службу ангела как никто другой, но не хотела быть ангелом. Ей была нужна обычная, земная жизнь.
Кротиха благоговейно хранила в памяти один день и одну ночь, проведенные в Шотландии два месяца назад. Это было необыкновенное воспоминание.
Она впервые в жизни погладила лошадь. Она сидела вдвоем с Этель в каминном зале и слушала музыку. Она швыряла камешки в озеро; идя по траве, чувствовала тяжесть сапог, облепленных глиной. Она носила шляпу старшего брата Этель, который был в отъезде. Она загоняла в хлев овец. Она смеялась до слез, одевая мадам Булар к ужину. У нее перехватило дыхание от невозмутимости дворецкого, когда фальшивый бриллиант герцогини упал в тарелку с супом. Запасшись факелами, они с Этель ночью проникли в самолетный ангар, и потом до утра Кротихе снилось их приключение. С первыми лучами солнца она взобралась на вершину бука, карабкаясь по веткам, еще покрытым инеем. За завтраком ее ошеломил поток вопросов от обитателей Эверленда. Она даже немножко рассказала о себе:
— Я часто остаюсь одна. С кем не бывает.
Мэри дала ей с собой несколько сдобных булочек, сказав, что она может угостить родных:
— У вас же есть, наверное, братик или, ну я не знаю… возлюбленный. Ну конечно, возлюбленный…
И Мэри стала умолять девушку, чтобы та доверила ей свою любовную тайну. Ее любовную тайну! Кротихе даже сама мысль казалась невероятной.
— Вы только посмотрите на эту барышню! При таких-то локонах у вас должна быть куча кавалеров! — настаивала Мэри.
И она положила ей в сумку еще три булочки — так, на всякий случай.
Кротиха уже переступила порог, когда к ней подошла мадам Булар и вручила письмо для сына.
— Вы возвращаетесь в Париж. Не могли бы вы передать ему это лично в руки?
И поцеловала Кротиху в лоб.
Этель ждала, сидя за рулем автомобиля.
Когда они выехали на дорогу, ведущую в порт, Этель попросила Кротиху аккуратно распечатать конверт и прочитать письмо.
— Зачем?
— Так будет лучше. Я не хочу, чтобы ее путешествие оказалось бесполезным.
В письме не должно было быть ни единого намека на то место, где сейчас находилась мадам Булар. Кротиха прочитала его, повысив голос, чтобы перекрыть шум мотора. Это послание успокоило и растрогало девушек. Оно содержало множество рекомендаций и напоминало письмо матери к сыну в летний лагерь, с наказом хорошо кушать и не давать себя в обиду.
Кротиха смотрела на темные воды Сены. Что теперь делать? В конце лета исчез Влад-стервятник. Он где-то прятался. Укрывшийся в своей крепости Булар уже наверняка снабдил портретом преступника каждого французского полицейского.
Андрей пропал еще раньше. Жизнь Кротихи утратила всякий смысл.
Кротам нужно очень мало воздуха, очень мало света и свободного пространства. Они живут в одиночестве одиннадцать месяцев в году, не знают солнечного тепла, передвигаются бесшумно. Но даже им надо для чего-то жить.
Мадемуазель вошла в проходную автомобильного завода. С ней было трое детей — Костя, Зоя и Сетанка.
— Я хочу поговорить с Иваном Ивановичем Улановым.
— Зачем?
— Со мной его дети.
— Он там, дальше, в сварочном цеху. Но не ходите к нему с детьми.
Она усадила их на скамейку.
— Подождите меня здесь.
Зоя взяла Сетанку за руку. Костя, сидя рядом, играл палочкой.
Мадемуазель прошла через несколько цехов, где автомобили стояли рядами, как буханки на противне. Механики смотрели ей вслед. В последнем цеху она увидела отца Андрея. Весь в копоти, он лежал под ревущим двигателем. Мадемуазель окликнула его.
Он не сразу ее услышал. Рядом с ним двое мужчин сваривали какие-то железные детали. Механик встал и подошел к ней, вытирая руки.
— Иван Иванович, у нас неприятность, — сказала Мадемуазель.
— Что-то с детьми? Где они?
— Они здесь. Все дело в Сетанке, их подружке из парка Сокольники. Сегодня утром мы вышли из дома, чтобы идти в школу. А она поджидала нас на улице. Думаю, она никого не предупредила о своем уходе. Не хочет говорить, где живет.
Механик выключил двигатель.
— Она здесь?
Мадемуазель кивнула, и они направились в первый цех.
— Вы знаете ее фамилию?
— Нет. Мы всегда видели ее с няней. И всегда в парке. Но сегодня няни с ней нет.
Они подошли к детям.
— Что случилось?
— Она хочет жить у нас, — сообщила Зоя отцу.
Механик сел между девочками и вздохнул. Теперь на скамейке сидели четверо. Костя по-прежнему играл своей палочкой. Мадемуазель сидела неподалеку, под стенными часами.
— Как тебя зовут?
— Светлана.
— Мы всегда звали ее Сетанкой, — сказала Зоя.
— Сетанка, — повторил Иван, положив руки на колени.
Ему было сорок пять лет, но у него были руки старика.
— Тебе что, дома плохо?
— Плохо.
— У нас тоже не всегда все хорошо.
Он увидел, как в кабинет начальника цеха вошли трое мужчин.
Иван осторожно взял Сетанку за руку.
— Пожалуйста, скажи нашей няне, где ты живешь. Она проводит тебя домой. А потом ты сможешь прийти к нам поиграть.
Сетанка с сомнением взглянула на Мадемуазель. Зоя ободряюще кивнула подружке.
И тут Иван увидел, что начальник цеха жестом подзывает его к себе. Трое мужчин разом повернулись в его сторону. Иван встал со скамейки.
Мадемуазель молча смотрела на него.
Один из троих вышел на порог и окликнул механика.
— Ждите меня здесь, — сказал Иван детям.
Он обогнул серую машину. Начальник цеха куда-то исчез.
Мадемуазель пересела поближе к детям.
В кабинете пахло табаком и бензином. Ивану велели сесть. Один из троих все время стоял в дверях, как будто кого-то ждал.
— Иван Иванович, у тебя есть новости от сына? — спросил самый низкорослый, расчищая стол от инструментов, чтобы облокотиться на него.
— Нет.
— У нас тоже.
Иван молча смотрел прямо перед собой.
Коротышка достал из кармана мятый белый лоскут и шумно высморкался. Через стекло он поглядывал на цех.
— Ты всегда работал механиком? — спросил он, вытирая губы.
— Да, — сказал Иван.
— Твой сын Андрей не хотел идти по твоим стопам?
— Он музыкант.
— Я знаю. Но есть рабочие, которые занимаются музыкой в свободное время. Он что, лодырь?
— Он талантливый музыкант. Пришлось выбирать.
— Почему?
Иван не ответил.
Простуженный коротышка сердито засопел и рявкнул:
— Я спросил — почему?
— Потому что надо было выбирать.
И он положил руки на стол ладонями вверх. Черные от сажи пальцы все в порезах, указательный искривлен. Разве можно играть на скрипке такими руками?
Тут заговорил второй:
— Андрей уже четыре месяца в бегах.
Иван поднялся.
— Мне запрещено с ним общаться. Я ничего не знаю.
— Мы ему доверяли, Иван Иванович.
— Он поехал в Париж учиться музыке. У него все документы были в порядке…
— Дурак, дело не в документах. Я сам ему их выдал. Вместе с бумагами Андрей получил особое задание.
— Я ничего об этом не знаю.
Простуженный коротышка знаком подозвал товарища и что-то сказал ему на ухо. Он хотел, чтобы его оставили наедине с отцом Андрея. Двое других вышли. Коротышка взял со стола медный болт.
— Иван Иванович…
— Да?
Мужчина вертел болт между пальцами.
— Твой сын знал, что с вами будет, если он сбежит. Вот это меня удивляет. Он знает, что вас ждет. И ты тоже это знаешь.
Да, он догадывался. За последние два года множество людей попали в лагеря — из своих домов исчезали мужчины, женщины, целые семьи. Говорили, что их увозят на рудники, туда, где зимой бывает пятьдесят градусов мороза.
— Андрей найдется, — сказал Иван. — И объяснит свое отсутствие.
— Наш человек в Париже, который ведет это дело, так не думает. Четыре месяца… слишком долгий срок. Этому может быть два объяснения. Первое — ему на вас наплевать. Он просто спасает свою шкуру. Жертвует семьей.
Иван сидел, опустив глаза. Коротышка снова перевел взгляд на цех.
— Мои товарищи верят этому объяснению. Оно, конечно, правдоподобно. Но я, уж не знаю почему, думаю иначе…
Коротышка снова высморкался. Он смотрел, как один из его помощников, сидя за рулем автомобиля, пытался въехать в заводской гараж поближе к бензоколонке. Другой делал вид, что играет с белокурым мальчуганом.
— Второе объяснение, — продолжал коротышка, не прекращая наблюдать за этой сценой, — заключается в том, что Андрей Иванович спасает собственную шкуру, думая, что о своей вы позаботитесь сами.
— Не понимаю.
Тот улыбнулся.
— Он знает, что у тебя есть план спасения семьи…
— Какой план?
— Бежать за границу… А может, ты придумал другой маневр?
— За нами круглосуточно следят.
— Поэтому я подозреваю, что твой план хитрее: шантаж или еще какой-нибудь преступный умысел.
Он впился в Ивана маленькими горящими глазками.
— Ты от меня не уйдешь.
Снаружи двое других припарковали машину так, чтобы было удобно заправляться. Рабочий заливал в бак бензин. «Товарищи» подошли к детям и позвали их в машину, поиграть. Мадемуазель отказалась, но не смогла удержать детей. Костя уже забрался на заднее сиденье, за ним, смеясь, побежали девочки. Сетанка уселась за руль. Она уже забыла обо всех своих горестях.
Мадемуазель так и осталась на скамейке.
Присев на край стола рядом с Иваном, коротышка через стекло наблюдал за детьми.
— Чьи это?
— Мои, — ответил Иван.
Коротышка долго молчал, потом достал очки.
— Твои?
— Да.
— Что они здесь делают?
— Да так, мимо проходили…
— И что?
— Женщина — это их няня, — объяснил Иван. — Вы ее прислали, чтобы она у нас жила.
Коротышка не отводил взгляд.
— Один, два… три.
— Что?
— Трое детей.
— С Андреем — да, трое, но…
— А это еще кто?
Его глазки сощурились за стеклами очков.
— Девочка на переднем сиденье…
Иван подавил вздох.
Коротышка так и сидел на столе, невнятно бормоча:
— Девочка… там…
Внезапно он выронил болт, и тот покатился по полу. Коротышка встал, вышел за дверь и направился к машине. Подойдя вплотную, он наклонился к водительской дверце. Девочка крутила баранку.
Он постучал в окно. Сетанка обернулась.
Он сделал ей знак опустить стекло, как это делают на контрольно-пропускных пунктах в военное время. Девочка не двигалась. Зоя и Костя спокойно сидели сзади. На мальчике была шляпа одного из «товарищей». Сетанка колебалась. Она все еще сжимала руль.
Коротышка снова постучал в окно.
— Откройте, товарищ шофер, — важно сказала Зоя.
Сетанка покрутила ручку, опуская стекло.
— Здравствуй, — сказал коротышка.
— Здравствуйте.
Сетанка смотрела вперед.
— Что ты здесь делаешь, Светлана Иосифовна?
— Я уезжаю.
— Куда?
— Со своими друзьями.
— Скажи мне, Светлана, куда? Куда вы едете?
— В Италию.
Через несколько секунд Иван Иванович увидел, как коротышка выкрикнул приказ, открыл заднюю дверцу, поспешно схватил Костю за руку и вытащил из машины. С другой стороны его товарищ выволок кричащую Зою. Мадемуазель бросилась к ним и прижала детей к себе. Сетанка сидела, вцепившись в руль.
Отец выскочил из конторы и кинулся к детям. Его схватили прежде, чем он успел к ним подбежать. Он начал было отбиваться, но получил удар локтем в лицо. Его швырнули на заднее сиденье, по бокам уселись два «товарища». Коротышка сел за руль, отодвинув Сетанку на пассажирское место. Она сжалась в комок. Вспыхнули фары, и автомобиль рванул вперед. Опрокинув тележку, он дал задний ход, выехал на дорогу и умчался.
Мадемуазель стояла одна с рыдающими детьми. Зоя кричала: «Сетанка! Сетанка!» Костя звал отца.
Мадемуазель била дрожь. Может, все это из-за нее? Вчера в парке она решилась передать маленькой Сетанке письмо для доктора Базилио, чтобы она незаметно бросила его в почтовый ящик. Вдруг они что-то узнали?
Она замерла, прижав к себе детские головки.
К ней подошел начальник цеха, бледный как полотно.
— Уходите отсюда. Мне не нужны неприятности.
Иван сидел в машине и больше не сопротивлялся.