Ольга Аль Каттан
Записки иностранки.
Глава 1.
Взгляд востока
Мавританский стиль аэропорта города Алеппо, пышные пальмы и испепеляющая жара, не дают времени собраться с мыслями. Паспортный контроль, затянувшийся (это понятие любимое для сирийцев) по воле Аллаха (а значит чаепитие пограничников ни причем) , аккуратно уложенный багаж на тележках, остаются позади. Я надеваю платок и опускаю глаза. Но это не помогает. Взгляд востока прожигает тебя насквозь. Встречающие многочисленные семьи с любопытством разглядывают и белую кожу, и голубые глаза.
Русские жены арабов всегда жалуются на то, как местные жители смотрят на них. Даже "старожилы", находящиеся здесь много лет, знающие все обычаи и культуру, чувствуют себя под этими взглядами, не очень комфортно (мягко говоря) .
Хотя многим женщинам нравится повышенное внимание… Может, поэтому, толпы туристок едут на восток, и без проблем выставляют на всеобщее обозрение свои пупки и прочие части тела… Для тех же, кому праздное любопытство местных претит, главный совет – одевайтесь скромно. Вы можете ходить без платка, камнями вас не закидают. Но элементарные правила приличия в одежде (длинная юбка или брюки, закрытые грудь и руки) спасут вас от многих проблем.
Я вспоминаю девушку, летевшую впервые в Сирию знакомится с Интернет–женихом. О традициях страны она расспрашивала пассажиров самолета. Симпатичная молодая особа решила сразу покорить своего виртуального друга, и поэтому надела блузку с огромным декольте. Ее не пустили в Сирию (с документами у девушки все было в порядке) . Такие ситуации случаются редко, но метко.
Сирийцы могут "прикопаться" к любому, тут все зависит от их расположения духа.
Были случаи, когда туристов — европейцев без всяких оснований разворачивали в обратном направление, отказав в визе. Сирия загадочно–непредсказуемая страна.
Страна настроения.
Такси везет нас на вокзал, по самым грязным закоулкам старой части Алеппо. Древний город погряз в мусорках.
Возле каждого дома, на протяжении всего пути, вдоль обочин, в выгоревших реденьких парках — горы мусора. Везде. Не в баках, не в контейнерах – а так, просто, стихийные свалки. Я закрываю глаза и погружаюсь в жару и запахи.
Аромат горького кофе накладывается на запах вкуснейшей шаурмы и сирийских "кнафе", но главные нотки в этом "парфюме"— сладкая вонь разлагающегося мусора…
Это другая реальность…
Вот и автовокзал, похожий на бессмысленный хаотичный муравейник. Полицейские просят раскрыть огромный чемодан, пошарив ради приличия по вещам, пропускают и идут следом.
— Щэм? (Дамаск?) – подбегает к нам молодой парень, выхватывает вещи из рук и ведет в маленькую грязную конторку, где мы будем ждать отправления автобуса в Дамаск.
— Садитесь, прошу вас, — любопытный хозяин "офиса" уступает свой стул, выписывает нам билеты и просит паспорта, с которыми в неизвестном направление убегает его помощник.
— Кем работает твоя жена? – (зачем в билетах на автобус указывают место работы, я так и не поняла) , — Журналист?! — лицо сирийца вытягивается, — Нет, это писать не надо, я напишу, что она домохозяйка, чтобы не было проблем…
Смачно грызя огурец и запивая его чаем, наш благодушный хозяин расспрашивает о России, о семье, о политике, попутно предлагает угоститься чайком из его же стакана.
А в это время, возле окна и двери конторки начинают собираться люди мужеского полу от 7 до 70 лет. Мужчины держатся за руки, "кучкуются", шушукаются, периодически заглядывая в открытую дверь. И я уже согласна на черную "абаю", или даже мешок с прорезями для глаз и носа…
Каждый раз, садясь в такси на заднее сиденье, и слегка отвлекшись от пейзажа за окном, вдруг замечаешь, как в маленькое зеркальце тебя рассматривает водитель.
Взгляд востока чувствуешь всем существом – он огненный, тяжелый, из–под тишка или без смущения – прямо в глаза. В этом взоре вся мука и страсть мужская, их животная сущность, и зависть и восторг.
И кто решил, что паранджа это плохо… Даешь каждой "белой" женщине на востоке по бесплатной парандже хорошего качества!
Хотя, в 50–градусную жару никакое качество не поможет. А если это ортодоксальная мусульманка, то на руках у нее еще и черные перчатки, на ногах черные чулки, а на глазах очки, в которых можно отправиться на глубоководную охоту в средиземное море или в снежные горы. Очки неимоверных размеров на пол лица и тоже черные.
Наконец, паспорта вместе с оформленными билетами у нас в руках и мы загружаемся в автобус, где очень громко звучит национальная музыка и работает кондиционер. Мимо окон проплывает все тот же пейзаж — бесконечная свалка.
Сирия — бедная страна. Хотя при нынешнем президенте Башаре Асаде, все же был сделан какой–то скачок в развитие, но видно это только в Дамаске.
Сирия — закрытая страна. Туристов здесь очень мало, нет даже элементарных вывесок, опознавательных знаков на английском языке, как в других странах. Где находится аптека, магазин, ресторан, надо разбираться методом "тыка"— практически все надписи на арабском.
Сирия – очень гостеприимная страна. Даже если вы не знаете что — где и как, и не владеете арабским, к вам подойдет любой местный и поможет, чем сможет, причем абсолютно бесплатно.
Дорога в столицу Сирии проходит через маленькие городки–деревеньки в окружение величественных, прекрасных гор без какой–либо растительности.
Хамма и Хомс поразили очередными сюрреалистическими свалками и грязью, на этом фоне — новостроящиеся белоснежные дома и ни одного деревца. Инфраструктура развлечений отсутствует. Ни театров, ни музеев, ни кинотеатров, ни детских площадок и парков…
Музыка в автобусе гремела на протяжении всего долгого пути. Неожиданно высокий тучный военный уселся на пустые кресла впереди и так придавил их своей массой тела, что казалось, вот–вот рухнет вместе креслом прямо на меня. Повернувшись, недовольно поклацал включателями воздуха и света, спросил, нельзя ли как–то уменьшить громкость музыки и решил пообщаться.
Полковник Сирийской армии, отец 6 детей возвращался со службы домой, в Хомс. Через полчаса после нашего знакомства, мы были приглашены в гости. Не завтра или там, на следующей неделе, а прямо сейчас.
— Ты мусульманка, спросил он, кивая на мой платок?
— Христианка.
— И я тоже! Я католик, – радостно заулыбался грозный полковник и стал вынимать из нагрудного кармана какие–то бумажки. Это оказался затертый календарик с изображением Христа и фотография жены.
Спустя 2 часа задушевных разговоров, отказавшись в четвертый раз пожить в доме полковника (т. к. это рушило все наши планы) , мы обменялись телефонами и распрощались почти как родные люди .
Уже была глубокая ночь, когда мы въехали в Дамаск. Город шумел и мерцал.
Между рядами типовых многоэтажек проглядывали куски неба с огнями.
Жара спала. Кто бы мог подумать, что в 2 часа ночи на улицах города кипит жизнь. Главный рынок — Хамидие закрыт, но стихийные рыночки и бесчисленные палатки с "шаурмой" и прочими арабскими вкусностями, кажется, работают круглые сутки. Взрослые и дети спокойно ожидают свой заказ, наблюдают за работой поваров, периодически сглатывая слюну, в предвкушение надвигающегося праздника желудка.
Я не люблю "шаурму". Не ем ее вообще. В России. Но сирийская "шаурма"— это песня, а не пища. И мой рассудок часто взывал к желудку: "Остановись, где мы талию потом делать будем?? "А я все ела, ела…
Сам процесс изготовления завораживает. Во–первых, кассир записывает на клочке бумажки ваше имя и заказ, дальше эти бумажки передают бородатым поварам. Они, не спеша, но без остановки "штампуют" шаурму, успевая поглядывать по сторонам и быть в курсе всех событий. Периодически раздаются окрики: "Мадам такая–то", "Мухаммед такой–то". И пакеты с едой оказываются в руках радостных покупателей.
— Эй, — восклицает чуть не плача паренек, — а где мой "фалафель"?
— А ты заказывал? – удивляется повар, смотря в бумажку, — а, да, заказывал, ну извини, хабиби… Сейчас сделаем…
В арабском языке отсутствует местоимение "Вы". Здесь и стар и млад говорят друг другу "Ты". Добавляя незаменимое "хабиби" ("дорогой") .
— Хабиби, как проехать на площадь? — кричит из окна прохожему, заплутавший водитель.
— Хабиби, имей совесть, – торгуются на рынке разгоряченные покупатель с продавцом.
— Ладно, дорогой, только для тебя, скину половину…
— Щу (что) , хабиби, — поприветствовал сидящую у дороги кошку молодой парень и пошел дальше.
Исторически территория современной Сирии представляла собой одно целое с землями Ливана, Иордании, Палестины и Израиля. В письменных источниках эта историко–культурная область известна как Великая или Большая Сирия — (аш – Шам аль Кабир) .
Постоянно являясь частью крупных политических образований: Арабского Халифата, Владений мамлюкских султанов Египта и Османской империи, Великая Сирия никогда не была единым независимым государством.
Арабы не говорят "Дамаск", они страстно выдыхают – "Щэм". Для них этот город на подсознательном уровне – образ великой Сирии, мечта о едином арабском государстве…
Обычные типовые многоэтажки, обычные широкие улицы, из необычного – портреты президента страны и его папы везде, где можно и нельзя (культ личности цветет и пахнет) . Вобщем, ничего особенного, на первый взгляд. Но это лишь неприметная оберточная бумага. С шелестом разорвав ее, и с любопытством заглянув внутрь, замираешь…
Древний город рынков и средневековых зданий очень разный. В будние дни он словно огромный жужжащий улей: старые арабские кварталы, в которых кипит жизнь с утра до вечера, работают маленькие лавчонки, (в них мало что изменилось за прошедшие века с момента их открытия) и современные магазины.
Гуляя по Дамаску в жаркий день, когда солнце стоит в зените, не забудьте запастись холодной водой и надеть на голову панамку.
Старая часть города – один сплошной музей. До сих пор сохранилась Прямая улица, на которой останавливался ослепленный Богом гонитель христиан Савл, ставший в последствие апостолом Павлом. Совсем рядом находится подземная церковь времен апостола, над которой стоял дом Анании, излечившего Савла от физической и духовной слепоты. Чуть поодаль – "Баб Кисан"— крепостные ворота, с них апостол Павел, спасаясь от римских солдат, был спущен единоверцами в корзине. Сейчас ворота перестроены, благодаря чему появилась небольшая церковь апостола Павла.
Посреди старого города находится самая главная достопримечательность Дамаска — Мечеть Омейядов. Она одновременно является музеем и действующей мечетью.
Около 3 тысяч лет назад арамейцы выстроили на этом месте святилище Хадада. Римляне перестроили сооружение в Храм Юпитера Дамасского. В конце 4 века византийский император Феодосий построил на месте римского храма базилику, посвященную отцу Иоанна Крестителя – Захарии. Позднее она была переименована в честь самого Иоанна Крестителя. А в начале 8 века арабский халиф Валид превратил собор в мечеть.
Почти 70 лет здесь под одной крышей молились христиане и мусульмане.
В 2001 году, во время визита в Дамаск Иоанна Павла 2 история повторилась – в мечети был устроен совместный молебен христиан и мусульман. А в средние века, в качестве компенсации за отобранную базилику, христиане Дамаска получили разрешение построить несколько новых церквей.
Огромная мечеть Омейядов поражает еще только на подходе. Река людей – туристы и правоверные мусульмане стекаются к узкому проходу. Суета и толкотня сменяется погруженностью в себя и абсолютной отрешенностью молящихся. Мечеть украшена великолепными мозаичными панно, полы устланы коврами. Внутри, в молельном зале находится часовня Иоанна Крестителя. Утверждают, что в ней хранится отрубленная голова святого. Если пройти влево от часовни – это место паломничество шиитов: там находится прядь волос самого пророка Мухамеда. В небольшом саду мечети расположена могила знаменитого завоевателя, покорителя востока Салах–эд–Дина.
Я выхожу из мечети, скидываю жуткий тяжелый халат–рубище, который выдают всем (это закон) женщинам–туристкам при входе. На площади детвора кормит голубей, возле стен святыни сидят паломники, углубленные в свои думы. Солнце опаляет дыхание. Скорее укрыться от зноя, вперед, быстрее!
Темный, сводчатый старый рынок Хамидийе с радостью принимает в свои прохладные объятья. В будний день – здесь не протолкнуться. Обычный шумный восточный базар. Но в пятницу, святой для мусульман день, здесь было пусто, гулко и прохладно. Длинный, длинный коридор. Почти черные полукруглые своды крыши, закрытые ставни на древних оконцах, кое–где работает один–два магазинчика. Лавка - кафе с мороженым и сладостями переполнена людьми. Аншлаг и внутри и снаружи, где кучками стоят сирийцы, поедая тающее лакомство. Возле кафе несколько подростков продают нехитрые поделки, игрушки, и запускают ввысь, к самой крыше громко свистящий шарик. Что вызывает неописуемый восторг у собравшейся толпы детей и взрослых. Хлеба и зрелища! Стихийный митинг, посвященный радости существования в разгаре – рожок с мороженым в руке, нехитрое развлечение перед глазами, люди шумят, люди "тусуются". Хлеба и зрелища! Еще! Пронзительный свист и буря эмоций, сладко - липкая струйка стекает на землю…
Дамаск прекрасен уже только тем, что стоит в окружение потрясающе красивых гор. Одна из них – гора Касьюн. Здесь по преданию Каин убил Авеля. Туристы и местные жители приезжают сюда ночью полюбоваться сказочной панорамой, открывающейся на столицу Сирии. Если вы гуляли по ночному городу и не поднялись на Касьюн, значит, вы не видели трепещущую на ветру душу Дамаска. Он лежит внизу, расстилается под ногами и уводит взгляд в бесконечность. Он сверкает и переливается миллионом алмазных граней огней, шепчет и вздыхает, молчит, погружая в философский покой. Огромный мерцающий Щэм, звезды дышат над головой, в унисон с дыханием города и так будет всегда…
Глава 2.
Знакомство вслепую
Когда я уезжала на восток, добрые соседи и знакомые, напутствовали меня как могли:
"Ты смотри, оденут на тебя "паранджу", ребенка заберут, будешь в гареме сидеть, видеть небо в клеточку… "Все это говорилось с такой уверенностью и знанием дела, как будто эти самые бабушки–соседки прожили на востоке всю жизнь.
За колючей проволокой, в гареме…
Я боялась. Очень боялась. До такой степени, что за день до отлета порвала свидетельство о браке, в надежде, что из–за отсутствия документа, мы не поедем ТУДА. Ужас от неизведанного накрывал душу словно цунами.
Даже сейчас помню то чувство восторга, смешанное со страхом, когда в иллюминаторе самолета показались огни Бейрута. Сказать, что это было красиво, значит, ничего не сказать. Ошеломительно. Словно звездное небо обрушилось на тебя в одно мгновенье.
Самолет остановился. Ливанцы горячо поздравляли друг друга с возвращением в родные пенаты.
Ребенок мой наконец–то перестал орать и удивленно поглядывал по сторонам. Родители и муж пребывали в радостном блаженстве. Родители – потому что впервые оказались на востоке. Муж – потому что восток был его родиной.
Мой муж — араб. Хотя, когда я его так называю, он бъет себя кулаком в грудь и гордо заявляет: "Я не араб, я – ливанец". Русско–европейским (американским) браком уже никого не удивишь в России. А вот при словосочетании "муж–араб", у 90% людей вытягиваются лица, в глазах появляется любопытств, а в голосе – жалость.
"Он у тебя черный?", "Бьет?", "Какая ты по счету жена?" и т. д. и т. п.
В России НИЧЕГО не знают о Востоке.
Мы выходили из самолета, погружаясь во влажно–жаркую ночь, в запахи специй, жасмина, кофе и кальяна. В полуобморочном состоянии, безумно устав (ребенок не слезал с рук весь долгий день) , я брела на встречу к родственникам.