Шорохов больше не было. Опять темнота и тишина окружали ее, опутывая ее тело и сознание.
"Почему я не утонула? Почему вода не поглотила мое тело? Почему я еще жива? И зачем это?.."
Это было последнее что мелькнуло в ее спутанном сознании, а потом ее тело вновь пронзила страшная боль и она закричала, выгибаясь в дугу, молотя руками по стенкам своей тюрьмы и кричала, кричала...
Новое пробуждение не принесло ничего кроме боли и шума в разбитой голове. С трудом привстав, она поднесла к лицу руки, увидела свои грязные пальцы с обломанными ногтями и улыбнулась.
-Еще жива, странно.
Сказала она себе и тоненько засмеялась хриплым булькающим смехом.
- А вот и не умерла! Не умерла1 Не дождется!
Смех перешел в истерику, и теперь она смеялась, странно хихикала, корчила рожицы не переставая, пока не застонала от боли в поломанных ребрах. Несколько вздохов и почти нечеловеческие усилия, чтобы остановиться, сдержать рвущиеся из груди странные звуки, и одновременно борясь со страшной болью, которая рвалась наружу... Чтобы унять ее она стала биться головой о стальные прутья все сильней и сильней...
- Прекрати! Прекрати! Я больше не могу! - крикнула она из последних сил и отключилась.
Очнувшись, она увидела перед собой крысу.
Вода видимо ушла, так как на полу остались только несколько небольших луж. Рядом с одной из них и сидела большая крыса и с аппетитом ела размокший, превратившийся в грязную кашу сухарь. Спокойно доев все до последней крошки, она неторопливо направилась к расщелине в стене, из которой еще сочилась вода, и скрылась из виду.
Мужчина пришел под вечер. Он сделал несколько снимков, немного постоял рядом с ней, брезгливо смотря своими темными глазами из-под низко надвинутой на глаза шапки и, довольно кивнув, ушел.
За все это время она не произнесла ни звука.
Как только го шаги смолкли, в темных углах раздалось шуршание, и показалась большая крысиная голова. От ужаса она сильно закричала и крыса, напуганная ее воплями, тут же нырнула обратно в темень...
Свет в этот раз падал как-то странно: он высвечивал слабый круг света и лишь слегка разбавлял темноту у стен, а углы помещения были погружены во мрак. Вот из этого мрака и доносились шуршание, какая-то возня и слышался слабый, но становившийся все отчетливее писк. Потом из темноты вновь вынырнула крысиная голова. Одна голова, без тела, окруженная тьмой. Она выглядывала из темноты , шевелила усиками и двигала розовым носом, как бы принюхиваясь к чему-то.
Вскоре она осмелела и стала выбегать в освещенный круг, садилась и смотрела на нее круглыми черными глазками, изредка поводя носом и не обращая на ее жалкие крики никакого внимания.
Потом крыс стало две, а вскоре - пять.
Крупные, темно-серые с длинными голыми хвостами крысы приходили к клетке, нюхали пол в том месте, где еще недавно лежал сухарь, а потом подходили к решетке и внимательно разглядывали ее своими блестящими глазками.
Кричать она больше не могла. Все что у нее получалось - это слабо шевелиться. От собственного бессилия на глазах вновь навернулись слезы, но они не потекли. Впервые она стала плакать без слез....
Вскоре она стала их различать. Самая крупная была явно их вожаком. С рыжими подпалинами на серой шерсти и длинными белыми усами, которые возбужденно двигались, словно крыса принюхивалась, в надежде уловить исходящий от нее запах разложения. Каждый раз эта крыса подбиралась все ближе и ближе и однажды ткнулась холодным носом в руку. Преодолевая отвращение, онемевшая, она, собрав остатки сил, стала колотить кулаком и трясти прутья решетки. Зверь отбежал от нее на безопасное расстояние и смотрел оттуда с обиженным выражением на морде. Другие твари сгруппировались рядом со своим вожаком и неодобрительно заверещали, дергая голыми хвостами. Кажется, они не могли понять, почему их пир откладывается, и главное блюдо еще продолжает подавать признаки жизни.
С того времени они больше не приближались к ней близко, а просто подходили к клетке и останавливаясь с надеждой смотрели, когда же наконец смогут полакомиться чем-то более существенным и вкусным чем сухари...
Но к крысам она быстро привыкла. Кричать она уже не могла, лишь слабо шевелила рукой, но потом сил и на это уже хватало. И она просто сидела и смотрела на их серую копошащую массу и слушала их писк. Но с наступлением темноты, даже эти твари покидали ее . О том что скоро погаснет тусклый луч света ее возвещали шорох лапок по полу и затем словно по волшебству исчезал свет и она оказывалась одна в полной темноте, насыщенной удушающими запахами мочи, вонючей застоявшейся воды и плесени и странного шороха, который приближался к ней все ближе и ближе.
Она не знала, что это: ее воображение или реальная опасность. Но темнота за решеткой каждый вечер становилась для нее все более осязаемой. Чернота насыщенная вонью растекалась по всему помещению, заползала в самые маленькие щели , вытесняя свет. Она плотно окружала ее клетку и поглощала все кругом: звуки, мысли и даже воздух.
В эти моменты к самому горлу подступало удушливая волна и вскоре страшный спазм, от которого перехватывало дыхание и мутилось сознание, сковывал все ее существо и она силилась втолкнуть в себя хоть немного вонючего воздуха, и, задыхаясь, теряя сознание, проваливалась в кромешную тьму, которая тут же заполняла ее измученное тело ...
Вначале она заставляла себя , чувствуя ее приближение дышать ровнее и старалась побороть приступ, но это плохо ей удавалось и тогда она кричала и билась головой, раздирая на груди кофту. А потом от бессилия, теряя сознание, смотрела, как чернота поглощает ее всю без остатка.
Внутри она как будто раздвоилась. С одной стороны она видела себя, здесь, запертой в клетке с железными прутьями, грязную, потерявшую всякий человеческий облик, а с другой стороны - она находилась где-то далеко, там где нет решетки и много солнца. Иногда ей снились сны, а потом она вдруг обнаруживала, что не спит, а сидит с открытыми глазами и видит все наяву: синее небо, яркое горячее солнце и темно-зеленую густую траву...В такие моменты ей казалось, что она утрачивает рассудок и опасалась, что эти видения вызваны безумием, которое вызвало ее ужасающее, нечеловеческое состояние.
Потом она все чаще и чаще стала видеть себя как бы со стороны: маленькую грязную фигурку, заброшенную в ящик, похожую на сломанную куклу, ободранные стены, маленькое окно, пропускающее немного света и быстро сгущающуюся темноту, полную шорохов и непонятных звуков. Если налетал ветер, то в расщелинах что-то начинало гудеть и слегка потрескивать, как будто тот, кто приходил к ней по ночам силился что-то сказать.
Иногда она даже говорила с ним. И слушала его ответы, похожие на тоскливый вой которым оглашалось все помещение.
Или это была она сама?..
Если вначале она много плакала, но потом, когда слез больше не осталось, она валилась без сил, чувствуя, как рассудок покидает ее. И проваливалась в наподобие сна без сновидений, просто черный провал , из которого ее вырывал новый приступ боли и судорог или звук шагов...
В последнее время она даже не пыталась вставать, и когда боль судорогой вновь пронзала ее тело она, изгибалась, крича от страшной боли и изо всех сил колотила ногами и руками по доскам и решетке. К болям еще прибавился крик. Страшный крик рвался из глубины ее измученного сознания, и она просыпалась, захлебываясь им, а потом долго сидела, пытаясь прийти в себя и поймать хоть какие-то отголоски мысли или образа и вырваться из черноты ужаса.
После таких приступов она старалась не спать, опасаясь новых судорог и своего крика.
Но потом снова наступала темнота.
Но больше всего ее сводило с ума его молчание. И неподвижность, с которой он сидел рядом с клеткой и смотрел на нее.
Как-то во время очередного его визита, она, не выдержав, стала молить о том, чтобы он ее убил.
От нее пахло рвотой и мочой, грязным немытым телом, почти полная неподвижность сводила с ума и смерть в какой-то момент показалась ей лучшим выходом. И разве не этого он ждет, приходя сюда к ней и наблюдая за ней своими ледяными глазами?
Но он по своему обыкновению лишь усмехнулся...
В ту ночь она впала в состояние, чем-то напоминающее кому. Ее рассудок больше не мог ни на чем сосредоточиться, тела, казалось, у нее больше нет- она его больше не ощущала, настало полное онемение. Только изредка она исторгала из себя стоны. В те редкие моменты, когда сознание к ней возвращалось, она недоуменно прислушивалась к ним и не сразу понимала, что это она издает такие звуки - хриплые, отрывисты исходящие из самой глубины ее существа...
Но, даже придя в себя, она так и не могла прекратить стонать...
Сколько прошло времени после того как она видела свет? День, два, а может быть несколько часов? Но когда она с трудом разлепила веки то увидела , что все помещение было залито тусклым серо-желтым светом. Его полосы лежали на серых бетонных сенах, на полу, скользили по ее рукам. Она подняла руки к глазам и увидела свои грязные пальцы, покрытые у ногтей коркой запекшейся крови, ободранные на костяшках и такие тонкие, что на секунду ей показалось, что она видит, как кровь бежит по ее венам и сосудам.
"Еще жива , - мелькнула в воспаленном мозгу мысль. - Странно"
Она медленно повернула голову и вдруг увидела, что в ее клетке была открыта дверь. Не веря, она вытянула руки и смотрела, как они свободно шевелятся и двигаются, не встретив никакого препятствия, в потоках света .
"Наверное, я умерла. Или стала такой тонкой, что просачиваюсь сквозь прутья "
Улыбка скользнула по ее грязному лицу, покрытого синяками и подтеками крови, которые при свете казались черными уродливыми шрамами, пересекавшими странным образом заострившиеся черты и изломавших их до неузнаваемости.
Еще не совсем осознавая, что больше не заперта и это не обман зрения, она осторожно подтащила свое измученное тело к самому краю клетки и выглянула наружу. Ящик заканчивался, плотно пригнанные доски больше не сдерживала железная решетка, сразу за доской, служившей ее полом, начинался бетонный пол.
Она подняла голову кверху и засмеялась странным полубезумным смехом, который эхом разнесся по пустому помещению.
Встать она не могла и просто неуклюже вывалилась и теперь, лежа на ледяном полу, прижавшись щекой к шершавому бетону и вдыхая запахи тухлой воды, продолжала улыбаться...
Потом она стала осторожно разгибать затекшие ноги и руки, получалось плохо, мышцы вновь свело судорогой, и она застонала от боли - сил плакать и кричать больше не осталось. Ощущение было таким, что она разматывает скрученные в канат кости, мышцы, ломает суставы. Боль становилась просто не человеческой, но она все равно заставляла себя двигаться. Сознание путалось, и она периодически отключалась, захлебываясь своим криком, но потом, приходя в себя, снова смеялась и начинала все сначала - выпрямляться. Сколько прошло времени, она даже не представляла, да это теперь было и неважно, ведь дверь была открыта и она по-прежнему жива.
А потом она поползла вперед, опираясь на локти и колени, желая только одного - чтобы клетка осталась позади, как можно дальше. Несколько раз она без сил замирала, уткнувшись лицом в лужицу со стоячей водой, а потом невероятным усилием воли двигалась вперед...
Добравшись до своей куртки, она заползла на нее и, свернувшись в комок, уснула...
- Спишь?
От звука этого резкого голоса она испуганно дернулась и вынырнула из темного кошмара, куда провалилась несколько часов (минут?) назад. Она попыталась отползти от него как можно дальше, но это получилось у нее плохо: тело не слушалось, а руки были такими слабыми, что ей удалось только сдвинуться на несколько сантиметров. Широко открыв воспаленные глаза, она с ужасом смотрела на возвышавшегося над ней мучителя, не в силах ни шевелиться, ни защититься.
Сегодня он был без шапки, и она увидела растрепанные седые волосы и глубокие морщины, которые прорезали лоб. Мужчина нагнулся и сунул ей в телефон.
- Смотри сюда! - приказал он. - Смотри, как ты теперь выглядишь. Видишь? Теперь никто не ошибется, глядя на тебя. Внешнее, наконец, отражает внутреннее. Вот так-то.
Она закрыла глаза, не в силах смотреть на свое лицо, превратившегося в уродливую безобразную маску. Но резкий окрик заставил ее снова открыть их.
- Смотри, тварь. И не смей их закрывать! Видишь ее?
Теперь в его руках была старая, потертая по краям фотография маленькой девочки, очень худенькой в белом платьице с серьезными большими глазами.
- Узнаешь ее? Смотри лучше!
Она послушно посмотрела на фотографию ребенка. Несколько минут напряженно вглядывалась в ее черты, а потом перевела взгляд полный ужаса и страха на мужчину.
-Как? - только и смогла прохрипеть она.
- Вижу, узнала? - он сел рядом с ней и ,крепко обхватив ее волосы, притянул ближе к снимку.
- Смотри еще, тварь. Вот сюда.
Теперь с экрана телефона на нее смотрела взрослая девушка, стоящая у окна.
- Это последняя фотография. Ее уже нет. - и он с такой силой дернул ее за волосы, что голова с глухим звуком ударилась о стену. - Значит все-таки помнишь. Я искал тебя год, а потом выслеживал еще несколько месяцев. Наблюдал, как живешь. Ты жила как обычный человек и никто не знал, что ты из себя представляешь. Никто из знакомых с тобой людей, не подозревал, с каким чудовищем имеют дело. Но я знал, кто ты и что сделала. Ты ведь забыла о ней, правда? Ты жила все эти годы так, как будто ее никогда не было. Но она была и жила еще какое-то время. Слышишь, тварь, Наташа жила еще долго после того, как ты живьем закопала ее в лесу, своего собственного ребенка. Ты помнишь об этом?
Она испуганно замотала головой, попыталась что-то проговорить, но рука дернула ее с новой силой, и ничего кроме стона не вырвалось из ее горла.
- Ей ведь было четыре года. Четыре года, которые она провела с тобой в аду. Она ведь не была тебе нужна, правда? Наверно, если бы ты оставила ее, она сейчас была бы жива, но нет, ты забрала ее, превратив жизнь своей дочери в ад. Сколько времени ты запирала ее в шкафу, зная, как она боялась темноты и держала там, пока твои любовники ублажали тебя? Что ты давала ей, чтоб она не кричала? Сколько ты издевалась над ней? Год, два? Сколько ты держала ее в шкафу?