Он обнял меня, я почувствовала забытый и такой родной вкус его губ.
А потом всё исчезло. И в этом безвременье и безместье, бились в унисон два сердца, смешалось дыхание, и ночь уносила эхом в открытое окно:
- Я люблю тебя...
- Я люблю тебя.
Глава 14
Уже побритый и одетый, Зураб разбудил меня лёгким поцелуем.
- Асенька, я ухожу на работу, поспи ещё, я скоро приду.
Я обняла его:
- А не пойти никак нельзя? - Он уткнулся носом мне в шею. От него приятно пахло его любимым одеколоном.
- Ася, отпусти меня, а то я нарушу клятву Гиппократа, и мои больные останутся без помощи.
- А можно я к тебе потом приду?
- Угу, и позавтракай, ты худющая, вернёшься домой, твои скажут, не кормил девушку.
Вот так! Один всё стремился с меня вес согнать, второй желает, чтобы я поправилась.
Тётя Лена позвала меня пить чай. Только сначала она подала картошечку с маслицем, укропом и свежими, с огорода, огурчиками. На закуску - блинчики с творогом и сметаной. А к обеду обещала сварить борщик со свининкой. Да, так я быстро наберу вес. Я предложила ей свою помощь, но она отправила меня погулять.
Вытащив из сумки новый сарафан и белые босоножки, отправилась по пыльной дорожке инспектировать своего любимого, сопровождаемая дружным лаем собак. Я несла себя, как сосуд, переполненный любовью и нежностью. Каждая клеточка моего тела пела, наполненная его поцелуями и прикосновениями.
В поликлинике было пусто, у двери сидела молодая симпатичная беременная женщина. Я присела рядом.
- Вы приезжая? - спросила она. - На приём к Зурабу Фёдоровичу?
Я кивнула. Дверь открылась, вышел невысокий мужчина, и Зураб позвал из кабинета:
- Тамарочка, заходи.
Ишь, Тамарочка она ему! Я заглянула в открытую дверь:
- Можно мне тоже?
Он кивнул:
- Заходи, на двери висит халат, надень.
Зураб измерил ей давление, послушал, заверил, что всё у неё протекает нормально и, выписав направление на анализы, велел явиться через месяц. Он ей улыбнулся, она улыбнулась ему в ответ и вышла.
Нацепив очки, он стал заполнять больничную карту. Усевшись перед ним, спрятала под стол пыльные ноги:
- Зураб, ты с ней спал?
Отложив ручку и сняв очки, он поднял на меня глаза:
- Спал, Анастасия. С ней спал, с её мужем и с их котом. Это наша учительница младших классов, семь лет не могла забеременеть.
Глупо ревновать, но я ничего не могла с собой поделать. Я ревновала его к этой беременной училке, к нашей хозяйке, к восьмидесятилетней соседке, приносящей нам молоко и к её семилетней правнучке.
В дверь постучали. Вошла квадратная тётенька с упитанной малышкой лет пяти. Ещё одна явилась! Увидев, что я сижу за столом, повернулась к двери, но Зураб её остановил:
- Заходи, Татьяна Кирилловна. Это моя коллега.
Коллега я ему! Ну, ладно. Я внимательно посмотрела на девочку, и она мне не очень понравилась.
- Так что у нас приключилось? Детского врача сегодня нет, я пришла к Вам, Зураб Фёдорович.
- Вот жалуется, головка болит, вырвала вчера, совсем не хочет кушать.
- Температура была? Ну-ка, красавица, иди ко мне, открой горлышко.
Он поставил ей градусник.
- Была вчера, но невысокая.
- Горлышко красное, вот и температурка у нас 38.6. Полежим, попьём таблеточки, всё пройдёт.
Я взяла листок бумаги и, написав на нём "У неё глазки жёлтые. Это гепатит. Пошли её на анализы немедленно", подвинула записку через стол Зурабу. Он посмотрел на меня внимательно. Я понимала, что Зураб благодарен мне, что не стала вмешиваться вслух при больной.
- Давайте-ка, Татьяна Кирилловна, мы ей кровь посмотрим, мочу и кал. Она в садик ходит?
- Нет, этот месяц дома с бабушкой.
Он облегчённо вздохнул. Это освобождало садик от карантина, дезинфекции и прочей головной боли.
Мы вскоре вместе отправились домой. Зураб сгрёб меня в охапку и притворно возмущался, что у всех девушки, как девушки, а ему отличница досталась. Тётя Лены возилась на огороде, и мы тихонько пробрались в комнату, как воришки, единодушно рассудив, что борщ подождёт...
Всё было прекрасно, только время неумолимо бежало. Вот осталось лишь десять дней, восемь, неделя.
У сельского врача, как и у прочих советских тружеников, наступает когда-нибудь выходной. В четверг, явившись домой после работы, Зураб, довольно потирая ладони, заявил:
- Завтра с утра уезжаем отдыхать, ловить рыбку. Сейчас начнём готовиться.
Мы с тётей Леной только успели закончить генеральную стирку и сидели в тенёчке под яблоней, отдыхая от трудов праведных. Судя по сумасшедшему блеску в глазах моего любимого, это самое "ГОТОВИТЬСЯ" лёгкой жизни нам не сулило. Тяжело вздохнув, тётя Лена поднялась, держась за бок:
- Так, я пойду варить картошку в мундирах.
Я потянула её за рукав:
- Сидите, сидите, отдыхайте. Мы всё сделаем сами. Пошли. - И потянула Зураба за рукав.
Мы вошли на свою половину.
- Ах ты, эксплуататор бессовестный. Ты что, сам не можешь картошку сварить? Избаловали тут тебя, я посмотрю. Давай выкладывай, что там тебе нужно для этой рыбалки.
Целый вечер, в придачу к картошке, варили кукурузную кашу, заправляя её ароматным подсолнечным маслом, разрезали на кусочки макуху*, насаживая её на крючки, выкапывали в огороде жирных скользких червей.
Я уже ушла спать, а он ещё складывал спиннинги и удочки, проверял катушки и весь свой рыбацкий инвентарь. Так я и уснула, не дождавшись его. Сквозь сон ощутив, как скрипнула кровать и провалилась по соседству перина под его весом, тут же прижалась к нему, отыскивая губами его губы. Я не собиралась пропустить ни одной ночи...
Мы выехали очень рано, путь был не близкий. Отвёз нас всё тот же рыжий Семён. В соседнем районе на берегу Днепра была база отдыха, с небольшими домиками, разделёнными на две половины, столовой, в которой кормили три раза в день, лодками и чистым зелёным пляжем. Сначала мы ехали по трассе, потом свернули на просёлочную дорогу и вскоре оказались у закрытых ворот территории, окружённой высоким забором. "Сюда кого попало не пускают, - шепнул мне Зураб, - всё областное начальство здесь отдыхает". Уловив мой вопросительный взгляд, добавил: "Благодарный больной мне устроил, тут его кум директор". Кум, так кум, хотя я не очень разбиралась во всех этих степенях родства.
Нас пропустили внутрь, и Зураб отправился искать, где тут канцелярия. Его долго не было, я успела выйти и осмотреться вокруг. Очень чисто, заасфальтированные дорожки, зелёные клубы с лилиями, астрами, георгинами и уже отцветающими розами.
Вскоре появился Зураб с какими-то бланками в руках. Семён помог отнести вещи и всё рыбацкое снаряжение в нашу половину домика и уехал, пообещав вернуться в субботу вечером.
Мы устали после прошлой бессонной ночи и раннего подъёма, и, отказавшись от обеда, ушли к себе отдыхать. Сдвинув вместе две кровати, целомудренно разделённые тумбочкой, мы улеглись с явным намерением поспать. Я лежала на его плече, он не спал:
- Зураб, ты не спишь? - спросила тихонько.
- Нет, что-то не спится...
- Слушай, а почему тебя так назвали? Фамилия - Рудин, вроде не армянская, или у тебя мама армянка?
- Нет, мама - молдаванка, а папа - украинец. Это интересная история. Он служил в лётной части, и был у него друг Зураб. Поженились они одновременно и жёны их забеременели в одно время. И они решили, что если родятся мальчики, назовут их именами лучших друзей. Так и вырос в Ереване Манукян Фёдор Зурабович, а в Днепропетровске - Рудин Зураб Фёдорович. А имя Зураб означает божественный, вот такие дела. Спи, Ася, вечером попозже посидим у реки.
После ужина мы посидели на пляже, поплавали в тихой прозрачной водичке и надев спортивные костюмы, отправились подальше от пляжа и домиков, искать тихое место для рыбалки. Вскоре мы расположились у самой воды. Было тихо и безветренно. "Погода не для рыбалки" - заметил Зураб. Он закинул спиннинги, поставил удочки, и мы приготовились ждать.
Быстро стемнело. Днепр тихо плескался у наших ног, пахло влажной травой, зеленью и рыбой. В темноте он казался широким, как море, не видно было противоположного берега. "Чуден Днепр при тихой погоде" - опять пришли мне в голову эти строчки, и я вспомнила Сашу и нашу поездку в Киев и всё, что произошло между двумя глупыми, юными детьми. Трудно поверить, что прошло всего три года, а как изменилась наша жизнь. Улегшись на траву, уставилась в тёмное небо над головой, щедро усыпанное августовскими звёздами. Бездна притягивала, если присмотреться, всё там жило своей таинственной жизнью, недоступной глупому человеческому умишке. Как можно представить себе НЕЧТО не имеющее ни начала ни конца? А встретятся ли там когда-то наши души? И будут гореть с высоты всем оставшимся на земле? Будут они близки друг друг или далеки и невидимы? "В августе падают звёзды," - вспомнила я, - "нужно загадать желание". Долго раздумывать мне не нужно было, оно, моё желание, сидело рядом со мной в ночной тишине. И вдруг откуда-то, из этой бездны видимо, родились строчки:
Я буду вечно. Тут и там
Скользить по тёмным облакам.
Встречать обугленный рассвет
Ещё сто лет...
Ещё сто лет.
Отринув горести утрат
Калейдоскоп печальных дат
Я буду вечно. Тут и там,
Холодной тенью по углам.
И между небом и землёй
В пустой Вселенной поутру
Своей небритою щекой
Коснись меня... и я умру...**
* - жмых, остатки семян масличных растений после выжимания из них масла.
** - стихи автора.
Глава 15
На следующее утро погода резко изменилась. Над Днепром повисли тучи, моросил дождик, ветер вспенивал воду и сердито гнал её к берегу. Я вопросительно глянула на Зураба, когда он разбудил меня ни свет ни заря.
- Пойдём, Ася, посмотришь, как клюёт в дождик.
Укрывшись болоньевыми плащами, мы приготовились терпеливо ждать. Но, не успел он забросить спиннинг, как прозвучал милый сердцу каждого рыбака, благословенный "Дыр - дыр..."
- Ася, давай, крути катушку, только не резко, а то сорвётся.
Из-под воды, болтаясь на крючке, появился первый зеркальный карп, большущий, килограмма на полтора. Дело закипело. Мы рыбачили, пока не встало солнце, разогнало тучи, успокоило ветер и загнало нашу рыбку в её подводное царство. Потеплело, и отдыхающие отправились на пляж. Почистив рыбу, посолили и отправили на хранение в холодильник в столовой. Уха на несколько дней нам была обеспечена.
Вторая неделя приблизилась к концу. В последнюю ночь мы почти не спали. Мне взгрустнулось - опять я его не увижу целый год. Закапали слёзки.
- Асенька, ну ты чего, не плачь. Время пройдёт быстро, я приеду к тебе на Новый год, обещаю.
Слёзы моментально высохли. Он приедет! Уже кончается август, а там каких-то всего четыре месяца...
- Ну вот, так и лучше, ты уже улыбаешься. Давай поцелуем глазки, и щёчки, и губки...
Зураб проводил меня в Херсон, посадил на автобус, и через четыре часа я уже была в Одессе. На следующий день утром вернулась домой.
В общежитии к нам с Дашой подселили двух первокурсниц - винничанок, моих землячек Свету и Дину. Девочки как-то быстро обзавелись друзьями. В нашу дверь постоянно стучали какие-то мальчики. И, если мы с Дашей в своё время сутками зубрили латынь, то наши соседки каждый вечер убегали на свидания.
Учиться стало легче, видно мы уже втянулись в ритм занятий, да и зубрёжки уже не было. Началась клиника, это было самое интересное.
Зураб писал мне часто, всякие милые глупости, которые пишут друг другу влюблённые. И каждое письмо заканчивалось: "До скорой встречи, любимая!"
Так пробежали сентябрь, октябрь, ноябрь. Он приехал 30 декабря, и мы тут же смотались к Симоне. Здесь на втором этаже у меня была своя комната с диваном, книжным шкафом и письменным столом. Это Станислав уступал мне свой кабинет. Рядом была ванная с большим баком, обогреваемым, как и вся квартира, дровами. Осенью я приезжала чаще. Ох, и куркуль* был уважаемый Приходько! Мы до поздней ночи солили в бочках огурцы и помидоры, варили компоты и варенье, лечо** и всякие салаты из перцев.
И сегодня было полно дел. Мужчины уехали за продуктами и ёлкой, а, вернувшись, привезли молодого баранчика. Зураб заявил: