– Приходите еще, для вас всегда буду готовить лично.
Во всех иных случаях мангальщик, видимо, не считал нужным стараться: то недожарит, то пересолит. На замечания отвечал небрежно и односложно: «А, пускай».
Вызвав его в директорский «кабинет» – малюсенькое помещение, где с трудом умещались стол, компьютер и телефон, мы стали выяснять причину конфликта. Овик возбудился чрезвычайно, стал размахивать руками, помогая жестикуляцией своей гневной речи. По его глубокому убеждению выходило, что на кухне у нас работают исключительно безрукие бл…ди, которые готовить не умеют вовсе. И если бы не он, Овик, то наш ресторан уже давно бы пришлось закрыть. Поэтому он делает им замечания и вообще учит, как надо готовить. Резюмируя свою гневную тираду, высказал предложение: всех поваров уволить сегодня же. На кухне останется он один, все будет готовить собственноручно, ну, может быть, приведет помощника, есть на примете «хаареший малчик». Понятное дело, что зарплату всех изгнанных поваров следовало также передать Овику. Закончил своей излюбленной фразой по поводу того, что, коли мы примем его предложение, то нас в скором будущем ожидает несметное богатство, так как толпы желающих будут осаждать «Ручеек у камина», ну и так далее.
Стоит ли говорить, что вечером мы остались без мангальщика?
*
Свято место пусто не бывает. По рекомендации знакомых, пришел Паша, молодой стройный человек с живыми и смышлеными черными глазами. Одет в костюмтройку, строгий однотонный галстук повязан изящным узлом. На повара походил как балерина на сантехника. Свое имя произносил с ударением на последнем слоге, но Пашой его никто не называл, и новичок удовольствовался обращением «Пашка». На мой вопрос, умеет ли он обращаться с мангалом, мариновать мясо, готовить на углях рыбу и птицу, Паша лишь кивнул головой, давая понять, что тема исчерпана. Выбора у меня не было. На следующий день Пашка явился на работу пораньше, в неизменном костюметройке и белой сорочке, с безукоризненно вывязанном галстуком. Позвал когото из официантов. Под его чутким руководством они коекак разожгли угли в мангале. Новичок рук не марал. Первые два гостя, заказавшие шашлык, ушли, не дождавшись заказа. Приготовленное новичком блюдо досталось другим, пришедшим значительно позже. Они тоже ушли, гневно заявив, что таким мясом не кормят даже собак.
Паша явился пред мои очи с повинной. Объяснил, что приехал из Ташкента и ему очень нужна работа. Дома жарил шашлык для друзей, думал, что и здесь справится. Поспешно заявил, что он много лет работал официантом, метрдотелем, даже обслуживал правительственные банкеты и зарубежные делегации. И если мы его оставим, то обязуется найти мангальщика в ближайшие деньдва. Слово он сдержал, вздохнув с облегчением, занялся привычным делом – стал официантом, потом администратором зала, лучше него гостей никто обслужить не мог. При этом работал без устали, всегда с неизменной улыбкой. Постоянные гости требовали, чтобы их обслуживал только Паша, теперь уже незаменимый в нашем ресторане Паша.
*
Коекак разобравшись с кухней и оставив ее снова на попечение Натальи Николаевны, я увлекся обустройством залов. Их у нас было три – европейский, японский и так называемая стекляшка, недавно построенная веранда с огромными окнами. Своего домашнего гнездышка мне вить не довелось, всю нерастраченную энергию с мощью и неизбежностью лавины обрушил на собственное заведение. Надо признать, что в очереди, где раздавали художественные способности, я был последним. Еще в школьные годы скрупулезно подписывал свои рисунки: «дом», «лошадь», «машина», дабы окружающим легче было разобраться в этих невнятных каракулях. Моим главным консультантом по изменению и совершенствованию ресторанного интерьера стал друг детства Вова Зимин.
Когдато мы вместе ходили в один детский сад, потом учились в одной школе. Нас сдружила общая страсть к книгам, хотя Вова читал значительно больше. Я вообще в своей жизни не встречал человека более начитанного, чем он. Ему прочили блестящее будущее, но он слишком долго искал себя, постоянно отвлекался на всякие пустяки – обожал веселые дружеские пирушки, бильярд, карты. К тому же в молодости много времени занимали барышни. Высокий, с яркой внешностью и обходительными манерами ловеласа, он пользовался у большинства представительниц прекрасного пола неизменным успехом. Был полигамен, худеньких, стройных и юных сменяли полные дамы среднего возраста. Вовина мама, Людмила Петровна, обожавшая сына до беспамятства, его увлечение, помоему, даже поощряла. Во всяком случае, именно по ее инициативе в Вовиной комнате, вызванный из ЖЭКа слесарь, установил задвижку с внутренней стороны. Строгому мужу Людмила Петровна объяснила так: чтобы мальчик во время свиданий с дамами не нервничал, что ему могут помешать. Потом родители построили Вове кооперативную квартиру. Понабивав изрядно шишек на жизненных ухабах и устав от женского внимания, Вова женился на невзрачной женщине, после чего немедленно залег на продавленном диване. Причем буквально. После долгого и тщательного обдумывания своей дальнейшей жизни заделался антикваром. Надо сказать, в этом непростом деле, требующем особой эрудиции, он преуспел.
Его почитали серьезным экспертом, ценили данные им консультации. Они хорошо оплачивались. Особенно ценились его экспертизы, понаучному – атрибуции, старинных картин и икон. Попрежнему не выпускал из рук книг, кажется, стал читать еще больше. С дивана он теперь поднимался лишь по суровой необходимости, говорил, что завидует на свете только одному живому существу – змее, так как она ходит тоже лежа.
– Не плыви по течению, не плыви против течения, плыви, куда тебе нужно, – беспрестанно повторяет Вова.
*
По совету друга детства я стал мотаться по разным вернисажам, покупать милые побрякушки, тащил в ресторан какието патефоны, прялки, искусственные деревья, льняные занавески. В японском зале появились деревянные аисты, бамбуковые ширмы с иероглифами. Наталья Николаевна, как директор, контролировала наши финансы, выдавала мне деньги на эти покупки крайне неохотно, ворчливо бурча, что надо бы алкоголя и бакалеи впрок закупить, праздник де скоро, да и моющие средства на исходе. Находила и прочие причины, чтобы ограничить мою безудержную расточительность.
Тогда я стал тратить собственные деньги. Питался я теперь в ресторане, на вредные привычки уходило немного, так что покупки совершал легко и бездумно.
Однажды Вова снизошел с любимого дивана и побывал в нашем заведении. Своей респектабельной внешностью произвел фурор среди официантов. Паша, склонившись в почтительном поклоне перед важным гостем, не сказал, а скорее доверительно прошепталповедал:
– Придется немного подождать. Замаринуем для вас парное мясо и пельмешек налепим. Не думаю, что такому гостю можем подать блюда из заготовок.
Вова благосклонно кивнул. Уходя, удовлетворенный, протянул официанту чаевые. Вышколенный Паша ответил, что с друга своего шефа денег брать не имеет права и не возьмет ни за что. Все понимающий мудрый Вова засунул ему купюру в кармашек форменной жилетки и со значением пожал руку. Паша проводил его до машины.
На следующий день Вова, кряхтя и постанывая от натуги, еще раз покинул свой диван и отправился в багетную мастерскую, заявив жене, что совершает этот подвиг только ради старого друга. В багетной мастерской он заказал четыре огромных зеркала венского стекла, самолично, долго и придирчиво, выбирал для них рамы, о чем мне потом и поведал. Через неделю Вовин подарок в машине со специальными креплениями, предназначенными для перевозки зеркал, привезли в ресторан. Они очень украсили зал.
*
Апофеозом и гордостью моей дизайнерской деятельности стали манекены. В наш ресторан частенько захаживал известный всей Москве художник Борис Белов. Талантливый сценограф, он оформлял декорациями концерты всех звезд эстрады, со многими из них дружил. Бесподобно рассказывал анекдоты, слыл весельчаком и душой любой компании. Без Бори не обходилось ни одно великосветское сборище. Откуда у меня появилась идея украсить зал манекенами, и сам точно не знаю. Но както за ужином я спросил Борю, не найдется ли на его складах реквизита парочки ненужных бэушных манекенов. Боря обещал посмотреть, через несколько дней позвонил и попросил когонибудь прислать с машиной. Привезли два новеньких, в упаковках, манекена – мужской и женский. Яркая этикетка свидетельствовала, что произведены эти прекрасные куклы не гденибудь, а в Италии. Я обомлел, позвонил Белову, робко поинтересовался, сколько я за эту красоту должен. «Говно на дружбу не меняю», – важно заявил Борис и громко расхохотался, довольный своим ответом.
Мы экспериментировали долго. Сначала обрядили манекены в расшитый сарафан и косоворотку с шароварами, у ног куклыженщины поставили прялку, манекенмужчина якобы заводил старинный патефон. Больше всех композиция нравилась мне самому. Остальные иронично хмыкали, но начальству перечить по такому несущественному поводу не смели. Установили эту живописную группу в вестибюле. Они мешали официантам, о них спотыкались гости. Потом, на лето, их одолжили в соседний ресторан узбекской кухни, где они красовались у входа в роскошных восточных нарядах. Вернувшись в дом родной, Клава и Петя (так мы их называли между собой) поменяли имидж. На Клаву надели вечернее платье, его принесла из дому Наталья Николаевна. Купили ей совершенно роскошный, платинового цвета, парик. Петю я обрядил в свой некогда парадный костюм, без толку пылившийся в шкафу, повязал ему самый лучший галстук, для пущей достоверности нацепил на нос очки в тонкой интеллигентной оправе. Притащили в зал маленький круглый столик. Поставили бутылку шампанского, вазу с искусственными фруктами. Клаву усадили в плетеное креслице. Петя почтительно стоял рядом, держа в неподвижной руке пластмассовую розу. Разместили композицию в уголке возле камина, где царил полумрак. Многие гости с ними здоровались, желали приятного аппетита. Поняв свою ошибку, смеялись и с удовольствием фотографировались рядом. Одним словом, манекены у нас прижились.
*
…Несколько лет спустя в зале проводился большой праздничный банкет. Петю с Клавой уволокли в подсобку. Нерадивый работник бросил их на пол. На следующий день после банкета случился в ресторане небольшой пожар, наделавший большой шум. В вытяжке, которую давно не чистили, скопился и вспыхнул осевший на фильтрах жир. Ктото из поваров черпнул из крана воды и пламя без труда загасил. Но дым повалил густой и черный. Жильцы соседнего дома позвонили «01». Приехала, ревя сиреной, пожарная машина. Надев противогаз, один из пожарных ринулся на разведку. В подсобке споткнулся о манекены. Выскочил, как ошпаренный, на улицу. Достал рацию и забубнил: «Первый, первый, я шестой. Как слышишь? У нас два двухсотых», – что, как известно, означает трупы. Через несколько минут возле ресторана стояли с пяток пожарных машин, почемуто не две, а три «скорых помощи». Когда ошибка обнаружилась, пожарные от досады и боязни получить нагоняй от начальства сначала гнусно матерились, а потом принялись строчить беспощадный акт, грозящий ресторану закрытием.
Любопытные, собравшиеся вокруг, обсуждали подробности трагической смерти влюбленной пары, которая на свою беду зашли пообедать «в этот вертеп». «Решив вопрос» старым российским методом, я получил от пожарных отпущение грехов и благосклонное заключение о ложном вызове. После их отъезда мы обнаружили на складе несколько пустых полок. Надо полагать, что полки с бутылками они опустошили, дабы не подвергать ресторан дополнительному риску воспламенения от огнеопасного крепкого алкоголя.
*
Пришел солидный пятидесятилетний мужчина. Поинтересовался, не нужны ли нам повара. Оказался поваром высшего разряда, работал в самых престижных ресторанах Москвы, последние годы – в «Княжеской охоте», на Рублевке. Я полюбопытствовал у Сан Саныча (пугающее сходство, мне только второго алкоголика не хватало!), что его привело в наше более чем скромное заведение.
– Поменял квартиру, живу в трех минутах пешего хода отсюда. Устал от этих дорог, вечных пробок. Просто мечтаю работать возле дома, – с проникновенной и вызывающей доверие откровенностью признался он, и предложил испытать его в деле.
Заинтригованный, я пошел на кухню, посмотреть, как работает мастер. Сан Саныч извлек из солидного портфеля белоснежные куртку и колпак, несколько ножей и принялся священнодействовать. Его манипуляции скорее напоминали номер иллюзиониста. Ножи сверкали, продукты мелькали в воздухе. Он успевал одновременно нарезать овощи, разделывать мясо, готовить какойто неведомый авторский соус и еще много чего другого. Его отточенные движения были быстры и неуловимы. Болгарский перец он легко превращал в живописную розу, зелень с помидором и морковкой преображались в цветущую поляну, а булькающий в кастрюльке соус источал неземной аромат. Мое восхищение охладила директор. Наталья Николаевна шепнула мне на ухо: «А вы представляете, какую зарплату запросит этот кудесник?» Но кудесник, утирая с распаренного лица пот, легко согласился на нашу обычную поварскую ставку, чем насторожил меня еще больше.
В первый же день работы Сан Саныч поразил всех. Случился небольшой, но очень ответственный банкет. Нас предупредили, что надо постараться и сделать все возможное во избежание недовольства именитых гостей, еще лучше – невозможное. Сан Саныч выслушал пожелание и сказал, что ему надо сходить в магазин. Взяв под отчет деньги, вернулся через полчаса и принес… три буханки обычного хлеба. Скрупулезно, до единой копейки, вернул сдачу. Попросил его не отвлекать. Вооружившись ножом и обычной столовой ложкой, долго стоял в задумчивости, потом принялся за дело. В итоге вынес в зал изготовленную из хлеба фигурку медведя. В вытянутых вперед лапах разместил по икорнице с красной и черной икрой. Поставил это произведение поварского искусства на стол. Достал телефон и сфотографировал собственное произведение, пояснив, что сделал такое чудо впервые, экспромтом, и хочет сохранить в памяти. Мы были поражены. Гости – в восторге. Сан Саныч с достоинством выслушивал комплименты.
Не проработав и месяца, попросил расчет. Честно сообщил, что начинается запой, длиться будет недели три. Потом, возможно, вернется. Выразил нам свою благодарность. Месяца через два заглянул. Сказал, что готов на компромиссный вариант: если понадобится нам для проведения ответственных банкетов, может выполнить любой сложности заказ. Разумеется, за соответствующую оплату. Пару раз мы его действительно приглашали. Потом он перестал отвечать на телефонные звонки.
Для себя я твердо решил: если еще раз явится к нам устраиваться на работу повар по имени Сан Саныч, отказывать решительно и сразу.
*
Раз в месяц, в ночь на каждое первое число, директор, кладовщик, повара снимают остатки. Считают продукты, алкоголь, чтото еще, что для меня до сих пор тайна за семью печатями.
После очередного снятия остатков застал Наталью Николаевну в чрезвычайном унынии. Сначала у нас оказалось десять тонн (!) излишков огурцов. Ошибку нашли довольно легко – Снежана не в том месте поставила в компьютере запятую. Остальные итоги были куда плачевнее этой курьезной ошибки. Не хватало изрядного количества сыра, сливочного масла и «слабосоленой семужки», как ласково было обозначено это блюдо в меню. Кроме того невесть куда исчезло такое количество хлеба, которым можно было накормить население небольшого микрорайона. К вечеру, после нескольких задушевных бесед, мне нашептали: Валька гуляет. Валька была нашей новой поварихой. Во время отпуска Наташи она временно замещала шефповара.
Маленькая, сухонькая, неопределенного возраста – ей можно было дать от тридцати до шестидесяти, она была очень проворной. Попросила ввести в меню два новых блюда – царскую уху и уже означенную слабосоленую семужку. И то и другое готовила действительно превосходно. К нам, например, приходил теперь постоянно живущий рядом мужчина, который заказывал исключительно только эти два блюда, причем повторяя их многократно. К семужке он непременно просил подать белое охлажденное вино, под уху требовал ледяной водочки.
…Начав работать, новая повариха первым делом отправилась знакомиться с сотрудниками. Протягивала свою сухонькую ладошку и повторяла всем – и молодым, и тем, кто постарше: «Валька». Так ее и стали называть все, кроме директора. По утрам, приходя в ресторан, Валька являлась в ее кабинет, открывала сумочку и показывала бутылку водки, приобретенную в магазине. «Покупаю на свои, из заведения – нини», – поясняла она.
– Валентина, а без этого никак нельзя? – интересовалась интеллигентная Наталья Николаевна.
– Без этого, Николавна, нельзя никак, – сурово отвечала повар. – Попробуй без этого постой весь день у плиты, – и, считая дискуссию законченной, отправлялась на кухню.