Аудиенция у нового президента Панема – не самое приятное времяпрепровождение доктора Аврелия, и все же, когда его приглашают в старый президентский кабинет, из которого предусмотрительно убраны все розы, он не чувствует себя скованным или запуганным. Нет, он даже может предположить, о чем именно пойдет речь. Или, если быть точно, о ком.
Все эти разговоры с новой властью всегда крутятся вокруг одних и тех же людей.
- Наверное, мне не понять, что находят все президенты Панема в этих двух молодых людях, - заявляет он с самого порога, но не садится, ожидая официального приглашения. Впрочем, Пэйлор терпеть ненавидит всякие официальные штучки, и на вежливое покашливание вошедшего доктора внимания не обращает. Аврелий, впрочем, ничего другого и не ждал от главы повстанцев Восьмого дистрикта, которая и прежде отличалась простотой в общении, и пока еще не успела освоиться в роли президента настолько, чтобы забыть все свои старые привычки.
К тому же, сейчас она чем-то занята; взгляд ее сосредоточен на одном из экранов. Аврелий даже может предположить, что именно видит она сейчас, чем именно так поглощена, но вместо того, чтобы присоединиться к созерцанию того, что ему просто не хочется видеть, замирает у окна, наслаждаясь открывающимся видом, который несколько испортила чертова революция. Восстановление дворца Президента идет полным ходом, латают дыры и сажают новые растения в прекраснейшем президентском саду, параллельно находят опасные подарки от старого правящего состава, и латают то, что разрушают эти самые подарки. Получается какой-то замкнутый круг. Революция закончена, но не пережита до конца, опасность все еще витает в воздухе, напоминая чем-то запах модифицированных роз, от которого у доктора начинается головокружение.
Пэйлор вздыхает.
- Мы нашли видео хранилище Сноу, - говорит безо всякого вступления.
- Не думаю, что меня можно посвящать в военные тайны, - Аврелий ерзает, устраиваясь в неудобном кресле. Нынешний Президент Панема закатывает свои темно-карие, почти черные глаза, и фыркает.
- Хватит играть в недотрогу.
Пэйлор всегда отличалась излишним тактом.
Доктор не может сказать, когда именно начались эти странные отношения, построенные в равной степени на сотрудничестве, опаске и крайне обостренном интересе друг к другу. Впрочем, причину найти очень просто, а вот последствия этой причины, изживающей себя очень медленно, но невозвратимо, будут нескоро устранены. Хотя, конечно, кто из них двоих говорил об этих частных встречах, как об отношениях? Никто. Аврелий точно знал, что сам никому не говорил, что происходит в кабинете Президента, когда он закрывает дверь. Пэйлор – он готов поклясться чем угодно – поступала точно так же.
Хотя можно ли что-то скрыть в мире, в котором камер слежения больше, чем продовольствия? Дистрикты вновь начали поставки продуктов в Капитолий, но сами до того опустошены и разорены, что едва могут полностью обеспечивать себя. А вот хранилища с техникой и оружием все еще забиты под завязку.
- Хорошо, - соглашается доктор, - мы будем опять предельно честны друг с другом. И что же было в видео хранилище бывшего Президента Сноу? Судя по защите, что-то предельно секретное.
- Почти, - фыркает Пэйлор и откидывается на спинку стула. Ей нужно больше спать и дышать свежим воздухом, а не оставшимся запахом роз, думает Аврелий рассеянно. Круги под глазами представительницы высшей власти ему совсем не нравятся, да и нездоровый цвет лица внушает опасения. Нужно будет как-то настоять на том, что бы она берегла силы для будущего.
В конце концов, ее будущее – это будущее и всего Панема.
Он старается не думать об ответственности, сдавливающей ее легкие после каждого вздоха. Об ответственности, о которой она забывает, чтобы внимательно изучать какие-то древние видеозаписи из тайников этого жуткого Сноу.
Вместо того чтобы подробно рассказывать о найденном сокровище, Пэйлор просто отдает доктору составленную кем-то опись всех сохраненных пленок. Аврелий старается ничему не удивляться, и изучает строчку за строчкой, стараясь понять, что именно из найденного должно попадать под категорию «секретного» или хотя бы «древнего».
- Позволь подсказать тебе, что этот архив был личным архивом президента Сноу, - бросает вскользь Пэйлор.
- Всегда знал, что у этого человека специфический вкус.
Здесь есть нарезки всех Голодных игр, сделанные по личному заказу Президента, а так же собраны компроматы на каждого из победителей. Пытки людей, которые что-либо значили для Победителей. Пытки самих Победителей – не столько физическое истязание, сколько записанные на пленку истории о том, как можно сломать человека, убивая все, что ему дорого. Аврелий морщится, находя в самом конце списка уже порядком надоевшие ему имена.
Китнисс Эвердин.
Пит Мелларк.
Он знает, какую именно из записей смотрит Пэйлор.
- Мне никак не удается понять, что вы нашли в этой несчастной парочке, - повторно заявляет он, небрежно бросая на стол Президента опись. Пэйлор спрашивает, кого именно он имеет в виду, и приходится с легким раздражением пояснить: - Сноу носился с Эвердин еще до того, как она посмела стать пересмешницей, а после и вовсе на ней помешался. Койн обхаживала пересмешницу, но постоянно говорила, что спасать нужно было парня. А теперь еще и ты… смотришь на то, как Капитолий пытал Пита Мелларка. Объясни мне, что в них такого особенного… - запинается и сглатывает, - что в них было. Хотя, конечно, не было никаких «их». Была девушка, готовая пойти на все ради спасения себя и своих близких. И парень, имевший несчастье ее любить.
Пэйлор перематывает просматриваемое видео ближе к началу, ища какую-то определенную сцену. Аврелий не хочет, чтобы она находила особенно заинтриговавший ее момент. Наступившая тишина кажется ему неестественной, но такой желанной. И все же его мечте не суждено сбыться.
На экране появляется знакомая больничная палата без окон, камера снимает находящихся в палате чуть сверху, и доктор не без неприязни узнает свою спину в белом халате. Свой голос, искаженный и незнакомый, он узнавать не собирается даже под пытками.
«Пит Мелларк любил ее. Правда или ложь?».
«Ложь».
- Почему ты смотришь это?
Он не спрашивает, откуда в палате совершенно здорового пациента, отпущенного из-под наблюдения указом действующего Президента, взялась еще одна камера, о которой не знает никто из службы безопасности больницы. Ему нужно узнать ответ на этот вопрос; он не желает нарушать свое душевное равновесие, рассматривая появление тайных камер как чужое предательство.
- По той же причине, по которой ты ходишь к нему, - отвечает Пэйлор. – Я хочу понять.
Она меняет пленку, что-то включает, опять ищет определенный момент для воспроизведения, и гасит свет. Аврелий вспоминает приблизительную дату записи из той же палаты. В палате находятся, как и прежде, двое. Только вместо него, лечащего врача и человека, имеющего полное право там находиться, с Питом Мелларком, с потенциально опасным душевно больным пациентом, разговаривает нынешний Президент Панема.
«- Зачем вы опять пришли? – спрашивает Пил Мелларк очень тихо. В то время он только-только начал принимать лекарства, притупляющие его эмоции, и выглядел он еще очень даже собой прежним. Если исключить безумный блеск в глазах – предчувствие нового приступа.
- Я хочу поговорить с тобой, - отвечает Пэйлор со свойственным ей спокойствием, но не подходит ближе, держась от потенциально опасного больного на расстоянии.
Пит забивается в угол комнаты, обхватывает голову руками, у него хриплый голос, его всего будто трясет, но он все еще держит себя в руках.
- Многие приходят поговорить со мной, - кажется, будто каждое произнесенное слово стоит ему немало усилий. Пэйлор неосознанно подается вперед, ближе, но замирает, услышав чей-то властный голос в надетом ею наушнике. – Но все приходят и говорят о ней. О Китнисс Эвердин. Об огненной девушке, - переходит совсем на шепот. Слышно, как кто-то начинает быстро что-то говорить Пэйлор. Пит тем временем обмякает и расслабляется, поднимает уже совершенно спокойные глаза на свою посетительницу. – Он ведь всегда был бесплатным приложением к ней?
Мелларк – или уже переродок с лицом Мелларка, - медленно встает в полный рост. Невысокий и коренастый, сейчас он кажется устрашающим. Пэйлор перемещается ближе к двери, внешне спокойная, но точно знающая, что каждое лишнее движение может стать для него спусковым крючком.
- Правда или ложь? – сын уже мертвого пекаря из несуществующего дистрикта судорожно облизывает губы.
- Повтори свой вопрос, - говорит Пэйлор, делая очередной шаг назад, к двери.
- Пит Мелларк не существовал для вас без Китнисс Эвердин. Правда или ложь?
Он срывается с места, едва только Президент касается ручки двери, но останавливается, безучастно наблюдая за бегством из больничной палаты своей посетительницы. Потом, будто очнувшись, садится на пол, раскачивается из стороны в сторону. Его шепот – свистящий, безумный, похожий на шипение, - раздается из динамиков, передавая все сумасшествие.
- Правда. Правда. Правда. Она всегда лгала. Без нее не было никакого Пита Мелларка. Без нее Пита Мелларка больше нет.»
Пэйлор ставит видео на паузу. – Это записано на следующий день после самоубийства Эвердин.
- Почему я не знал о твоих посещениях?
Пэйлор вздыхает и закусывает губу. Должно быть, она с самого начала знала, что этот разговор принесет ей немало неприятных вопросов, имеющих лишь косвенное отношение к ее конкретному вопросу. Впрочем, эта серьезная девушка не так слаба, чтобы слишком долго прятаться от неприятностей в виде разъяренного доктора.
- Мне нужно хоть что-то скрывать, - замечает она как-то нагло, и глаза ее слишком темные, зло сверкают. – Все мои предшественники вели двойную игру.
- Хочешь быть похожей на них? – интересуется доктор. – Хочешь кончить так же плохо, как они?
- Нет. Нет, конечно, - здесь она пытается улыбнуться, но вместо этого принимает какое-то непростое для себя решение и сцепляет руки в замок. – Я могу сказать, что я из другого теста, что власть меня не интересует, что я ратую только за свободу людей, которые выбрали меня президентом. Разумеется, все это «если» будет ложью. Я знаю, что я хороший человек, но я знаю, как сильно власть меняет людей. Она уже изменила меня. До того, как стать главной персоной в рядах сопротивления Восьмого Дистрикта, я была совсем другой. И я не знаю, что может сделать со мной власть над всем Панемом. Эта неизвестность меня пугает. Я не хочу меняться. Я не хочу становиться новой Койн, и дело даже не в том, как она умерла.
Исповедь дается ей нелегко, договорив, она опускает глаза. Руки ее по-прежнему сцеплены в замок.
- Еще до того, как мы нашли личное хранилище всех этих записей Сноу, я начала собирать свою собственную коллекцию. Конечно, это не записи Голодных Игр. Это видеозаписи с Китнисс Эвердин и Питом Мелларком. Ты хочешь узнать, зачем они мне нужны? Я уже ответила на твой вопрос – я хочу понять, как Китнисс Эвердин, самая неподходящая на роль пересмешницы девушка, сумела разжечь огонь революции. Я хочу понять, как ей, такой безнадежно слабой, удалось стать олицетворением силы. Я не могу это понять. Как и не могу понять, почему Сноу не помешал ей сделать все то, что она сделала.
Пэйлор встает с места и подходит к окну.
- Он был умен. Удачлив. Омерзителен в своей жестокости, но он не был дураком. Так почему какая-то девчонка сумела победить его, всего лишь достав из кармана горсть ядовитых ягод – его, самого опытного отравителя из всего правящего аппарата? Эта нелепость всегда казалась мне кощунственной.
Мысленно доктор соглашается с нею. Девчонка была слаба. Ее спасали только безнадежно геройские поступки, легкомысленные, но совершенно самоубийственные. Еще ее спасал Пит Мелларк, своей безнадежной до зубовного скрежета влюбленностью, которая, в конечном счете, помогла им победить. Или их спасло желание постоянно жертвовать своей жизнью ради жизней других? Желание умереть за кого-то – желание, идущее вразрез с вложенным в человека животным инстинктом. В этом инстинкте доктор никогда не сомневался, поэтому не раз начинал сомневаться в умственных способностях двух победителей из Двенадцатого Дистрикта.
- Но она просто победила его. А потом она победила Койн. Чтобы вскоре покончить жизнь самоубийством. Поставив под удар решение нового правления о ее невиновности. Поставив под сомнение мое решение, - выделяет голосом. – У меня не получается ее за это простить.
- Всему виной эгоизм, - доктор качает головой. – Но твоя неприязнь, давняя, нужно отметить, неприязнь к Эвердин, не могла стать причиной сбора подробной информации о Пите Мелларке.
- Но он был прав, говоря, что был бесплатным приложением к ней, - президент усмехается. – Во всем, что происходило между ними, было что-то чудовищно неправильное. Мне нравился Пит, еще до того, как он стал переродком. Быть может, поэтому я приняла решение о его лечении, о круглосуточном наблюдении за ним. Быть может, сейчас я пытаюсь понять причину, которая заставляла меня приходить к нему едва ли не каждый день. Искать в нем то, что видела в нем Койн. Искать в нем то, что увидел в нем Сноу, - она замечает удивленный взгляд Аврелия. – В хранилище Сноу много записей с ним. Это какие-то личные беседы, их я еще не смотрела.
Аврелий никогда не замечал в этой женщине склонностью к драматизму.
- Ты просто чувствуешь свою вину перед ним.
- И из-за чувства вины я распорядилась выпустить на свободу капитолийского переродка? – Пэйлор цокает языком. – Какая я последовательная.
Тревожный сигнал на телефоне заставляет доктора вздрогнуть, а Президента – поморщиться, как от зубной боли. Пэйлор неохотно снимает трубку; что-то подсказывает ей, что новости будут не из приятных. Так и оказывается. Она прикусывает губу, прежде чем повторить вслух то, что было передано по секретной линии.
- Пит Мелларк только что воспользовался своим правом на свободу.
========== ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой президент Пэйлор страдает паранойей, а доктор Аврелий получает задание, от которого не может отказаться ==========
Решение о том, что Пит Мелларк может быть свободен в виду своей безопасности для окружающих людей, президент Пэйлор приняла публично, основываясь на письменном отчете лечащего врача о нынешнем состоянии пациента. Разумеется, лечащим врачом был доктор Аврелий. Разумеется, он немного поспешил со столь обнадеживающим результатом. На самом деле, это был вопль отчаяния; его пациент лишился любых человеческих эмоций, иного лечения врач предложить уже не мог, да и последствия этого лечения невозможно было предугадать заранее, прекрасно понимая, что поведение наблюдаемого объекта может измениться, едва только изменятся условия его существования. Разумеется, о своих подозрениях он сообщил Президенту, но уже не в письменной форме.
Разумеется, Пэйлор знала о его сомнениях, но это знание не помешало ей принять решение о том, что победитель 74 голодных игр может быть отпущен на свободу.
Это был какой-то замкнутый круг, и в нем становилось все теснее, будто кольцо из совершенных ошибок и опрометчивых поступков с течением времени сужалось вокруг них двоих. Стало немного проще дышать, когда пациент, уведомленный о своей свободе, остался в палате на первый и второй день. Они почти перестали чувствовать угрозу от потенциально опасного бывшего трибута, подумав, что он, вероятно, так и умрет добровольно в ограниченном пространстве своей незапертой уже клетки. Потеря бдительности плохо отразилась на них обоих.
Пит Мелларк собрал свои немногочисленные вещи в одну сумку, захватил с собой карту, своеобразного рода льготу для активного участника революции, обеспечивающую своему владельцу почти беззаботное существование в течение всей жизни. Конечно, по причине ограниченности ресурсов, и у этой карты был определенный лимит, который, впрочем, должен был сняться после укрепления разрушенных революцией связей между Дистриктами. Говоря иными словами, Пит Мелларк, покинув пределы больницы, не обрекал себя на голодную смерть. Он даже мог покинуть Капитолий. Он даже мог посетить любой дистрикт, и остановится в любой гостинице, и делать все, что угодно. Такой свободой наградила Пэйлор многих активных повстанцев. Такой свободы удостоился и переродок в лице Пита Мелларка.