— Избавь меня от этих подробностей! Мне даже представить противно, что там могло произойти. И что – заклинания придумываешь ты?
— Не то чтобы, — пожала плечами Беата. — Я, скорее, подаю идеи. А Паркер воплощает их в жизнь. Я не умею, как она, нудно и кропотливо сидеть над формулой несколько ночей подряд. Поэтому большинство моих заклинаний срабатывают, скажем… не совсем так, как хотелось бы. А у Паркер они работают как часы. Она умная девочка, — Спринклс вновь усмехнулась. В ее голосе звучала неприкрытая гордость.
— Вы ненормальные. Я даже не знаю, кто из вас более странный, — проворчал Блэк себе под нос.
— Мы друг друга стоим. Впрочем, насчет заклинания. Сейчас покажу формулу, дабы ты не сомневался в чистоте моих намерений и не думал, что я пытаюсь тебя убить, отравить или приворотить.
— Между прочим, вы пытались! – тут же вспылил Сириус.
— Не льсти себе. Просто мы проверяли действие зелья и для чистоты эксперимента взяли наиболее твердолобого парня школы.
— Эй!
— Да ладно тебе! Я же тогда не знала, что ты способен в кого-то влюбиться. И тем более не знала, что это уже произошло.
Сириус тут же скис и только пробурчал что-то невнятное в ответ, пытаясь избежать неприятного разговора. Беата тем временем выудила из заднего кармана своих рваных джинс исписанный мелким почерком помятый листок с изображенной на нем сложной схемой. Оба тут же склонились над ним.
Еще долго возле Черного Озера слышались фразы:
— Это линия энергетического контура?
— Да нет же! Это просто листок помялся.
— А это?
— Это пятно от чая. Кажется.
— А ты не могла бы быть хоть немного аккуратнее?
— Я не какой-то там выхолощенный аристократишка. Ваша параноидальная брезгливость ко всему живому и человеческому не для меня.
— Как ты меня назвала, деревенщина?
— Я не деревенщина!
— А кто ты?..
Вечерело.
***
— Северус!
Парень удивленно оглянулся — Паркер на всех парах неслась к нему. Ее лицо было встревоженным и очень уставшим.
— Эмили?
— Ты знал? – голос ее был требовательным, а взгляд – пугающим.
— Знал о чем?
— О… — девушка резко понизила голос, — Ремусе. И его особенности. Ты всегда отзывался о нем с толикой то ли неприязни, то ли страха. Но я до сегодняшнего дня никак не могла понять почему.
Северус мгновенно помрачнел и, помолчав, все-таки спросил:
— Кто рассказал тебе об этом?
— Мой мозг. Очнись, Сев! Кто мог мне рассказать об этом? Я и сама в состоянии догадаться.
— Серьезно? И что же тогда тебе мешало догадаться все эти четыре года?
— Вера в людей, — мрачно хмыкнула Эмили.
Северус в ответ усмехнулся:
— Твоя вера в людей просто непостижима. И что ты хочешь услышать от меня?
— Знаешь, где он? Целую неделю не видела его. Нам необходимо поговорить.
— Предположим, — Снейп нахмурился.
— Северус! Прекрати изображать из себя молчаливый пень.
— Это может быть опасно! – тут же вспылил слизеринец. – Неужели ты не понимаешь?
— Полно…! Полнолуние, — произнесла Эмили, понизив голос, — уже прошло. Нет никакой опасности.
— Откуда тебе знать? Ты часто общалась с оборотнями?
— Просто скажи мне, где он. — Огонь, горевший в глазах когтевранки, казалось, сейчас зальет все окружающее пространство бушующим пламенем.
— Визжащая Хижина, — сквозь сжатые зубы промолвил Северус. – Он там.
И, круто развернувшись и обдав Эмили порывом холодного воздуха от взметнувшейся мантии, поспешил прочь.
— У меня научился, — вдруг довольно хмыкнула Паркер и поспешила в гостиную, дабы накинуть пальто и шарф.
***
Беата в это время в одиночестве стояла на берегу Черного Озера и пинала камешки носком рваной кроссовки. Те отлетали и, обиженно постукивая, укатывались к самой воде. Огромный осьминог неожиданно высунул щупальце над водой и хлестнул им по черной глади. Беату обдало тучей маленьких холодных брызг, и те, словно крохотные осколки, впились ей в лицо и в оголенные плечи.
Слизеринка мрачно выругалась и тяжело вздохнула. Блэк, с восторгом принявший ее идею с Малфоевским дневником, полчаса назад забрал свою часть магической копии и унесся прочь. Выглядел он, мягко говоря, ошарашенным и изумленным. Отчего произошла такая резкая перемена, Беата, хоть убей, не могла понять. Все было нормально, почти дружелюбно, когда Сириус решил, что хватит заниматься самопожертвованием и решил забрать куртку себе. Беата могла поставить сколько угодно галеонов на то, что будь на ее месте любая другая девушка, гриффиндорец просто попросил бы свою вещь обратно. И та, не устояв перед его обаянием и завораживающим голосом, отдала бы ему не только куртку, но и свою честь. В случае Беаты, они чуть не подрались. Блэк бесцеремонно и совершенно не по-джентльменски попытался отобрать одежду, Спринклс возмутилась и заставила его попросить вежливо. Блэк отказался и возмутился в ответ, указав на то, что она-то его не просила, а просто взяла то, что захотела. Слизеринка лишь пожала плечами, напрочь игнорируя все логичные и нелогичные доводы, а потому Блэк вновь попытался стянуть с нее куртку, что у него практически получилось. Спринклс решила бороться до последнего, дабы отобрать теплую вещь обратно, и снова чуть не заехала Сириусу в нос, но парень вовремя уклонился, и удар локтем пришелся по ключице.
Да. Именно так. Беата нахмурилась. Именно после этого Блэк отскочил от нее, словно ошпаренный, позабыв и про куртку, и про Малфоя. И слизеринка в упор не могла понять, что же в этом моменте было такого особенного? Что она упускала? Эх, если бы сейчас рядом была Эмили, она бы наверняка догадалась…
***
Белоснежный красивый волк задумчиво следил за девушкой, выходящей за ворота школы. Поразительная самоуверенность и самонадеянность. Блуждать в одиночку вечером за пределами замка, отчетливо зная, что кто-то преследует тебя – верх глупости. И это – ученица Когтеврана, по слухам, факультета, на который берут самых умных и сообразительных учеников. «И куда собралась эта дуреха?» — волк переступил с лапы на лапу, все еще не двигаясь с места. Кто знает – какой безумный гриффиндорец преследует ее по пятам? Не хотелось бы снова неделю валяться в Больничном Крыле, каждый раз со страхом косясь в зеркало на свой сломанный нос.
Девушка тем временем направлялась вниз по дороге, ведущей в Хогсмид. Впрочем, куда еще можно пойти? Рядом с Хогвартсом была лишь эта захудалая деревенька и непроходимые леса, кишмя кишевшие полукровками и прочими выродками. Волк совершенно по-человечески вздохнул. Его глаза, серые и холодные, выражали крайнюю степень раздражения и отвращения, не свойственную обычным животным. Он неотрывно следил за Эмили Паркер, ненавистной, паршивой магглорожденной когтевранкой. Эта противная, мерзкая человечка, успешно вот уже пятый год изображающая невинную овечку, приводила его в состояние невыразимой ярости. Преподаватели считали ее чуть ли не святой – конечно, такая тихая, способная и трудолюбивая. Некоторые ученики жалели ее и поддерживали всяческими способами, считая, что маггле необходима помощь в учебе. Другие относились равнодушно, но не без некоторого уважения. Спринклс, Люпин, вся эта гриффиндорская шайка наверняка думали, что он злобный и надменный сукин сын, и что бедняжка Паркер живет в бесконечном страхе, ежесекундно представляя, что с ней может сделать мерзкий слизеринец. Но едва ли кто-то из этих простодушных идиотов знал, что их война с когтевранкой, а, вернее, бывшей слизеринкой, началась далеко не потому, что Малфой – чистокровный аристократ – априори не выносил магглорожденных, нет. Хоть это и сыграло свою роль. Но и Паркер никогда не оставалась в долгу, и в конечном итоге им обоим было, за что ненавидеть друг друга. Вся разница заключалась в том, что Малфой предпочитал говорить, не скрывая своего отношения к людям, а Паркер предпочитала молчать.
Малфой, осторожно переступая лапами и пытаясь не наступать на шуршащие листья, неслышно следовал за Эмили. Как только они отойдут на достаточное расстояние от школьных ворот – они поговорят. Вернее, он будет говорить, а она – слушать. У слизеринца никогда не было сомнений в том, что Спринклс и Паркер – это и есть АВ, и ему было абсолютно плевать на то, что ни у кого в школе до сих пор еще не нашлось доказательств, одни лишь опровержения. Он чуял – это они. И то, что эти две сумасшедшие так вовремя поссорились, играло ему на руку. Он намеревался использовать Беату настолько, насколько это было возможно.
Ветка под его лапой неожиданно хрустнула. Волк тут же припал к земле, надеясь остаться незамеченным, но девушка все же услышала звук. Эмили нервно оглянулась, обшаривая взглядомокрестности. «Проклятый белый цвет! – раздраженно подумал Люциус. – Я столь же незаметен, сколь великан посреди маггловского города». Но Эмили, так и не найдя ничего подозрительного, отвернулась и направилась дальше. До Хогсмида оставалось не более двадцати минут, и Малфой решил — пора. Но когтевранка неожиданно для него и, судя по ее испуганным глазам, для себя тоже, резко свернула налево, на едва заметную тропку, пересекающую широкое поле. Вдали виднелась покосившаяся, зловещая Визжащая Хижина. Волк задумчиво наклонил голову. Что она могла там забыть? Ответа на этот вопрос у него не было. Пусть Малфой и не верил во все эти глупые сказки про привидений, потому как любой уважающий себя волшебник знал четыре основных признака того, что рядом находятся призраки, а эти самые черты напрочь отсутствовали у Визжащей Хижины, но это совершенно не значило, что нужно безрассудно и глупо лезть черт знает куда. Если у Паркер там сообщник, у Малфоя будет меньше шансов устроить… разговор. Пусть девушка и сама выглядела так, словно не знала, куда идет, следовать за ней волк не спешил. Он решил залечь в кустах и подождать ее возвращения.
***
Идиотка. Глупая, неразумная идиотка! Откуда вообще в ней взялась эта безрассудная гриффиндорская храбрость? Дурость, точнее.
Эмили чувствовала себя отвратительно. Было холодно, ветер пронизывал до костей, а Визжащая Хижина вдалеке на кого угодно навевала тоску и страх. Кроме того, девушке пришлось нарушить школьные правила, и вдобавок к этому теперь она шла прямо в пасть к оборотню. По дороге сюда ей даже показалось, что кто-то за ней следит. Ощущение чужого взгляда преследовало ее до того момента, пока она не свернула на неприметную тропинку, и пусть это больше смахивало на паранойю, Эмили Паркер предпочитала быть живой параноидальной истеричкой, нежели мертвой, но храброй магглой.
Хижина встретила ее завываниями ветра, который, словно безумный, носился по всему дому, распахивая двери и заставляя пыль в безумном хороводе кружиться над полом вместе с высохшими листьями. Дом скрипел, кряхтел и словно бы не хотел впускать никаких гостей в это темное, старое логово.
Наверху неожиданно раздался хриплый кашель, и тут же заскрипели доски пола, словно кто-то решил по ним пройтись. Девушка замерла. На злобное чудовище вроде бы было не очень похоже. Животные ходят куда более мягко и неслышно, а тут звук был такой, будто ходил человек. Людей Эмили боялась больше, но этот страх – рациональный и логичный – поддавался контролю. А неосознанное чувство самосохранения, возникающее при встрече с любым хищным зверем, было совершенно неподвластно разуму.
Она аккуратно, стараясь не шуметь, начала подниматься по старой лестнице. Ступенька под ней неожиданно скрипнула – так пронзительно, что Эмили чуть сама не подпрыгнула и не свалилась с лестницы. Шаги на втором этаже замерли.
— Бродяга? Это снова ты? – голос Ремуса, уставший и хриплый, подействовал на Эмили как мощнейшее успокоительное. Она лишь тяжело вздохнула и решительно ускорилась.
— Почти, — отозвалась девушка в ответ, аккуратно переступая порог комнаты.
Ремус замер, ошарашенно глядя на нее.
— Это что – очередная шутка Бродяги? – осторожно спросил он, пытаясь улыбнуться, но вышло очень криво и неестественно.
— Не совсем, — девушка неуклюже передернула плечами и тут же выпалила: — Это правда, что ты оборотень?
Люпин застыл, не зная, что сказать. Эмили смотрела на него в упор, но в ее взгляде не было жалости или страха. Опасение? Да, быть может. Осторожность и волнение? Тоже. Но не страх. Не ненависть. Не презрение. Ремусу внезапно захотелось рассмеяться. Кривая улыбка против воли расползлась по его лицу.
— Ну да, — как-то совершенно безумно улыбаясь, ответил он. – Все так.
Девушка тут же попятилась.
— Нет-нет! – парень вскинул руки. – Я не сошел с ума! Я так улыбаюсь оттого… оттого, что мне полегчало.
— Полегчало?
— Ага. Ты не бежишь от меня, напротив – сама пришла сюда, и… — Ремус неожиданно принюхался и забавно поморщился. – Что это?
— А?
— Аконит, я так понимаю, и… чеснок? – парень выглядел удивленным.
— Ну, говорят, аконит помогает против оборотней, — Эмили выглядела растерянно.
— А чеснок?
— Против вампиров.
— Так я же не вампир.
— Это я на всякий случай.
Ситуация вышла донельзя дурацкой. Лицо Ремуса вдруг исказила странная гримаса, а через пару мгновений он неожиданно расхохотался.
— Ты б еще луком обмазалась! Ну, чтобы болезни не приставали. – Мародер совершенно беззаботно смеялся, даже не пытаясь успокоиться.
— Да ну тебя! Я что, по-твоему, каждый день с оборотнями имею дело? Откуда мне знать, что поможет, а что нет?
— Ничего, — парень вдруг резко посерьезнел. – Даже палочка не поможет. Оборотни быстры, безумны, кровожадны и не видят разницы между своими и чужими.
— Мне нужно было удостовериться, — упрямо отозвалась Эмили, впрочем, полностью осознавая, что она действительно совершила глупость.
— В этом вся ты, — тяжело вздохнул Ремус, тряхнув головой. – Кто тебе сказал, что я здесь?
— Северус.
— О… — многозначительно протянул Ремус.
— И что теперь?
— Это от тебя зависит.
Они помолчали.
— Не знаю, что и сказать… в смысле, это все очень странно. Я тебя и боюсь и не боюсь одновременно. Ты мой друг, и мне сложно представить, что ты вдруг обнажишь клыки и попытаешься меня сожрать. Но я читала про оборотней, — она замолчала, не зная, что еще сказать. Все и так было ясно – ни в одной книге ничего хорошего про оборотней написано не было. Не говоря уже о жутких гравюрах со страшными монстрами, какими волшебники изображали вервульфов.
— Но ты же знаешь, — продолжала Эмили, — я – маггл. Я не так остро воспринимаю тот факт, что ты не совсем человек. В сказках не все чудовища были злыми. Некоторые из них — куда добрее людей.
— Я… — начал Ремус, но его внезапно прервал шум, раздавшийся с нижнего этажа.
— Лунатик! – это Бродяга и, по всей видимости, Джеймс спешили к нему. – Лунатик, подпись…
Двое друзей ввалились в комнату, окончательно доломав дверь, и так висевшую на одной петле, и пораженно замерли, наткнувшись на Паркер. Та, чуть приподняв брови, скользнула насмешливым взглядом по Джеймсу, затем по Блэку. Ее взгляд опустился чуть ниже – туда, где не прикрытая ни рубашкой, ни расстегнутой курткой, переливаясь, ярко сияла подпись АВ. Ремус смотрел туда же.
— Нам явно есть о чем с тобой поговорить, Паркер, — Сириус нехорошо усмехнулся, успокаиваясь и восстанавливая дыхание.
— А тебе явно есть о чем нам рассказать, — в тон другу произнес Джеймс. Впрочем, выглядел он не менее удивленным, чем сама Эмили.
Ремус лишь непонимающе переводил взгляд с одного на другого, а потом, нахмурившись, уставился на Паркер.
***
Белоснежный волк тоскливо заскулил. Теплая шерсть не спасала его от вездесущего, промораживающего до костей, ветра. Когда Малфой уже было решил подобраться к Хижине поближе, мимо него пронеслись взъерошенные Поттер и Блэк. Что они забыли в этой полуразвалившейся лачуге, он не знал. Может, им тоже есть о чем поговорить с Паркер? Когтевранка, на удивление, в последнее время стала жутко популярной. Ждать дальше становилось опасно. Кто знает, кто еще решит посетить эту хибару в ближайшую пару часов? Неудивительно, если сюда скоро прибегут Дамблдор с МакГонагалл. А уж встречаться с мародерами и Амели Паркер во главе, когда те будут возвращаться в школу, Малфою не хотелось совершенно. Белый волк, грустно махнув хвостом, развернулся и потрусил обратно к школе.
***
— Что?
— Ничего.
Беата Спринклс и Питер Петтигрю мрачно взирали друг на друга. Беата – сверху вниз, а Питер – задумчиво подняв голову.
— Дай мне пройти, мелкий.
— Нет.