В этот раз Микроба остался у Галины. После того как Петька уснул, они долго разговаривали. Ванька съел еще одну миску борща.
Галина приготовила Микробе постель отдельно, но потом оказались в одной… Клялся Ванька самозабвенно. Чтобы он когда-нибудь хоть рюмку? Да никогда в жизни! А если Галюня хочет, он поклянется и Петькой, и Галей, и вообще всей их семьей!
Галька верила и засыпала со счастливой улыбкой на устах.
Иногда Ванька держался: между запоями не пил по три недели. За это время успевал переделать массу работы. По утрам относил на спине Петьку в школу, давая Гальке отдохнуть. Хотя мальчик жаловался, что в школе его дразнят, говорят: «микроб на микробе едет». Тогда с ними шла Галина, и перед самой школой Ванька пересаживал Петьку ей на спину. В перерывах между запоями смастерил Микроба ручную повозку. Строганные гладкие доски сияли желтизной, в самой повозке он сделал приспособление, на которое Петька должен опираться, но… не подошла повозка. Больно было Петьке в этом положении, он не выдерживал и пары минут.
Если очередное устройство не подходило Петьке, Микроба не огорчался, начинал мастерить следующее. Однажды Галина, приехав с базара (теперь она могла себе это позволить), застала во дворе целое представление. Петька, наполовину выпрямившись, опирался руками на перекладину, прибитую к толстой палке. Устройство чем-то напоминало руль машины. Внизу к палке было прикреплено деревянное колесико. Микроба, раскинув руки, как клушка крылья над цыплятами, стоял в готовности, а Петька пытался двигаться к нему. Ванька приговаривал:
– Иди, Петрусь, не бойся, если что – я поймаю!
Онемевшая от испуга, а больше от неожиданной радости, Галька стояла у входа во двор, боясь спугнуть сына.
Микроба занимался с Петькой ежедневно, благо были каникулы. Даже в запой уходить стал реже. К началу учебного года, когда парню надо было идти в седьмой класс, он мог хоть и медленно, но самостоятельно передвигаться с двумя палками в руках, которые сделал Микроба. Больше Петьку на спине не носили, только на всякий случай кто-нибудь его сопровождал.
Галина расцвела. Когда у Ивана подходило время запоя, терпеливо ждала его окончания. Следила, чтобы ночью Микроба был дома. Если же его долго не было, шла искать. Находила, волокла домой. А Ванька, приходя в себя, просил целебного борща. Петька постепенно выравнивался, уже ходил с одной палкой. Галина стала весело шутить с соседями через забор. У нее вдруг смех оказался звонким, заливистым. Катерина пыталась поддеть соседку, выспрашивая:
– Гальцю, признайся, твой Микроба мужчинские обязанности исполняет или же только пьет, а ты его вонючие штаны стираешь?
Хотелось Катерине побольнее уколоть Гальку, а то поди ж ты, вся так и светится!
А Галина не чувствовала уколов. Ей только неприятно было, когда ее Ванюшу называли Микробой. Поэтому в разговорах она всегда старалась подчеркнуть: «мой Иван». Что же касается «мужчинских обязанностей», Галька сердито ответила:
– Не твое дело! – больше сказать она не могла ничего.
Она не знала, как выглядят эти самые «мужчинские обязанности». У нее не было сравнения. Как было с Петькиным отцом, она не помнит. Знает только, что есть Петька. А хорошо или плохо ей с Ванюшей – этого никому знать не положено.
Теперь Микроба ходил на работу в чистых рубашках. Он полностью перешел к Галине, свою хату закрыл, взяв с собой кур и петуха. Вся одежда на нем была починена, где надо – стояли заплатки. Колька Голодок был доволен: его подручный стал приличным мужиком, не грех на пару и выпить. Не то что раньше, когда Ванька был грязным забулдыгой.
Перед выходными Голодок с Микробой всегда распивали бутылочку. Не слишком пьяные любили пофилософствовать. Голодок обычно начинал так:
– Интересная штука эта жизнь, Иван… Вот, допустим, твоя Коромыслиха. Скажем прямо, на лицо баба неприглядная, неказистая, одним словом…
В этом месте Микроба обиженным голосом прерывал Голодка:
– Кому – повитка, а мне как квитка!
Толкование этой старинной пословицы таково: для кого – загородка с мусором, а для меня – очаровательный цветок.
Голодок согласно кивал головой:
– Вот я и говорю. А душа, видишь, у нее какая? Вон как тебя отогрела! Ну, давай еще по одной!
Микроба честно хотел сегодня прийти домой вовремя, выпившим в меру, поэтому, поднявшись, намереваясь уходить, ответил:
– Хватит, Николай, мне надо домой!
Голодку хотелось еще выпить, тем более что его Наталка сегодня заночует у сестры, как же не использовать такой момент? Поэтому Колька, зная, что именно действует на Микробу безотказно, торжественно провозгласил:
– Выпьем за Галюню, которая спасла тебя от смерти!
Ванька с готовностью бухнулся на стул, беспрекословно поднял рюмку и медленно выпил.
В тот вечер они пили много и почему-то в разных местах. Так, по крайней мере, казалось уже позже Микробе. По-видимому, к дому его подвели, и он сразу свалился. Услышав возню, Галина вышла и, стараясь не разбудить Петьку, затащила Ивана в дом, кое-как уложив в кровать.
В постели произошел с Микробой неприятный казус. Как он позже всем объяснил, что только лишь по ошибке использовал собственные штаны не по назначению. Ну и, конечно, еще в силу слабости духа, в чем душевно раскаивается.
Когда Галька, зажав пальцами нос, попыталась растормошить Микробу, чтобы убрать последствия его «ошибки», Ванька по-военному, как всегда после второй рюмки, рапортовал:
– В чем дело, Галя?.. Не может быть, Галя! – потом после некоторых манипуляций под одеялом Микроба совсем не по-армейски в панике прошептал: – Так точно, Галя, есть…
Где-то через неделю история, обросшая анекдотическими подробностями, передавалась из уст в уста по всему поселку. Для Петьки, который и до этого не жаловал Микробу, происшествие стало последней каплей. Больше он не хотел иметь никакого отношения к этому пьянице и матери так сказал.
К тому времени Петька совсем выпрямился, ходил без палки. Все увидели, что он рослый широкоплечий парень с симпатичным лицом. Окончив среднюю школу на «отлично», он поступил на бухгалтерское отделение в техникум, который находился в областном городе.
Ванька-Микроба, после того срамного случая изгнанный Петькой окончательно, жил в своей хате. Пока держался – не пил. Галина тайком от сына носила Ваньке в кастрюльке целебные борщи.
В день отъезда Петьки на учебу Микроба выпросил авансом в счет будущей работы у хозяев большой кусок сала и принес Галине. Как назло, первым его увидел Петька. Загородив собой входную дверь, парень жестким тоном сказал:
– Нечего вам здесь делать! Не позорьте нас, уходите! И маму не беспокойте, она теперь одна. Я уезжаю, но наведываться буду каждую неделю!
Микроба подобострастно закивал головой и с готовностью подхватил слова Петьки:
– Да, Петрусь, я знаю, что ты уезжаешь! Я поэтому и пришел!
Вдруг он подумал, что Петька может не взять от него сало. Оно, завернутое в тряпку, лежало в ведре, поэтому просительно добавил:
– Я уйду, ты только передай маме ее ведро, оно было у меня! – Поставил ношу на скамейку и поспешно ушел…
Галине тогда очень помогло это подношение Ваньки. Нечего ей было дать сыну в дорогу, а сало в то голодное время было залогом благосостояния.
Через какое-то время после отъезда Петьки Микроба вновь возвратился к Галине. Следили только, чтобы перед каникулами Ванька вовремя уходил в свой дом. Хотя Петьке в первый же день доносили, что в его отсутствие Микроба живет с его матерью. Когда сын начинал мать отчитывать, та оправдывалась:
– Петя, сынок! А кто же будет чинить сарай, забор? Да и крышу на хате надо ремонтировать… Я уже сама не могу, здоровья нету. А Иван ведь все делает!
Потом, помолчав, униженно заглядывая Петьке в глаза, заканчивала:
– Он не такой уж плохой, правда…
Петька презрительно хмыкал, обрывал неприятный для него разговор и спешил на свидание. Вот уже полтора года, как он встречается с Маней Широковой. Ее имя было – Мария, но сельчане за мягкий нрав и сердобольность любовно называли ее Маней. Хотя Маня была на три года старше Петьки, тем не менее пришлись они друг другу по душе. Ждали окончания его учебы, чтобы пожениться.
Ванька-Микроба со своей Галюней, да и все соседи привыкли к такому распорядку: когда Петька в отъезде – они вместе, а перед прибытием сына Галька отсылала Микробу в его хату.
Между тем Петька окончил учебу и получил направление. Работать предстояло бухгалтером в отдаленном районе области. Маня собиралась переезжать на новое место. Они стали мужем и женой тихо, без шумной свадьбы, полгода назад зарегистрировав брак в сельсовете. Мог бы, конечно, Петька попроситься в свой район, и ему бы пошли навстречу, учитывая его инвалидность, но, здраво рассудив, сам не захотел. Здесь он еще долгое время был бы «Петькой», а что еще хуже, его имя ассоциировалось с Ванькой-Микробой. Если кто не понимал, что за Петька такой, объясняли: его еще Микроба на спине в школу носил… На новом же месте жительства его уже называли Петром Алексеевичем! А к матери будет наведываться, оправдывался перед собой Петр Алексеевич. Супруга Маня поддерживала мужа во всем, даже если думала по-другому.
Поначалу Петька довольно часто проведывал мать. Для Галины более радостного праздника, чем приезд сына, не было. Всякий раз она угадывала день приезда Петьки: перво-наперво отсылала Микробу, чтобы не мозолил Петеньке глаза, потом убиралась во дворе, в хате. Козу Моню тоже приводила в порядок: начесывала щеткой бока, мыла с детским мылом вымя. Вдруг сынок захочет молочка попить?.. И вот заходит ее осуществившаяся мечта в дом: Петенька, высокий, красивый и такой важный – Петр Алексеевич! И всегда с гостинцами.
Долго никогда не гостил, на второй день уезжал – работа. Оставлял Галине немножко денег, она их в тот же день тратила в сельском магазине. Покупала мужскую рубашку или теплый шарф и к возвращению Микробы преподносила ему как подарок от Петьки: он якобы просил передать Ивану. Ванька знал, что вещи куплены Галькой в магазине, но делал вид, что верит, и благодарил Петю. Потом Петькины визиты прекратились. Манины родственники сообщили: у молодых родилась девочка. Иногда Гальке приходил по почте денежный перевод от сына. Суммы были незначительные, тем не менее Галине доставляли радость неимоверную. Когда Маня родила второго ребенка, переводы прекратились.
Микробе уже не надо было уходить в свой дом, бояться было некого. Пить он продолжал, но, как казалось его Галюне, все-таки меньше. Запои были покороче. А по мнению Голодка, так Ванька совсем стал трезвенником: мыслимо ли – всю неделю до вечера пятницы Микроба рюмку в руки не брал. Но уж за выходные, конечно, наверстывал за всю неделю.
Силы у Гальки поубавились, и волочь Ваньку на себе домой она уже не могла. Ждала, когда сам придет. Он приходил – посрамленный, кругом виноватый. Доставал из кармана деревянную поделку и клал ей на подушку очередного журавлика или медвежонка. Нравились Галине его изделия. А Микробе нравилось смотреть на Галину, когда она, как ребенок, гладила руками его зверушек и улыбалась. Тогда начинал улыбаться и Ванька. К тому времени Галина больше лежала: стало прихватывать сердце – перенесла инсульт. Иногда с нетерпением ожидала его прихода: подоить Моньку у нее не хватало сил. Приходил Ванька все еще пьяненький, надевал Галькину кофту, голову повязывал платком и шел доить козу. Без этих атрибутов Монька не подпускала к себе Микробу и однажды довольно чувствительно боднула его в плечо. Видя Ваньку в кофте и платке, Галина, несмотря на болезнь, не могла удержаться от смеха. Микроба с удовольствием подметил, что, когда его Галюня смеется, на ее лице исчезают морщины, хотя, казалось бы, должно быть наоборот.
Изредка приходила весточка от Пети. В преддверии Восьмого марта получила Галина открытку с поздравлением. Почерк был Манин, но какая разница Галине? Все равно от семьи, где живет ее Петя!
Ванька также готовил своей Галюне подарок. Был у него в закромах выдержанный временем кусок кленовой дощечки с чудным узорчатым срезом. Его-то Микроба и использовал. В итоге получились две обнявшиеся фигуры, а над ними распростертое крыло, надо полагать, ангела.
Очень Ванька хотел, чтобы фигурки получились похожими на них: его и Галю. Даже настрогал ольховой коры, сделал настой, чтобы покрасить одну фигуру под цвет (как он думал) Галиной кофты. Когда понял, что сходства ему не добиться, добавил к поделке фигуру козы Моньки – она ему всегда удавалась, особенно деревянные глаза-кругляшки, выкрашенные бузиновым соком. Ну, а рядом с козой, ясное дело, могут быть только Галина и Иван.
Микроба завершил работу над поделкой, и Колька Голодок сразу узнал в фигурах Коромыслиху с Иваном. Восьмое марта будет через два дня, но Ванька собирался сегодня вручить Галюне подарок. Не терпелось ему увидеть, как Галюня будет радоваться.
Вечером, закончив работу в мастерской, Голодок с Микробой, как всегда перед выходными, выпили. Заодно и подарок Галюне обмыли. Остановились вовремя (по крайней мере, так им казалось) и, уважая за это каждый себя и друг друга в отдельности, разошлись по домам.
По дороге домой Ванька с удовлетворением ощупывал в одном кармане подарок для Галюни, а в другом бутылку, припасенную на утро для опохмелки. Зайдя во двор, он решил еще немножко подкрепиться с тем, чтобы уже в доме – ни-ни, не расстраивать Галюню. Отхлебнул на глазок прямо «из горла» и зашел в дом. В прихожей стал раздеваться. В доме было тихо, видимо, Галюня спала. Микроба остановился в нерешительности: будить ее или дать поспать. Утром, когда уходил, она плохо себя чувствовала. Пришла Ваньке на ум фраза: сон – лучший лекарь, и он тихонько опустился на стул, вынув из карманов бутылку и подарок. Бутылка была наполовину пустая, чему Микроба искренне удивился, а потом, подумав, что водка пролилась по дороге, оставшуюся выцедил в стакан, решив, что так будет сохраннее. По-прежнему было тихо, и Микроба, поднявшись, нетвердой походкой пошел в комнату, где спала Галина.
Она почему-то лежала около кровати на полу. И ничем не укрытая!
– Галюню, ты же замерзла! Сейчас, подожди, я тебя укрою!
Микроба стащил с кровати одеяло, наступил на его край и упал вместе с одеялом рядом с лежавшей Галиной. Еще попытался укрыть Галю свободным концом. Случайно коснулся ее руки, которая была совсем холодной.
– Видишь, как замерзла! Сейчас я тебя согрею, моя пташечка…
Так бормотал Микроба, засыпая, все еще честно стараясь натянуть одеяло на Галюню. В конце концов его храп привычно разнесся по всему дому.
Пробудился Ванька на полу от громких голосов и холода. Рядом с ним, под скомканным в кучу одеялом, лежала Галина. Обнявшая ее под одеялом рука Микробы онемела от холода. Он поднял руку и с трудом начал разминать пальцы. Почему-то вокруг суетились Колька Голодок и соседка Катерина. Катерина возмущенно выкрикивала какие-то непонятные для Ивана слова:
– Я так и догадывалась, что этот пьяница угождал ей в постели! А покойница-то, видишь, тихоня тихоней, а до этого дела была вон какая охочая!
Голодок пытался остановить Катерину, в замешательстве повторяя:
– Ну что ты, Катя, право? Что теперь уже говорить, молчи! Откуда нам знать, как промежду них было?
Катерина не сдавалась:
– А чего тут знать? Душа на ладан дышала, а она – с мужиком, да еще на полу! Тьфу! Прости, господи!
Под эти вопли Микроба поспешил встать, его поразило слово «покойница».
О какой покойнице они говорят?! И что происходит? Почему Галюня лежит до сих пор и молчит?