САПЕРЫ
(Королевские инженеры)
Чуть из хлябей явился земной простор
(«Так точно!» — сказал сапер),
Господь бог сотворил Инженера
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
И когда был потоп и свирепый муссон.
Эго Ной сконструировал первый понтон
По чертежу инженера
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Поработавши в сырости, солнцем палим,
Захмелел старый Ной, чего не было б с ним
Если б жил он среди инженеров
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
И когда с Вавилонскою башней был крах,
Дело было у ловких гражданцев в руках,
А не в руках инженера
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
И когда под холмом у Евреев шел бой,
Сын Навинов скомандовал солнцу: «Стой!»
Потому, что он был капитаном
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Перестали в кирпич солому класть —
Это первой делала наша часть,
Это дело господ инженеров
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Потому-то с тех пор от войны до войны
Страницы истории нами полны,
С первых же строк — инженеры
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Мы дороги для них пролагаем всегда,
Через заросли джунглей ведем поезда.
По обычаю инженера
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
С фугасом и миной шлют нас вперед,
И то, что пехота атакой возьмет,
Сначала взорвут инженеры
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
С киркою и заступом шлют нас назад
Копать окопы для тех бригад,
Что позвали господ инженеров
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
С полной выкладкой под охраной трудясь,
Мы месим для этих язычников грязь,
А потом шлют в тыл инженеров
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Мы сушим болото, взрываем утес,
А они с путей летят под откос
И доносят на инженера
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Мы им строим колодцы, мосты, очаги,
Телеграфы — а провод срезают враги,
И за это бранят инженера
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
И когда мы вернемся и будет мир.
Из зависти не разукрасят квартир,
Предназначенных для инженеров
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Мы им строим казармы, они же кричат,
Что полковник — сектант, сумасброд и женат,
Оскорбляя нас, инженеров
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Нет благодарности в них искони,
Чем сильней наша помощь, тем больше они
Изводят нас, инженеров
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Что пехота? С винтовкой в руке человек!
А конница? Так, лошадиный бег!
Все дело в одних инженерах
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Артиллерия — та чересчур тяжела,
Только мы одни и вершим дела,
Потому что мы инженеры
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
Спору нет, за других и понюшки не дашь
(«Так точно!» — сказал Сапер),
И один только корпус хорош — это наш,
Нас зовут — господа инженеры
Инженерных ее величества Войск
С содержаньем и в чине Сапера.
СОЛДАТ И МАТРОС ЗАОДНО
(Королевскому полку морской пехоты)
Со скуки я в хлябь с полуюта плевал, терпел безмонетный сезон,
Вдруг вижу — на крейсере рядом мужик, одет на армейский фасон
И драит медяшку. Ну, я ему грю: «Э, малый! Ты что за оно?»
«А я, грит, Бомбошка у нашей Вдовы, солдат и матрос заодно».
Какой ему срок и подробный паек, конечно, особый вопрос,
Но скверно, что он ни пехота, ни флот, ни к этим, ни к тем не прирос,
Болтается, будто он дуромфродит, диковинный солдоматрос.
Потом я в работе его повидал по разным дремучим углам,
Как он митральезой настраивал слух языческим королям.
Спит не на койке он, а в гамаке — мол, так у них заведено,
Муштруют их вдвое — Бомбошек Вдовы, матросов, солдат заодно.
Все должен бродяга и знать, и уметь, затем и на свет их плодят.
Воткни его в омут башкой — доплывет, хоть рыбы кой-что отъедят.
Таков всепролазный гусьмополит, диковинный матросолдат.
У нас с ними битвы в любом кабаке — и мы, и они удалы.
Они нас «костлявой блевалкой» честят, а мы им орем: «Матрослы!»
А после, горбатя с присыпкой наряд, где впору башкой о бревно,
Пыхтим: «Выручай-ка, Бомбошка Вдовы, солдат и матрос заодно».
Он все углядит, а что нужно, сопрет и слов не потратит на спрос,
Дудят нам подъемник, а он уже жрет, в поту отмахавши свой кросс.
Ведь он не шлюнтяйка, а крепкий мужик, тот спаренный солдоматрос!
По-вашему, нам не по нраву узда, мы только и знаем что ржем,
По классам да кубрикам воду мутим, чуть что — гак грозим мятежом,
Но с форсом подохнуть у края земли нам тоже искусство дано.
И тут нам образчик — Бомбошка Вдовы, солдат и матрос заодно.
А он — та же черная кость, что и мы, по правде сказать, он нам браг,
Мал-мал поплечистей, а если точней, то на полвершка в аккурат.
Но не из каких-нибудь зам хрензантем, породистый матросов.
Подняться в атаку, паля на бегу, оно не такой уж и страх,
Когда есть прикрытие, тыл и резерв, и крик молодецкий в грудях.
Но скверное дело — в парадном строю идти с «Биркенхедом» на дно.
Как шел бедолага Бомбошка Вдовы, солдат и матрос заодно.
Почти салажонок, ну что он успел? Едва, до набора дорос,
А тут — иль расстрел, или драка в воде, а всяко ершам на обсос,
И, стоя в шеренге, он молча тонул — герой, а не солдоматрос.
Полно у нас жуликов, все мы вруны, похабники, рвань, солдатня,
Мы с форсом подохнем у края земли (все, милые, кроме меня).
Но тех, кто «Викторию» шел выручать, добром не попомнить грешно.
Ты честно боролся, Бомбошка Вдовы, солдат и матрос заодно.
Не стану бог знает чего говорить, другие пускай говорят,
Но если Вдова нам работу задаст. Мы выполним все в аккурат.
Вот так-то! А «мы» понимай и «Ее Величества матросолдат»!
ХОЛЕРНЫЙ ЛАГЕРЬ
Холера в лагере нашем, всех войн страшнее она,
Мы мрем средь пустынь, как евреи в библейские времена
Она впереди, она позади, от нее никому не уйти…
Врач полковой доложил, что вчера не стало ещё десяти
Эй, — лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят.
Нас ливни нюнят….
Лишь трупы наделено укрытая, и камни на них, и кусты..
Грохочет оркестр, чтоб унынье в нас побороть,
Бормочет священник, чтоб нас пожалел господь,
Господь…
О боже! За что нам такое, мы пред тобою чисты.
В августе хворь эта к нам пришла и с тех пор висит на хвосте,
Мы шагали бессонно, нас грузили в вагоны, но она настигала везде,
Ибо умеет в любой эшелон забраться на полпути…
И знает полковник, что завтра опять Fie хватит в строю десяти.
О бабах нам тошно думать, на выпивку нам плевать.
И порох подмок, остается только думать и маршировать,
А вслед по ночам шакалы завывают: «Вам не дойти.
Спешите, ублюдки, не то до утра не станет еще десяти!»
Порядочки, те, что теперь у нас, насмешили б и обезьян:
Лейтенант принимает роту, возглавляет полк капитан,
Рядовой командует взводом… Да, по службе легко расти,
Если служишь там, где вакансий ежедневно до десяти.
Иссох, поседел полковник, он мечется день и ночь
Среди госпитальных коек, меж тех, кому не помочь.
На свои он берёт продукты, не боясь карман растрясти.
Только проку пока не видно, что ни день — то нет десяти.
Пастор в черном бренчит на банджо, лезет с мулом прямо в ряды.
Слыша песни его и шутки, надрывают все животы,
Чтоб развлечь нас, он даже пляшет: «Ти-ра-ри-ра, ра-ри-ра-ти!»
Он достойный отец для мрущих ежедневно по десяти.
А католиков ублажает рыжекудрый отец Виктор,
Он поет ирландские песни, ржет взахлеб и городит вздор…
Эти двое в одной упряжке, им бы только воз довезти…
Так и катится колесница — сутки прочь, и нет десяти.
Холера в лагере нашем, горяча она и сладка,
Дома лучше кормили, но, сев за стол, нельзя не доесть куска.
И сегодня мы все бесстрашны, ибо страху нас не спасти,
Маршируем мы и теряем на день в среднем по десяти.
Эй! Лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят,
Нас ливни топят…
Лишь трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты…
Те, кто с собою не справятся, могут заткнуться,
Те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться.
Но раз уж когда-нибудь все равно ляжем и я, и ты,
Так почему б не сегодня без споров и суеты.
А ну, помер первый, заваливай стояки,
Брезент собери, растяжек не позабудь,
Веревки и колья — все вали во вьюки!
Пора, о пора уже лагерь свернуть — и в путь…
(Господи, помоги!)
«ПРОВОДИТЕ МЕНЯ ДОМОЙ»
Я не знал никого, кто б сравнился с ним,
Ни в пехоте, ни в конных полках.
И уж раз таким он был, то и, стало быть, погиб,
Ведь иначе лучшим никак.
Что ж, по последней затяжке, и проводите меня!
Ну-ка. хлебните из фляжки и проводите меня!
Слышите, бьет, бьет барабан,
Проводите меня домой!
А кобыла его ржала день и ночь,
Всполошила наш весь бивак,
И не стала брать овса, все, живая тварь, ждала,
Ведь иначе твари никак.
А девчонка его сержанта нашла,
Хоть прошло-то всего пустяк,
И поймала на крючок, окрутилась в церкви с ним,
Ведь девчонке иначе никак.
Мы недавно поцапались с ним, а он
Не слабак, и я не слабак.
Я теперь и сам не рад, только поздно пожалел,
Ведь поправить нельзя никак.
Мне такого друга уже не найти
Ни у нас, ни в других полках,
Я нашивки, кошт отдам, лишь бы жив он был, да что ж?
Ведь его не вернешь никак.
Что ж, по последней затяжке, и проводите меня!
Ну-ка, хлебните из фляжки и проводите меня!
Слышите флейты поют, поют,
Проводите меня домой!
Увозите его! Ему не было равных и нету.
Увозите его! Наклоните знамена к лафету.
Увозите его! Он уходит к другим берегам.
Увозите его! Плачут флейты и бьет барабан.
Ну-ка, «тринадцать из строя», и проводите меня!
«По три холостых в честь героя», и проводите меня!
О, превыше женской любви,
Проводите меня домой!
«И ВОСХИЩАТЬСЯ…»
В Индийском океане тишь,
Глядит он кротостью самой;
Волны нигде не различишь,
Кроме дорожки за кормой.
Корабль несется, дня уж нет,
Пробили склянки — отдыхай…
Чернея на закатный свет,
Индус поет: «Хам декхта хай».
И восхищаться, и дышать,
И жить бескрайностыо дорог —
Без толку! — мог бы я сказать.
Но бросить бы уже не смог!
Слежу ли за игрой старшин,
Ловлю ли женский смех и гам,
Гляжу ли. как офицера
На шканцах провожают дам,
Я думаю про что ушло,
Взгляд утопивши в синей мгле,
И вот я словно бы один
На опустевшем корабле.
Про что ушло, что видел я
В казарме, в лагерях, в бою,
Рассказываю сам себе
И правды сам не узнаю;
Так странно, слишком странно все…
Что ж, эго нынче позади.
Да, было всякое со мной,
Но — больше в будущем, поди.
Да, на заметку я попал,
Я нарушал закон полка,
И сам себя со стороны
Я видел в роли дурака —
Познанья цену я платил
И не был ею возмущен,
А прохлаждался на «губе»,
Мироустройством восхищен.
На траверзе возник дымок,
И встал над морем там, вдали,
Горбучий Аден, точно печь,
Которую уж век не жгли.
Проплыл я мимо этих скал
Шесть лет назад — теперь домой
Плыву, солдат, отбывший срок,
С шестью годами за спиной.
Невеста плакала: «Вернись!»
И мать вздыхала тяжело.
Они мне не писали — знать,
Ушли: ушли, как все ушло.
Как всё ушло, что разглядел,
Открыл, узнал и встретил я.
Как высказать, что на душе?
И я пою. Вот песнь моя:
И восхищаться, и дышать,
И жить бескрайностью дорог —
Без толку! — мог бы я сказать.
Но бросить бы уже не смог!