Когда шли бои за Синявино, в руки Маркевича попал дневник погибшего на фронте комсомольца. Он коротко, но с чувством отметил в своих записях:
«Два дня сидел над дневником убитого бронебойщика Бориса Губанова. Временами читал точно собственную биографию». Плодом раздумья военного корреспондента над этим дневником погибшего солдата явился взволнованный очерк «Записная книжка комсомольца Губанова», опубликованный в «Комсомольской правде» 4 октября 1942 года. Военный корреспондент с большой любовью и уважением к памяти погибшего юноши выбрал из его дневника мысли, созвучные своей душе:
«Надо помнить — всякий подъем всегда медленный и трудный… Чтобы быть человеком, хоть чуточку похожим на героев, рожденных Отечественной войной, нужно быть правдивым и честным до мелочей, последовательным и настойчивым. Послабление — страшный враг, это я знаю по себе. Чувствую подъем и вспоминаю слова Толстого: «…как хорошо и отрадно взять себя в руки…» Точно — это прекрасно».
И еще:
«Настала пора больших дел, простых слов и чувств… Мы узнали теперь смысл жизни, он глубок и прост. Жизнь — в умении отдавать себя для общего дела, быть частью общего, а не посторонним наблюдателем… Так-то, Борис, смотри смелее вперед. Мы знаем, за что воюем — за право дышать. Мы знаем, за что стоим — за Россию, за Родину. Так будем же носить в себе прекрасный призыв Багратиона: «Отдайте жизнь, но родины и чести не отдавайте никому».
В папке Николая Маркевича я нашел вырезанный из газеты этот его очерк. Вырезка была истрепана по краям, потерта на сгибах, — видно, автор не раз перечитывал свой очерк в блиндаже и палатках. Целомудренная солдатская мораль одушевляла творчество военного корреспондента и обогащала его.
Бывший лектор политотдела 8-й армии Д. С. Булыгин в письме в нашу редакцию так отозвался о его работе на переднем крае:
«В нашей армии долго работал военный корреспондент «Комсомольской правды» Николай Маркевич. Он подолгу находился на самых важных участках, ночевал в землянках вместе с бойцами, вел с ними беседы, записывал факты фронтовой действительности, которые потом, когда развертывалась боевая операция, помогали ему живо и содержательно описать ее.
Все мы, политотдельцы, безмерно его любили. Это был веселый, удивительно общительный, эрудированный человек. Мы, лекторы и агитаторы, многому у него научились — как лучше использовать живое слово в нашей работе среди бойцов. Он писал не только для «Комсомольской правды», но и для фронтовой печати. Писал взволнованные очерки, которые будили ненависть к врагу и звали на новые подвиги.
Он умел обращать к живым слово о мертвых. Солдаты Ленинградского и Волховского фронтов жадно читали его боевые корреспонденции, — они воодушевляли их».
Больше всего на фронте уважали тех корреспондентов, которые писали о войне не по штабным сводкам, не по донесениям политработников с переднего края, а по личным впечатлениям, находясь в шеренгах атакующих солдат. Так, и только так, можно было создавать действительно яркие и правдивые корреспонденции. Маркевич хорошо это знал и поэтому шел в бой с солдатами первой штурмовой волны. Мы всегда с нетерпением ждали его телеграмм, писем и негативов, твердо зная, что они украсят газету.
На предпоследнем листке оборванного на полуслове дневника капитана Маркевича мы прочли такую честную и открытую запись:
«Мне сказали:
— Есть возможность отправиться с воздушным десантом в тыл врага.
Первое мгновенно ощущение — страх.
Но сразу же — опасение, что задание может быть передано другому, и гордость — это предложено мне. И я равнодушно говорю:
— Очень хорошо!»
Прочитав эти строки в дневнике Николая Маркевича, я явственно вспомнил тот наш разговор в обледеневшем кабинете редакции «Комсомольской правды». Почему тогда было решено командировать в воздушно-десантные войска именно его? Не только потому, что мы высоко ценили его как отважного человека, но и потому, что знали: он лучше, чем многие другие, сумеет описать действия десантников в тылу врага. Конечно, выполнение такого задания было связано со смертельным риском. Но долг и честь военного корреспондента исключали отказ от этого поручения. Вот почему Маркевич, подавив усилием воли естественное чувство страха, сказал нам тогда, и глазом не моргнув: «Очень хорошо!»
В годы войны решения осуществлялись быстро. Уже на следующий день Николай Маркевич пришел в редакцию в хорошо пригнанной форме парашютиста, казавшейся нам щегольской, и объявил, что его немедленно перебросят на самолете в тыл к гитлеровцам, где уже действуют наши десантники. Мы пожелали ему счастливого возвращения. Увы, то была наша последняя встреча с ним.
Точную дату этой встречи мне помогла определить сугубо прозаическая казенная бумага, которую Маркевич перед отлетом с присущей ему педантичностью вложил все в ту же свою рабочую папку, которая сейчас лежит передо мною. Вот что написано на этом сером листке грубой бумаги.
«6 марта 1943 года. Наряд начальнику военного склада. Выдать со склада воздушно-десантного училища капитану Маркевичу Николаю Михайловичу куртку десантную 1-й категории (одну), брюки десантные 1-й категории (одни), валенки армейские 1-й категории (одни), сапоги кирзовые 1-й категории (одни), рукавицы меховые 1-й категории (одни), портянки байковые 1-й категории (одни). Основание: приказ члена Военного совета генерал-майора тов. Громова». И расписка: «Имущество получено. Н. Маркевич».
Самолет, на котором возвращался он после выполнения своего первого задания в тылу врага, был сбит над линией фронта…
Жизнь военного корреспондента, как и всякого воина, была неимоверно трудна. Многие выходили из строя навечно, но всякий раз смыкался ряд, и оставшиеся в шеренге продолжали шагать вперед. Капитана Маркевича сменил в воздушно-десантных войсках капитан Андреев, столь же храбрый военный корреспондент.
Капитан Александр Андреев принадлежал к числу тех военных корреспондентов, которые пришли в прессу военного времени, не будучи профессиональными газетчиками. Их школой был солдатский окоп. Война рождала журналистов в огне сражений, — они начинали писать в газету лишь потому, что не могли не писать. Их побуждали к этому драматические события войны, непосредственными участниками которой они были.
Все начиналось с писем в редакцию дивизионных, армейских, фронтовых, а затем и центральных газет. Как часто, раскрывая нехитро сложенный треугольник письма со штампом полевой почты, мы читали тогда:
«Посылая вам свои фронтовые записи, я должен сказать, что писались они под огнем, в полутьме»;
«Пока буду жив, я постараюсь многое описать. У меня, правда, времени мало этим заниматься, но ничего, не посплю два-три часа, а что-нибудь напишу»;
«Писал на передовой, не отрываясь от выполнения службы, — писал во время дежурства на телефоне, трубка телефона висит на веревочке около уха, я несу дежурство и в то же время пишу».
Вот и капитан Андреев, который свои первые письма в редакцию «Комсомольской правды» подписывал «Красноармеец А. Андреев», стал известен широкому читателю как автор солдатских писем с фронта. Все началось с того, что в самую трудную пору страшных боев лета 1942 года мы получили письмо этого, тогда еще никому из нас не известного фронтовика, озаглавленное так: «Тем, кто остался в тылу».
Писем с фронта тогда приходило множество, и мы заполняли ими целые полосы газеты, так и называвшиеся — «Письма с фронта». Но это послание буквально потрясло нас, — так велика была эмоциональная сила, вложенная в него автором.
Каждая строка, каждое слово письма красноармейца А. Андреева были проникнуты глубокой болью, которую все мы испытывали в дни отступления, и в то же время чувством непоколебимой уверенности в конечной победе. Обращаясь к тем, кто тогда помогал ковать победу в тылу, автор сурово, по-фронтовому, предупреждал их о нависшей над Родиной опасности и просил утроить свои усилия ради победы:
«Друзья, работающие в тылу! — так начиналось это письмо. — Представьте на миг поле битвы, представьте себе, как цепи вражеских солдат в зеленых куртках, с автоматами в руках ползут на наши позиции. Представьте себе молодого русского парня, который, припав к пулемету, скашивает горячей лентой эти немецкие цепи одну за другой. Но вот он поворачивает взволнованное, разгоряченное лицо и повелительно кричит: «Патроны! Эй, патроны!» Вы видите его накаленные волнением глаза, слышите его голос? Это он кричит вам. Скорее дайте ему патроны!»
Мы сразу же почувствовали, что автор этого послания — талантливый молодой человек, и послали ему ободряющее письмо с просьбой писать нам и впредь.
Только впоследствии мы узнали, что Александр Андреев, которому к моменту начала войны было 27 лет, уже располагал немалым жизпенным опытом. Выходец из многодетной крестьянской семьи, жившей в селе Красном Семеновского района Горьковской области, он окончил сельскую школу, затем фабзавуч в городе Дзержинске; потом, переехав в Москву, работал шофером в Наркомате связи.
В 1935 году его властно потянула к себе кинематография. Андреев поступил в школу киноактеров при студии «Мосфильм»; будучи студентом, снимался в фильме Марка Донского «Мои университеты» и в некоторых других. А четыре года спустя перешел на сценарный факультет института кинематографии.
Закончить его Андрееву не удалось. Он в первые же дни войны ушел на фронт добровольцем. Воевать ему довелось на переднем крае; начал сражаться он рядовым солдатом, потом командовал взводом, был заместителем командира батальона. Одним словом, довелось ему увидеть врага, что называется, лицом к лицу. За боевые заслуги Андреев уже был награжден орденом Красного Знамени и медалями. Пришлось ему побывать и в госпиталях: ведь пули редко щадили людей, находившихся на переднем крае.
Ветераны войны помнят суровые фронтовые будни — обстановка в окопах менее всего располагала к литературным занятиям. Но А. Андреев всегда ухитрялся снова и снова писать нам в «Комсомольскую правду», и мы публиковали его правдивые и всегда острые письма.
Каждое из этих писем вызывало буквально лавину откликов с фронта и из тыла. Только на одно из них, опубликованное под названием «За Отечество», откликнулись 6000 (шесть тысяч!) юношей и девушек. Некоторые из этих писем мы напечатали тогда в газете. Вот одно из них, напоминающее о многом, — это письмецо прислала нам в редакцию «Комсомольской правды» работница далекого Казахстанского прииска Зинаида Ткаленко:
«Дорогие товарищи! У меня нет братьев: Ивана разорвало на куски немецким снарядом, Павел пропал без вести. И вот теперь у меня нет брата. В «Комсомольской правде» я прочла статью фронтовика А. Андреева «За Отечество». Статья эта так меня воодушевила, что я хочу назвать его своим братом.
Прошу исправить и поместить мое стихотворение «Капитану А. Андрееву»:
И вдруг весной 1943 года к нам в редакцию пришел молодой капитан с рукой на перевязи. Это и был так хорошо знакомый нам по письмам с фронта капитан А. Андреев. Оказывается, в марте 1943 года в боях под городом Изюмом он снова был ранен и направлен в подмосковный госпиталь, находившийся в Барвихе. Теперь он уже выздоравливал.
Воспользовавшись счастливой встречей, мы тут же начали хлопотать перед политуправлением о том, чтобы этого литературно одаренного фронтовика направили к нам в редакцию для работы в качестве военного корреспондента. Политуправление пошло нам навстречу, и вот уже в газете начали появляться его яркие очерки с фронта. Но Александр Андреев продолжал чувствовать себя солдатом: не упускал ни малейшего случая побывать на переднем крае. Он смело участвовал в сложнейших боевых акциях. В своей книжке «Прыжок», изданной в библиотечке «Огонька», Андреев ярко рассказал об одной из своих фронтовых командировок, когда ему пришлось, находясь при воздушном десанте, прыгать с парашютом в тылу врага за Днепром.
— Ты знаешь, зачем тебя вызвали? — спросил главный редактор «Комсомольской правды» Борис Бурков, вызвавший Андреева однажды ночью.
— Нет.
— Ты назначен корреспондентом в воздушно-десантные войска.
Александр Андреев знал, что до него это место занимал Николай Маркевич, и знал, что он погиб.
— Ну что ж, приказ есть приказ. Я готов!
— Вот и отлично, — сказал редактор. — Желаю успеха, капитан! И хороших материалов!
И мы получали снова и снова от Александра Андреева хорошие материалы. Вместе с войсками он шел дальше и дальше на запад, участвуя в освобождении Венгрии, Чехословакии, Польши, Германии.
После войны А. Андреев стал известным писателем. Его приняли в Союз писателей. Работал он много, упорно и плодотворно. Судите сами. В 1950 году вышла повесть «Ясные дали», в 1952 — книга «Широкое течение», в 1954-м — «Чистые пруды», в 1956-м — «Грачи прилетели», в 1959-м — «Очень хочется жить», в 1961-м — «Рассудите нас, люди», в 1966-м — «Берегите солнце», в 1970-м — «Спокойных не будет», в 1972-м — «Есенин»…
Учеба на сценарном факультете киноинститута не прошла даром. Многие книги А. Андреева поистине кинематографичны, и не случайно по его повестям «Широкое течение» и «Рассудите нас, люди» были сняты кинофильмы, пользовавшиеся большим успехом у зрителей. К военным наградам А. А. Андреева добавились награды за мирный труд — орден «Знак Почета», почетные грамоты ЦК ВЛКСМ, премии.
Вражеские пули на фронте пощадили этого неутомимого человека, и все же война укоротила его жизненный путь. Он рано ушел от нас, — сказалось пережитое. Уже посмертно была напечатана оставшаяся в рукописи его повесть «Прыжок»; остались еще неизданные материалы: записки, статьи, дневники. Эти человеческие документы еще ждут своей публикации…
Среди тех, чье журналистское перо оставило горячий след в сердцах читателей газет военного времени, хочется особо сказать о К. Симонове, Б. Полевом, П. Трояновском, Ю. Королькове, М. Мержанове, Е. Воробьеве, С. Борзунове, В. Субботине, А. Кривицком, С. Дангулове, Л. Высокоостровском и о многих других литераторах, работавших корреспондентами газет «Правда», «Известия», «Красная звезда», «Красный флот», «Сталинский сокол», «Комсомольская правда», ТАСС и Совинформбюро. Все они прошли трудными, незабываемыми дорогами войны, всем им довелось быть активными участниками поворотных в истории войны событий. У каждого из них была своя судьба, но всех их объединяло страстное желание показать мужество, силу и величие духа советских воинов, их самоотверженность, героизм.
Мужала на фронтовых дорогах юность Василия Субботина. До последних дней Великой Отечественной войны будущий поэт был на ее переднем крае — сначала танкистом, потом сотрудником дивизионной газеты. Он был свидетелем агонии поверженного в прах немецкого фашизма, участвовал в штурме рейхстага, видел, как солдатские руки поднимали над ним Знамя Победы.
Журналист Семен Борзунов в дни жарких боев на Днепре переправился на западный берег реки вместе с четырьмя разведчиками на рыбацкой лодке под сплошным огнем противника. Он увидел там мертвого связиста, зубами зажавшего перерванный осколком снаряда телефонный провод. Увидел наш танк, который как-то странно двигался по берегу: оказалось, что члены экипажа были убиты. Увидел, как в этот танк забрался гвардии старшина Тройнин и как за ожившим танком на врага двинулись пехотинцы. В тот же день он повстречал солдата Ивана Вдовиченко, который через несколько часов с гранатой бросился под вражеский танк. Обо всем этом и о многом другом он потом написал.
Известный в свое время детский писатель, а тогда фронтовой корреспондент Михаил Гершензон возглавил атаку бойцов одного из батальонов. В этой атаке был тяжело ранен; умер он на шестой день после ранения. Корреспондент армейской газеты Сергей Борзенко во время боев за Керчь взял на себя командование группой десантников и захватил важный вражеский рубеж…
«День на передовой, вечер в пути, ночь в землянке, где при тусклом свете коптилки писались стихи, очерки, заметки, статьи. А утром все это читалось в полках и на батареях» — так описывал фронтовую жизнь журналистов А. Сурков.