Теперь отдыхающие ходят и к матери и к дочке. Сама она, хотя и называется бабушкой, еще выглядит молодо, еще поддерживает себя ваннами и еще играет в карты — всегда против Лилии.
Внучка редко бывает дома. Все в яслях и в яслях. Но в выходной день ее приносят домой, и она восхищает гостей своими синими глазами. От этих глаз все без ума. Все находят, что они подобны спокойному морю. А сама бабушка и Лилия расцветают от похвал, но, однако, спешат уложить малютку спать, в ту самую кроватку, из которой выросла Лилия.
В этот день сама бабушка, дочь ее и даже гости становятся подвижней, играют в карты резче, больше говорят, но почему-то в глаза друг друга не смотрят…
1959
Кати-кати
Детвора вся в одинаковых голубеньких маечках, трусиках. Кто возится с машинами в песке, кто играет маленькими коровками, кто катает тачки с прыгающими зайчиками. Но больше всего ребятишек у «горки». По очереди, друг за дружкой, всходят по лесенке на огороженную штакетом площадку, там садятся на наклонную целлулоидную дорожку и, смеясь, визжа, скользят вниз. Все делается весело, но вместе с тем и серьезно, как у взрослых.
И смешно глядеть на мальчонку, худенького, с ножками рогачиком, с мягким теменем на беленькой головке, на карапуза, который все старается пролезть вне очереди — ныряет под поручни, тянет за трусики какого-нибудь несмышленого сверстника, кричит, пуская бульбы, заливается:
— Я-я-я!.. Кати-кати!.. Я кати-кати!..
Кричит до тех пор, пока воспитательница не посадит его, обнеся других, на блестящую дорожку. Спускаясь, он смеется так громко, что диву даешься. И только касается земли, тотчас подхватывается и опять лезет под поручни, опять тянет кого-нибудь из товарищей:
— Я-я-я! Кати-кати, я!..
Все это видно в маленькое окошко в двери на выходе из садика, и родители, поджидая деток, смотрят в это окошко по очереди.
— Ну-ка, дайте разок взглянуть! Ну-ка!..
Здоровенный мужчина, только что вылезший из «Волги», улыбаясь, стучит в спины толстым пальцем с грязными, давно не срезавшимися ногтями, отстраняет каждого, пробираясь к окошку. Смотрит. Смеется. Даже приплясывает от удовольствия.
— Мой! — поясняет он радостно, обернувшись. — Видели? Мой!
И опять смотрит. Уже никому не дает глянуть!..
1958
Доха
После войны на хуторе ни одного мужика. Одни бабы. И вот появился… лет сорока и на все руки мастер: плотничал, бондарничал, крыл крыши, играл на балалайке, пел — ну все что хочешь!
Вдовушки из-за него в первый же день перессорились, а у Чириковой побили стекла на окнах, которые — конечно же!.. — вставлять пришлось ему, мастеру…
Вставлял он их что-то недели четыре. Наконец пристал к пострадавшей по-настоящему — перенес к ней ящик с инструментами и в подарок плюшевую доху.
Было лето, потому доха красовалась на стене в хате, а хозяйка, когда шла по улице (обычно за водкой), козырем глядела на встречных: все, ясное дело, (знали о дохе и, уж это наверняка, лопались от зависти.
Мастер работал все по людям, чинил, справлял, и Чирикова из кожи лезла, чтобы догодить ему: боялась, уйдет… Перевела кур, спустила в Отрадной все запасы, наконец лишилась коровы…
— Все, — призналась она, — теперь хоть шаром покати…
Мастер пропел: «Летят ути, летят у-у-ти-и…». Собрал свои инструменты, снял доху…
Чирикова сразу все поняла, заголосила, вцепившись:
— Не отдам!..
— Черта с два! — сказал спокойно мастер. — С милицией приду, а свое возьму.
Была уже осень, моросил дождь, и за ногами волочилось по пуду грязи. Он добрался до ларька, купил лакированные туфли и направился с ними к Носаневой…
Чириковой страсть как хотелось побежать к соседке, наделать там шуму. Но дождь припустил сильнее. Она взглянула на дошку и никуда не пошла.
А на следующий день на хуторе появился милиционер. Чирикова испугалась, забегала по хатам, но ничего не разведала и, подумав, сама отнесла доху мастеру…
Уже после, часа через полтора, выяснилось, что милиционер приезжал за мастером: он скрывался от алиментов. Так Чирикова на себе волосы рвала — до того было жалко доху… К тому же чуть с ума не свела Носанева, которая вышла щеголять лакированными туфлями…
1959
Джульбарсик
Светает, а безногий сосед наш еще не ложился — запой!.. Он сидит на веранде, оплетенной виноградником, среди бочек и клекочущего индюшачьего разноцветья, черно-багровый, раздувшийся, с налитыми кровью глазами, цедит молодое вино и необыкновенно ласково, с великой добротой, как мать с грудничком, разговаривает с зевающим волкодавом:
— Ну, че ты так, а? Смотришь так че? А язык че высунул? Хорошо, да? Обоим нам хорошо! На вот курятины. Не хочешь? А че ты не хочешь? Наелся? А гусятину будешь? Не? А че ты будешь? Индюшатину? На индюшатину! И от индюшатины отворачиваешься! Богатые мы с тобой, Джульбарс! Самые богатые! Никто не жил так в нашем роду! И даже не купцы, и не атаман! Сам подумай: чего у нас с тобой нету? Корова у нас с тобой, Джульбарс. Овцы, целый гурт. Двести курей. А индюков… Ты вот посчитай, мой Джульбарсик, сколько у нас индюков! И не посчитаешь! Арифметики не хватит! Я и сам не знаю, сколько их у нас. Никто не имел столько! На вот кролятины! И кролятины не хочешь? А че же ты хочешь? Окорок? Ветчину? Ничего не хочешь? Ну и я ничего… Не, вру. Я вина хочу. И ты? На, дружок мой, лакай, не жалко. У нас с тобой вон сколько его, склад. Дождемся мы с тобой Серегу, слышь, дождемся, говорю, Серегу, ох и погуляем! Месяц будем гулять! Не, три месяца! Не, полгода! Да де? Год будем гулять, Джульбарсик, слышь?
— Ты бы дров нарубал! — это уже хозяйка.
— Не мешай нам, дура!
— Я тебе помешаю! Три дня пьет, кобеля уже алкоголиком сделал, а дров не нарубит!
— Пошла к черту! Не мешай, сказал, значит, не мешай! — И ласково: — Вот, говорю, приедет Серега, он на нашей стороне, ох и погуляем, Джульбарсик! Че, ище хочешь? На, родной! Я тоже хочу, сочувствую. Ах!
— Нарубай дров, дьявол проклятый! Вот топор! — Хозяйки пока не видно, она кричит из коридора.
— Я сказал, пошла к черту, значит, пошла! Ты че, русского языка не понимаешь? Слышь, Джульбарсик, русского языка не понимает! Мы с тобой инвалиды, а она…
— Я вот тебе покажу русский язык! Я тебе покажу, какой ты инвалид! Я этим топором сейчас тебе…
Соседка вышла, заполнив собой чуть ли не весь двор, и от ее яркого платья стало еще ярче за штакетом. Она поставила на широкую холку мужа топор.
— Ты забыл, паразит, где потерял свои ноги?
Ни я, ни мой приятель, у которого я гощу, не тревожимся, потому как хорошо знаем, что ничего страшного не произойдет: соседи навек связаны одной веревочкой…
— Ну-ну-ну! — делает вид, что боится, угинается к бочке сосед, тоже прекрасно знающий, что ничего плохого не будет. — Ну, ладно тебе, хватить шутить, мать. Прибери вон мешок лучше. Слышь, Джульбарса стыдно…
И действительно стоило ему изменить тон, произнести доброе слово, как соседка сразу образумилась, оттащила мешок и принялась, ругаясь навперекличь с индюками, рубить дрова сама.
— Видал такую, Джульбарс? Ну не зараза? Думал, рубанет, стерва! Аж шея горит! Слышь, Джульбарсик, шея горит, говорю. Ну ничего, мы пока потерпим, а Серега придет, тогда развернемся! Тогда мы покажем себя! А Серега обязательно придет в отпуск. Он уже ефрейтора заслужил! Не, он сержант уже! Да де? Он у нас с тобой, Джульбарсик, старшина! Скоро офицерское звание схватит! Понял, родной мой? Наш сын офицером скоро будет! И к рождеству обязательно пожалует!
— Ты ж хвастал, что Сережа к маю приедет! — не выдерживает мой приятель.
— А, сосед! На, Джульбарсик, пей! Гарное же у нас с тобой вино, на зависть всем, а!.. Не отпустили Серегу к маю, сосед! На губу бедняга угодил! Я ему посылку выслал, так он, видно, переборщил!..
Свинья
Из-за плетня грустно смотрят на заходящее солнце подсолнухи.
Во дворе возня, крики.
Седая женщина силится подпереть дверку сарайчика, но дверка со страшным шумом разламывается, и в огород, пугая привязанных коз и бродивших кур, шарахается огромная рябая свинья. Женщина спотыкается о доски и падает.
— Доченька, поможи! — кричит она. — Чи ты уже собралась?
На крыльце стояла, подводя брови перед зеркальцем, в платьице небесного цвета и с кружевным воротничком, белокуроя, «напироксилиненная» девушка. От крика она нервно захлопнула зеркальце, вложила в висевшую на плече сумку, оттуда вытащила книгу, бросила куда-то внутрь дома, сказала, вся дергаясь:
— Как вы мне надоели со своими вонючками! Не отдохнешь из-за них!..
— Это ж тебе, доченька! В институт повезу. Помоги хоть встать.
— Нужно оно мне! Сами вставайте, раз возитесь!..
Женщина, поднявшись, бросается догонять непокорное животное.
Девушка поправляет прическу, потом направляется на улицу, срывает лепестки опершихся на плетень подсолнухов и, веселея на глазах, подлаживает легкий свой шаг в такт гремевшей из парка музыки.
1958
Голоса на меже
— Ой, боже мой, боже мой!.. Да что ж это делается? До каких пор меня мучать будете?..
— Не ори! У, репнула бы ты!..
— Изведут все, на зуб положить нечего будет.
— Ге!.. Ге!.. Осточертела уже!..
— Изверги, а не люди! То быками травил, а теперь еще и корову купил!..
— Можешь и ты купить! Не заказано!
— Купила бы! Так ты со света сживаешь! Или цель такую задал? Глядишь, что беззаступная?
— А ты загороди!
— Чем я тебе загорожу? Я вот тебе загорожу! Возьму вилы да так загорожу, век помнить будешь!
— Не ори! Не ори!.. Не трогай душу…
— Есть она у тебя! Того, у кого есть душа, всех извели! Гони скорее!.. Ах ты… Я вот сейчас свидетелей назову! Все впишу в акт, хамлюга! Да гони… Люди!..
— Ге, проклятая!.. Слухай!..
— Чего тебя слухать? Проваливай скорей! И куда это милиция смотрит? Я в поле пропадаю, а тут…
— Ты не шуми, не шуми!.. Без милиции обойдемся… Давай по-умному сладим. Как в прошлом годе…
— Как в прошлом? Ха, нашел дурочку! Принес оклунок, а проел-пропил не сосчитать!..
— Да не шуми… Сговоримся… Я, может, того и запустил скотиняку… Небось слыхала, как я со своей живу?..
— Такого кутюка давно выгнать пора!..
— Одна выгонит, к другой пойду… Вашего брата — хоть пруд пруди…
— Ото ж вы и пользуетесь!.. — уже тише и сходнее. — Да ты не лапай, не распускай руки допрежь… Вот зубы на полку придется ложить через твою корову, скотиняка ты!..
— Не придется, не бойсь… — тоже тише, но уже увереннее. — Я эту самую, корову за налыгач да к тебе, любушка…
— Ой, кости поломаешь… Отчиппсь, скаженный дьявол…
Глухо, прохладно поблескивают в сизой росе огороды, сады. Над хутором, над драневыми крышами медленно, хозяйственно парит коршун — так и режет звенящие от петушиной разноголосицы тонкие струйки дымов. Но вдруг застывает на месте, складывает крылья и нацеливается вниз, в огороды, где уже криком кричат куры…
1960
Проявление характера
Все! Говорят, характера нет…
Уж он-то покажет характер!
Решил и мучается: «Разве так покажешь характер? Вот если бы проходил мимо магазина и не заглянул… Вот это бы показал!»
Пошел. А магазин — на пути.
«Так, конечно, тоже не проявишь характера! — думает. — Вот если бы зашел и не купил. Вот это бы показал!..»
Зашел. Увидел.
«Ага! Тут-то и испытать волю! Купить и в рот не взять! Вот это бы всем виден был характер!..»
Купил. Пришел домой.
«Вот и стоит. Но и характер тоже стоит. А вот если бы выпил одну и остановился. Как люди. Тогда, значит, взял себя в руки…»
Налил. Выпил.
«Хорошо! Можно остановиться. А вот если бы на второй завязать, тогда еще лучше… Тогда я человек!..» Выпил и вторую.
«Ты смотри: еще лучше!.. А вот если бы на третьей устоять, тогда совсем здорово! Тогда и Даша примет!..»
…И очнулся, конечно, где-то на полпути к Даше, под забором…
Желудочник
На столе стояли графин и стакан. Так, для порядка. Няни каждое утро меняли воду, но больные не дотрагивались…
Однажды кто-то принес букет синих фиалок. Цветы вызвали у больных улыбки. Кто-то поставил букетик в стакан, налил воды. Цветы посвежели. Стены палаты от них поголубели, стекла окна казались прозрачнее, и в больнице стало празднично и просторно.
Но один желудочник, лысый, с тонкими вялыми руками, походил вокруг стола, покряхтел, поныл, поглядывая на нас, и выбросил цветы за окно. Пополоскал стакан. Со звонким бульканьем наполнил, медленно, косясь на нас, выпил. И так как все молчали, он опять покосился по сторонам и проговорил, скуля:
— Понатащут тут!.. Напиться не из чего!..
Мы терпели. Потому что знали — дни его сочтены…
1958
Утро на труболете
Чистый, утренне-нежный солнечный луч неслышно врывается в хату, высвечивает на простенке, между выходящими на улицу окнами, портрет — молодую, по-русски красивую, с ямочками на щеках и косами на груди хозяйку. Во дворе раздается такой же чистый, как солнечный луч, нежный, поющий голос:
— Типа, типа, ти-и-ипа!.. Ага, первый прибежал! А чего ж никого не зовешь, не приглашаешь? Вот я тебя!..
— Кут-кут-кут… — заводит петух.
— Одумался? Скучно одному есть? То-то! Кличь, кличь, голубчик… Ага, все сбегаются!.. Типа, типа, ти-и-па… Типаньки вы мои, типаньки. Ешьте, детки, ешьте…
— Слышно, как рассыпается по двору зерно, как бегают, стучат ногами куры. «Ко-ко-ко… Кр-р… Кут-кудак…»
— Чего ж ты дерешься? Ну, вылитый Петька! Тот, было, не даст спокойно поесть… Мало тебе, что ли? Вот я тебе!.. Первым в борщ угодишь, как время придет… Недаром тебе чуб выдрали! Уж я разберусь, кто прав, кто виноват… У меня таких на ферме тысячи было. Да ешьте, ешьте, не ссорьтесь, не жадничайте… Всем хватит…
Гремит по конуре цепь. «Уа-а-ам…»
— А ты чего выскочил? Выспался уже, что ли? Тоже есть захотел? А за что тебя кормить, скажи? За что? И раз не полаял! На своих злость бережешь, что ли? Соня! Чистый муженек мой! А, понимаешь, что ругаю. Стыдно? Прячешь глаза! Ну, иди, иди. Дам тебе, я добрая. Вот для тебя приготовила что — борщ вчерашний! На всю семью готовила, а тебе достался. На!..
«Мяу, мяу…»
— И ты тут как тут? Ах, хитрюга! Трешься, попрошайничаешь! Ну, вылитый Анатолий!.. Все замашки подобрал!.. С какой шкоды пришел?.. Вот, ешьте вместе…
«Р-р-р…»
— Что вы тут не поделили? Все мири вас, ублажай!.. Ну, чего так смотришь? Обиделся? Не зарабатывай!.. А ты сюда иди, иди, дам отдельно…
«Го-го-го-го… га-га… ш-ш…»
— И вы явились? Как же вы не опоздали? Ну, копия Шурка да Васька! Те, было, накупаются на Урупе и бегут: «Давай!» Ну что вам давать?
«Ге-ге-га-гы…ш-ш…»
— Вон чего захотели! Кукурузки!.. А другого ничего не хотите?
«Ге-ге-га-гы…»
— А чего ты за всех отвечаешь, Шурка? Тот всегда за всех распинался — и в школе, и в колхозе — и ты?..
«Ге-га-га-ги…»
— Ай, заступничек! Ну вот тебе, ешь! Все ешьте… А ты чего? Не терпится?.. Не дождешься?.. Ну, милок, помни: первый на стол попадешь, как свадьбу заходимся справлять…
— Ку-ка-ре-ку!.. — заливается петух.
— А, распелся, голосистый! Гостей обещаешь! Пой, пой! Будем встречать…
— Мр… Мр… — урчит кошка.
— И ты чуешь гостей? Вылизываешься! Вылизывайся, вылизывайся. Знаю, будут гости!..
— Все наелись? Всех ублаготворила? Ну, я полоть пойду, а вы тут, смотрите, не ссорьтесь мне… Чтоб я никого не слышала! У меня работа, огород вон зарос! Чем я вас буду кормить, если не уродит ничего?.. И не шумите, квартиранту покой дайте…