— Хочешь, — сказал он, — я попробую нарисовать план плотины. Можешь изучать мой рисунок.
Бетти с удивлением посмотрела на Донни.
— Нарисуешь плотину? — переспросила она. — Зачем?
И тогда Донни рассказал ей, что Чарли имел дело с динамитом.
— Ты уверен, что тебе надо вмешиваться в это? — спросила она Чарли. — Разве у тебя мало своих забот?
— Двум смертям не бывать… — ответил он.
— Это очень опасно, — сказала девушка. — Тому, кто будет закладывать динамит и поджигать фитиль, придется плыть к плотине по бурной реке. По суше туда не добраться. У них там полным-полно охранников.
— Ну и что? — прервал ее Чарли.
— А то, — сказала девушка и усмехнулась, — что опытным гребцом тебя не назовешь. Одному, без посторонней помощи, тебе не одолеть течения, не добраться до плотины.
Чарли отвел глаза.
— Правда, я никогда не плавал по бурным рекам. Но почему ты думаешь, что я такой беспомощный?
— Прости, — сказала Бетти, — я не то хотела сказать. Вода падает с плотины с такой силой, что даже самому опытному гребцу ее не сдюжить — ведь все время надо грести против течения.
Донни поднялся со стула.
— Еще рано говорить об этом, — сказал он. — Есть еще много других вопросов, которые надо решить, прежде чем думать, как подобраться к плотине.
— Какие вопросы? — спросил Чарли.
— Взять хотя бы такое дело: за пятьдесят лет после того, как появилась плотина, люди понастроили вокруг нее дома. Их надо будет куда-нибудь переселять оттуда, не то всех затопит.
— Вот видишь, что произойдет, когда взорвется плотина, — сказала Бетти. Тому, кто будет взрывать ее, надо пулей лететь оттуда. Кто знает, что случится, когда вся эта лавина обрушится вниз.
Чарли приподнялся на кровати.
— А может, лучше попробовать подобраться к плотине с суши, и в это время поднять в другом месте шум, чтобы отвлечь внимание охранников?
У Бетти заблестели глаза.
— Точно. Над этим стоит подумать.
Во дворе послышались шаги Тирсы. Бетти подошла к окну.
— Привет! — крикнула она, и Тирса, у которой во рту были прищепки для белья, помахала ей в ответ рукой.
— Послушайте, — неожиданно сказала Бетти. — А что, если протянуть вдоль реки веревку и перетащить лодку через стремнину?
— Это мысль! — сказал Донни.
Неожиданно за окном раздался звук, похожий на верещание рассерженной белки. Чарли не успел сообразить, что к чему, а Бетти уж и след простыл. Донни молниеносно накинул на Чарли одеяло и набросил ему на голову черную шаль.
Через минуту входная дверь с шумом распахнулась, и в комнату вломились шестеро мужчин.
— На этот раз у нас есть ордер на обыск, — сказал шериф.
— Но сегодня вы уже перевернули здесь все вверх дном, — сказал Донни.
— А подпол? — спросил шериф. — Может, скажешь, что у тебя в доме нет подпола?
— Есть, конечно.
— В таком случае покажи, как туда попасть, или мы сами разворотим все вокруг и найдем его.
— Сейчас покажу.
Донни прошел на середину комнаты, оттащил в сторону тяжелый самодельный стол и отбросил ногой небольшой коврик. Под ковриком был люк, прикрытый деревянной крышкой с железным кольцом.
— Вот, — сказал Донни.
Трое из шестерых мужчин, судя по форме, были полицейскими офицерами из Милуоки. Один из них выступил вперед.
— Там никого нет, — сказал он. — Иначе он не стал бы показывать, как туда попасть.
— Как сказать, — возразил шериф. — Плохо вы знаете Донни Сильного. На это он и рассчитывает. Надеется, что мы туда и носа не сунем.
— А если парень там, — сказал полицейский из Милуоки, — он наверняка вооружен, и первому, кто туда сунется — конец.
— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал шериф. Он опустился на колени, ухватил железное кольцо и рывком открыл люк.
— Вылезай! — крикнул он. — Выходи немедленно! Нас тут много.
Хотя Чарли и был до смерти напуган, он с трудом удерживался от смеха. Он стиснул губы, чтобы не рассмеяться и не выдать себя.
— Ну давай, шериф, — сказал один из шестерых мужчин, — попробуй-ка сунься в эту дыру и посмотри, кто там скрывается.
— Есть способ надежней, — сказал шериф.
— Это что за способ? — спросил полицейский.
— Выкурим его оттуда.
— Что значит «выкурим»?
Вместо ответа шериф подошел к окну и сорвал с него марлевые занавески, потом подошел к ведру с водой для питья и окунул туда одну из них. Вторую занавеску он скатал в клубок и поджег ее зажигалкой.
— Старуха! — закричал Донни. — Не делайте этого! Она задохнется! Она больна!
— Тогда тащи ее вон отсюда, — рявкнул шериф. — Он намотал мокрую занавеску на горящий клубок, швырнул эту самодельную дымовую бомбу в подпол, вытащив пистолет из кобуры, и отступил в ожидании. Дым, мгновенно заполнивший небольшой подпол, стал клубами подниматься в комнату. Полицейские закашлялись. Накрытый шалью Чарли задыхался.
И тут Донни бросился на шерифа.
— В вашем ордере на обыск не сказано, что вы имеете право поджигать мой дом! — закричал он и повалил шерифа на пол. Пистолет вылетел из рук шерифа и ударился о стену. Трое полицейских набросились на Донни. Они заломили Донни руки за спину и поволокли его по полу. Шериф на четвереньках подполз к пистолету. Не поднимаясь с пола, он схватил пистолет и прицелился в Донни.
— Да я тебя пристрелю на месте, гад!
Но дым застилал глаза, по щекам шерифа текли слезы.
— Пошли отсюда! — крикнул кто-то. Комната была полна дыма. Он клубами валил из открытых окон. Полицейские отпустили Донни.
— Он все равно задохнется! — рявкнул шериф. — Пошли!
Отталкивая друг друга от двери, полицейские ринулись на свежий воздух.
Донни схватил ведро с водой, наклонился над подполом и залил пламя. Потом добрался до кровати, сдернул одеяло и схватил Чарли на руки.
— Скорее! — задыхаясь, шепнул он.
С трудом выбрались они через черный ход наружу и повалились на земляной пол сарайчика. Они жадно глотали свежий воздух и дожидались, когда лесной ветерок очистит жилье от дыма.
Глава 18
Глубокой ночью в доме еще пахло дымом. Донни остановился в дверях и сказал перед уходом:
— Я посоветуюсь с ними насчет тебя, Чарли. Может, что и придумаем.
— А что, если мы пойдем вместе, и я сам расскажу им обо всем, — сказал Чарли, приподнимаясь на кровати.
— Нет. Пусть заживут ноги. Они тебе еще пригодятся.
Тирса подошла к Донни и быстро поцеловала его.
— Будь осторожен, — сказала она.
Донни вышел из дому, и Тирса осторожно прикрыла за ним дверь.
— А ты что думаешь насчет плотины, Тирса? — спросил Чарли.
Она присела к столу и оперлась локтями о тесаные доски.
— Мне страшно. Лучше бы они не затевали этого. Все напрасно. Даже если наши индейцы взорвут плотину, белые построят другую. Но я никогда не скажу этого Донни.
— Но мы должны сделать это, — сказал Чарли. — Надо хотя бы попытаться.
— Знаю, — сказала она, — но хочу надеяться, что наши бросят эту затею. Мы только и делаем, что пытаемся, а они терзают и терзают нас. И это с тех пор, как белый человек ступил на нашу землю.
Возразить было нечего. Его мать постоянно твердила о том, что бороться с белыми бесполезно. Сопротивление бессмысленно, говорила она, надо приспосабливаться. В бюро по делам индейцев работает 16 тысяч человек: на 38 индейцев по сотруднику. Кому это выгодно? Да никому, кроме самих же белых сотрудников бюро. Индейцы продолжают жить так же плохо, как жили, когда их согнали с родных земель. Нет, Чарли, нам их не одолеть. Выбора у нас нет — надо приспосабливаться.
Выходит, и по отношению к себе она была не права.
Чарли рассказал Тирсе, о чем говорила ему мать и как все ее попытки стать белой индианкой в конце концов оказались напрасными.
— О том и речь, — сказала Тирса. — Мы как бы между двумя мирами. В мире белых жить не можем — нас туда не пускают. Но также не можем жить и в мире индейцев — он исчез, как исчезли бизоны.
Чарли сел на кровати и спустил ноги на пол.
— Но как же можно жить без надежды? Терпеть все это неделю за неделей, год за годом…
— Жизнь научит, — сказала Тирса.
Чарли поднял руку и потер лоб, словно пытался распутать клубок противоречий. Он снова взглянул на Тирсу и сказал:
— Вот, например, Бетти. Откуда взялась эта девушка? Ведь она живет надеждой. И сейчас, когда они договариваются о взрыве плотины, она находится там, в лесу, вместе с ними.
Тирса смахнула прядь волос, упавшую ей на глаза.
— Бетти научилась у белых, — сказала она. — Еще в школе она усвоила: каждый, кто хочет успеха, добьется своего в жизни, если будет стараться изо всех сил. Наверно, так оно и есть, да только индейцы редко добиваются успеха. Даже у негров и то больше возможностей. Во — первых, их по количеству гораздо больше, а во — вторых, они живут не на своей земле. Они появились здесь не по своей воле. Земля принадлежит индейцам, и многие черные готовы превратить ее в пепел, если это им потребуется. Индеец не способен на это. Он ведет малые войны. Ты — с пограничной охраной, Донни — с плотиной. Индейцы никогда не объявляют большой войны. Они разобщены. Ме-нонины борются за свои бумажные фабрики, чиппева — за привилегии в рыбной ловле. Навахо — за права на пастбищах. Мы живем в сотне, ну, в двухстах резервациях, разбросанных по всей стране. Каждое племя добивается чего-то только для себя. Нет, слишком мы разобщены…
Чарли с изумлением смотрел на эту женщину. Он вдруг понял, что все это время смотрел на Тирсу глазами белого. Она казалась ему невежественной, забитой индейской женщиной, покорной женой своего мужа.
Тирса словно угадала его мысли.
— Я училась в той же школе, что и Бетти, — сказала она, — было время, когда я разделяла ее взгляды. Но потом, когда поняла, что насилие бессмысленно, стала думать так же, как твоя мать. Но и это ни к чему не привело. Тогда я вернулась в резервацию и вышла замуж за Донни. Хотя и теперь я недовольна своей жизнью, я живу так, как решила.
Чарли молча наблюдал за ней. Тирса сняла стекло с керосиновой лампы, вывернула фитиль, чиркнула спичкой и зажгла лампу.
— А Донни знает, что вы так думаете?
— Надеюсь, что нет.
— Тогда зачем же вы говорите об этом мне?
— Сама не знаю. Может, потому, что, когда выскажешься, легче на душе. А может, потому, что ты должен приспособиться к миру белых. Может, тебе лично и удастся достичь успеха. У некоторых индейцев это получается. Есть же среди нас врачи, адвокаты, политические деятели, люди разных профессий — в их жилах течет индейская кровь. Не знаю, счастливы ли эти люди. Но они взяли барьер, как надеялась сделать и твоя мать. Ну а если не сможешь… резервация от тебя не уйдет. Но помни мои слова: резервация — земля, забытая богом.
Чарли грустно покачал головой.
— Все так сложно.
— Жизнь сама по себе сложна и противоречива, — со вздохом сказала Тирса.
— Но если вы уверены в своей правоте, почему вы не остановите Донни, не отговорите его взрывать плотину?
— Отговаривать его было бы жестоко, — сказала Тирса. — А вдруг им удастся добиться своего? Долина тогда будет осушена, посадят кукурузу, соберут рис, может, Донни проживет свою жизнь до того, как белые построят новую плотину, и будет знать, что его мечта сбылась, что он чего-то достиг в своей жизни. А после смерти его захоронят в Земле Погребения, и о нем будут вспоминать так, как вспоминают теперь о твоем деде. Нет, я не стану отговаривать его. Ни за что!
— Но вы же считаете, что я должен идти другим путем, что мне надо приспосабливаться. Научиться быть послушным Индейцем с тротуара.
— Все зависит только от тебя. Вот и на этот раз, если ты не сдашься им добровольно, они убьют тебя.
— А если сдамся, что тогда? Тюрьма. Нет! Лучше смерть!
— Тебя будут судить. Может, и оправдают. И ты выйдешь оттуда свободным человеком. Начнешь новую жизнь.
— И что же буду делать я в этой новой жизни?
— Ответить на это можешь только ты сам.
— Я искал ответа, но не нашел его.
— Ты еще молод. Ты просто не знаешь.
— Но вы же только что говорили, что для индейца нет места в жизни.
— Я сказала, что в жизни нет места для индейского народа, но для отдельных индейцев место в жизни может и найтись.
— Но кто же пойдет на такое? Это же предательство своего народа.
Тирса вздрогнула.
— Может, и так, — сказала она. — Может, ты и считал бы себя предателем, но если подумать о будущем, это не предательство.
— А что там, в этом будущем?
— А то, что наступит день, когда все люди на земле станут братьями.
Чарли поджал губы.
— Если вы верите в это, почему же вы сидите сложа руки, как тупая деревенская скво?
При свете керосиновой лампы было видно, как Тирса покраснела. Но она тут же взяла себя в руки.
— Я веду себя так же, как Старуха, — сказала она. — Прячу голову, не желаю смотреть на бе — лых. Но Старуха делала это целых пятьдесят лет. В знак протеста, люди не понимали ее. Хотя почти во всех резервациях знают, что за пятьдесят лет она ни разу так и не посмотрела на белого. Она оставила о себе добрую память. Вот и я подражаю Донни.
Чарли откинулся на кровати. События минувшего вечера и прошедшей ночи смешались у него в голове. Мысли Тирсы казались запутанными, но он понимал: во всем, что говорила эта женщина, была доля правды.
— Тебе надо отдохнуть, — сказала Тирса. — А я поднимусь на чердак.
— Спокойной ночи, — сказал он.
— Я не засну, пока не вернется Донни. Но все равно надо прилечь. Жизнь учит. Она заставляет вовремя садиться за стол и ложиться в постель. Так она и течет, день за днем. И вот что еще я хочу сказать тебе, — добавила она и улыбнулась. — Как ни безнадежно звучат мои слова, в глубине души я считаю, что Донни прав. Хочу верить, что долина превратится в райский сад. Что мы с Донни и все другие индейцы будем счастливо жить в этом раю.
Она погасила лампу. Чарли услышал ее шаги на лестнице.
Далеко — далеко в тишине прокричал филин, предупреждая маленьких пушистых грызунов о том, что ночь принадлежит ему, что он отправляется на охоту.
Глава 19
Лежа на чердаке, Тирса прислушивалась, не раздадутся ли на крыльце шаги Донни. Она прождала всю ночь, застыв под одеялом в напряжении и страхе.
Было бы легче, думала она, если бы весь мир застыл вместе с ней в ожидании. Но равнодушная земля продолжала вращаться…
Два лесных мышонка шуршали под кроватью в поисках еды; семейство белок — летяг барабанило по крыше маленькими коготками, перепрыгивая с деревьев к своему гнезду на стене дома.
Тирса зажгла спичку и посмотрела на часы. Они показывали три. Спичка погасла, стук сердца громко отдавался в ее ушах и вторил тиканью часов.
А Донни тем временем бежал к дому, пересекая ручьи, продираясь сквозь деревья. Его сердце тоже громко стучало, ноги ныли от перенапряжения.
Когда наконец Донни добрался до поляны, на которой стояла его хижина, он едва держался на ногах от усталости. Тирса услышала на ступеньках крыльца его быстрые тяжелые шаги, услышала, как он толкнул плечом дверь, как ввалился в комнату и с грохотом наткнулся на стол.
Стремительно, как белка, она слетела вниз по лестнице.
— Боже мой, Донни, что случилось?!
— Чарли должен немедленно уходить. Они идут сюда. Они узнали, что Старуха умерла.
Чарли приподнялся на локте. Тирса схватила его за руку.
— Скорее, — шепнула она. — Скорее! Они идут сюда!
Пока Чарли поднимался на забинтованных ногах и, стиснув зубы от боли, натягивал джинсы, двор осветили зажженные фары.
— Беги! Возьми это! — Тирса сунула ему в руки одеяло; он выскочил через заднюю дверь, проковылял через сарайчик и скрылся за деревьями.
Под раскидистыми ветвями, заслонявшими тусклый свет неба, Чарли Ночной Ветер шел, натыкаясь на стволы деревьев, продираясь сквозь кусты и колючки. С трудом переводя дыхание, он добрался наконец до озера.