Тем временем дождь прошел, заиграло солнце. Девушка оторвалась от ярких пуговиц и повернула голову к окну. Глаза их встретились. Ирочка ахнула от удивления, а девушка радостно протянула к ней руки. Это была Дуська Чашкина, школьная подруга Ирочки. Десять лет подряд они просидели на одной парте. Их дружба была загадкой для всех девочек, наблюдавших ее. Все видели, что Дуська Чашкина не любит Иру Полынкову. В особенности это стало заметно в десятом классе. Почему Ира Полынкова либо не видит нехороших поступков Дуськи Чашкиной, либо прощает их, никто понять не мог.
Ирочка все видела, но ведь это была та дружба детства, которая уже никогда не повторится. Теперь Ирочка ахнула не столько от удивления, сколько от досады. Опять Дуська! Непременно сделает что–нибудь неприятное. Прямо злой рок какой–то!
Дуська Чашкина глядела на Ирочку с удовольствием и восторгом, наверно, еще и потому, что на Ирочке был старенький, выгоревший школьный макинтош.
— Здравствуй, родная! — воскликнула Дуська, поцеловала Ирочку в щеку и мгновенно стерла мизинцем розовый след от своего поцелуя. — Здравствуй, родная! — повторила она, беря Ирочку под руку и выводя на улицу. — Сто лет не виделись. Как ты изменилась! Глаза! О мой бог!.. Ирка, у тебя должен быть миллион поклонников.
Ирочка в эту минуту думала, что никогда в жизни не научится так легко и звонко сыпать словами.
— Ожерелье янтарное! О мой бог!.. Впервые вижу. Дорогое? Нет. Продается в «Русских самоцветах». Тебе безумно идет, Ирка, ты рада, что мы встретились?
— Рада.
Начинается старая история.
Теперь Ирочку будет что–то тянуть к Дуське, а та обязательно сделает ей какую–нибудь гадость, а Ирочка чуть пообижается и простит Дуську, и так будет продолжаться всегда.
— Ты куда? — стремительно спросила Дуська.
— Никуда.
— Ходишь и мечтаешь… Узнаю. Хорошо, пойдем вместе. Будем вспоминать старое.
Ирочка поняла, что Дуська имела в виду их отношения в школе.
— Не стоит, Дуська.
— Я не Дуська, а Светлана. Пожалуйста, учти. Девчонки меня перекрестили. Я Светлана Чашкина. Можешь называть Светкой.
— Хорошо.
— А насчет старого я тебе скажу вот что: сволочь я, каких мало.
В их привычном школьном просторечье этому слову не придавалось сильного значения, но Ирочка все–таки удивилась.
— Дуся, не надо. Зачем так?
— Не Дуся, а Светлана. Повтори!
— Извини. Я забыла.
— Повтори: Светлана!
— Я запомню.
— Нет, повтори!
— Светлана, Светлана, Светлана! — уже с раздражением повторила Ирочка.
— Спасибо. А все–таки я сволочь.
— Почему?
— Как же! Ты свободно могла золотую медаль получить, а получила серебряную. Я постаралась.
— Я это знала, Дуся.
— Светлана! Повтори!
— Повторяю. В уме.
— Нет, вслух!
Ирочка механически повторила.
— Ничего ты не знала. Я перед ними на задних лапках танцевала. Они мне верили.
Под «ними» подразумевалось школьное начальство.
— Чему верили?
— Всяким глупостям.
— Каким именно?
— Что ты нерадивая и у меня все подряд списываешь.
— Действительно! Они же знали, что я способная.
— Конечно.
— И верили?
— Запомни, Ирка, клеветникам почему–то охотно верят. Я даже анонимные письма на тебя сочиняла. Тоже верили.
— Зачем тебе это надо было?
— Подлость накатывала.
— Брось! Брось, Светлана! Какие–то причины были.
— Ты неглупая. Были.
— Какие?
— Теперь для меня они пустяковые, но тогда…
— Что ж было тогда?
— Родители тобой глаза кололи. С седьмого началось, когда решили меня в школе оставить. Жизни не давали. «Ирочка, Ирочка…» Каждый день Ирочка.
— Видишь…
— Сердишься?
— Ничуть.
— Ври!
— А какое значение имеет медаль? Если бы я шла в вуз, тогда другое дело. И то медалистов на беседах режут.
— Не в том дело.
— А в чем?
— Мы с тобой дружили. Я еще тогда решила все тебе рассказать. Потом, когда это станет прошлым.
— Вот и стало, — быстро сказала Ирочка. — Забудем, Чашкина.
— Спасибо.
Они шли по Арбату. Ирочка думала о том, что родители Дуськи — неразвитые и к тому же недалекие люди, — сами того не сознавая, испортили характер дочери. Они точили девочку за то, что она не была первой из первых, кололи ей глаза отличными примерами, и она возненавидела отличные примеры. Отсюда возникло и все остальное: неприязнь к людям, вечная подозрительность, деланная грубость.
— Ты нарядно одета, — сказала Ирочка, прерывая свои размышления. — Как живешь?
— А зачем опускаться? Еще успеется.
— Вышла замуж?
— За кого?
— Я спрашиваю.
— Пока не видно кандидатур. Работаю.
— Где?
— Кондитерская фабрика. Шоколадный цех.
— Серьезно?
— Чудачка! Конечно, серьезно.
— Говорят, там ешь, сколько хочешь.
— Скажи, сколько не хочешь.
— А что?
— Кусочек разве. Горькие сорта. А так и смотреть неохота.
— Работа тяжелая?
— Не тяжелая, не легкая. Утомительная.
— Получаешь ничего?
— До тысячи…
— А наряжаешься!
— Родители… Пока харчат.
Они оказались напротив магазина диетических продуктов. С чувством радостной удачи Ирочка вдруг услышала пронзительное шипение пескоструйного аппарата. Она подняла голову. Над магазином висела люлька, и в ней работал человек с противогазом на голове. Ирочка решила, что это Володька. Узнать его было невозможно, но зоркий взгляд Ирочки отличил его по манере держаться. Резко прямо откинутый назад корпус, как будто человек вызывает кого–то на сражение… Он! Ирочка подумала, что хорошо было бы встретиться с ним и не поздороваться. Пусть знает, как не звонить целую неделю. Но тут же вспомнила, что Володька нужен ей по делу. Светлана — будем называть ее так — тоже подняла голову, потом посмотрела на Ирочку.
— Что ты там видишь? — спросила она.
Ирочке не хотелось отвечать.
Что ты там могла увидеть?
— В это мгновение пескоструйный аппарат остановился. Володька стремительно скинул свою противогазную маску и вместе с ней капюшон. Произошло это удивительно быстро. Володька посмотрел на девушек и сразу узнал Ирочку.
— Э! — закричал он. — Здорово! Иди сюда!
Забыв, что она находится на одной из главных улиц Москвы, Ирочка закричала:
— Как тебе не стыдно!
— Иди сюда.
— Куда?
Светлана схватила Ирочку за руку.
— Ирка… Люди оглядываются!
— Пусть!
Они вместе перебежали улицу. У веревки, ограждавшей тротуар, их встретил человек с желтыми усами на каком–то старомодном, церковном лице. Маленькие глаза его, привыкшие тонко щуриться от вечной пыли, смотрели с откровенной хитрецой. Володька, видимо, уже успел что–то сказать ему об Ирочке. Усатый дядя без всякого интереса посмотрел на нее, потом на Светлану.
— Привет трудящемуся классу! Какая из вас!.. — Он не договорил: «…работать будет». — Рыжая, что ли?
Смутить Светлану было нелегко.
— Чего ощерился! Кот усатый! Здесь рыжих нет.
— А ты разве не рыжая?
— Сам ты рыжий! Ирка, — обратилась она к подруге, — что нам здесь надо?
Володька сверху кричал:
— Бригадир, ты с девушками поосторожней! Я тебя знаю!
— Ирка, в чем дело?
Бригадир двусмысленно посмеивался.
— С кем дело иметь будем! С тобой, что ли, рыжая?
Светлана решила воздать ему по заслугам.
— Лучше с волками дело иметь, чем с тобой, усатая жаба!
Бригадир опешил.
— Ты… — угрюмо и строго сказал он. — Это что за выражение?
— Значит, заработал.
— Я постарше тебя лет на двадцать!
— Если старше, то и веди себя прилично. Еще не то услышишь.
Кажется, бригадир рассердился, вообразив, что у него хочет работать Светлана. Ирочке не нравился этот усатый дядя, видимо любивший покуражиться над людьми, которые были слабее его.
— Со мной будете иметь дело, — сказала она. — Я хочу у вас работать.
Светлана посмотрела на нее с ужасом. Володька опять натягивал на себя свои защитные доспехи. Ирочка успела крикнуть ему:
— Звони! Я жду.
Взяв Светлану под руку и не оглянувшись на бригадира, Ирочка перешла через дорогу.
— Ирка, я ничего не понимаю!
— Пойдем, пойдем. — Ирочка уводила Светлану, точно стесняясь своего знакомства с Володькой.
— Объясни наконец! Я ничего не понимаю.
— Ничего особенного, — почти с вызовом ответила Ирочка. — Я хочу работать у них в бригаде.
— Ты?! У этих хулиганов?
— Почему же они хулиганы?
— Определенно хулиганы. И ты собираешься с ними работать?
— Ну да, чудачка.
— Это… вот… песок из кишки? Ты? — Неизвестно, откуда у Светланы взялись такие презрительно носовые интонации.
— Ну да…
— Поклянись!
— Честное слово. Только отстань.
Светлана рассмеялась.
— Пойдем лучше к нам на фабрику, сумасшедшая. Я тебя в два счета устрою.
— Я так решила, Дуся.
— Дусю забудь!
— Я так решила, Светлана.
— Клянешься?
— Клянусь!
— Мало ли на свете сумасшедших!
Ирочка шла в задумчивости, слушая упреки, насмешки, увещевания Дуськи — Светланы…
Глава девятая
Лестница жизни
Когда они вышли из лифта на своем этаже, раздался женский крик: «Не закрывайте!»
— Орет, как резаная, — сказала Светлана.
В то же мгновение у лифта оказалась нарядная женщина с головой дорогой и красивой куклы. Ее мелко завитые и искусно уложенные волосы напоминали коричневую шерсть породистых собак.
Глаза у женщины были быстрые, умные, понимающие.
— Спасибо, девочки, — сказала она, — очень спешу.
Уже из лифта, держась за створки дверей, женщина спросила:
— Кто же из вас моя соседка?
Ирочке почему–то не хотелось отвечать, и за нее ответила Светлана:
— Она.
— Как ее зовут?
— Ирина.
— А почему она молчит?
— Вы же опаздываете! — вдруг рассердилась Ирочка.
— Вот как! — весело сказала красивая женщина. — С характером… Чудно! — И она поехала вниз.
— Кукла крашеная! — угрюмо сказала вслед Ирочка.
Светлана глянула на нее искоса и усмехнулась.
— Напрасно сердишься. Тетка что надо.
Но вот они вошли в квартиру, и женщина с искусственной головой была забыта. Светлана долго повторяла такие общеупотребительные слова, как «сила», «мирово», «порядок». Эти слова выражали ее искреннее восхищение. Ирочка молчала. Ей надоело восхищаться. Она жила здесь в одиночестве, и временами на нее нападала тоска по–старому шумному жилью.
— Чего молчишь? — спросила острая на глаз Светлана.
— Я здесь скучаю.
— Без привычки. Пройдет. Не знаешь, как люди живут…
— Поговорить не с кем.
— Работать надо.
— Вот я и хочу.
У Светланы лицо сделалось непримиримым.
— Но не у этих же хулиганов?
— Брось! Ты же их не знаешь.
— А ты знаешь!
— Володька хороший…
— Который наверху с кишкой?
— Он.
— Хулиган!
— Оставь! Ты его не знаешь.
— Всех я их знаю! Все эти строители — одинаковая публика. Сплошная отсталость! Ну откуда у них культура?
Светлана увидела непроницаемые глаза Ирочки и махнула рукой.
— Ладно, пойди попробуй этого счастья. Если уж так хочется вкусить, пойди хоть на солидный завод, где солидные кадры. А то нашла каких–то бродячих артистов!
Обе они вдруг рассмеялись. Светлана тут же захотела немедленно принять ванну. Ирочка отвела подругу в ванную. Светлана опять сказала: «Сила!» Пока она плескалась и пела, Ирочка готовила поесть. В ту минуту, когда она позвала Светлану, раздался сильный звонок. Ирочка знала, что это Володька, так как ждала его с той уверенностью, в которой нельзя обмануться. Если бы Володька не пришел, для Ирочки это значило бы, что их отношения кончились. Но, к счастью, он пришел…
По его глазам и голосу Ирочка легко догадалась, что дело ее устроено.
— Сердишься? — спросил Володька.
— Ничуть.
— Говори! Вижу.
— Хорошо, сержусь. Что дальше?
— Бригадир, понимаешь, такая зар… — Он хотел сказать «зараза» и не договорил. — Обрабатывать пришлось.
— Как?
— Не знаешь как?
— Не знаю.
— Поставить пришлось. Теперь дело прошлое. Замнем.
— Что поставить? Выпивку?
Володька кивнул.
— И много?
— Кто так говорит? «Много»! — Володька улыбнулся и не ответил.
Из ванной явилась Светлана. Беленькое ее личико сияло.
— Знакомь! — коротко и решительно сказала она.
Володька глянул на нее и в этой незнакомой беленькой девчонке вдруг узнал свою Соню. Симпатия исчезла, не возникнув. Светлана сразу почувствовала в его глазах насмешку и мгновенно прониклась к нему сухим безразличием. Впрочем, она презирала Володьку еще и до знакомства с ним.
— Знакомьтесь.
— Светлана.
— Левадов, — осанясь и тужась для осанки, сказал Володька и добавил: — Владимир.
Они пошли к столу, и как–то сама собой появилась презренная четвертинка, от которой у Ирочки сразу потемнели глаза.
— Не серчай… — Володька хотел сделать ласковый жест, но Ирочка уклонилась.
Светлана водки не пила, но к тому, что ребята пьют, относилась терпимо и даже находила, что с водкой гораздо веселей, если, конечно, пьющие не хулиганят, не дерутся, а поют песни и хотят целоваться.
— Не серчай, — мягко повторил Володька, — не литр же.
— А ты можешь и литр? — с теми же потемневшими глазами спросила Ирочка.
— Конечно, может! — с небрежной уверенностью ответила за него Светлана и тут же с машинальным изяществом спросила: — Вам положить винегрету?
Володька обиделся не столько на Светлану, сколько на Ирочку.
— Я не алкоголик! — сказал он, наливая водку в чашку, приготовленную для чая. Он давно привык наливать водку куда придется и пить как придется.
Светлана накрыла свою чашку ладонью.
— Что ж, я один? — спросил Володька, но пить не стал. Ему и не хотелось. Четвертинка была взята по привычке. Он знал, что Ирочка пить не будет, но сидеть, «не укрепившись», ему представлялось скучным делом. — Вы еще не знаете, какие бывают алкоголики! — И он обвел девушек веселым взглядом.
Светлана решила во что бы то ни стало разбить безумное желание Ирочки работать «с этими хулиганами». Поэтому она с тайной радостью попросила Володьку рассказать о том, какие бывают алкоголики.
— Вот бригадир у нас! Это рекордсмен…
— Жаба с желтыми усами? — звонко спросила Светлана.
— Он!
— Расскажите. Интересно.
Ирочка стала совсем пасмурной. Володька выпил, закусил винегретом и начал:
— Сегодня к нам должны были приехать представители из треста. Что же он делает! Жрет гречневую кашу в сыром виде. Запросто жрет, целыми жменями. Спросите, зачем! Я тоже когда–то не понимал. Потом он меня научил: крупа отбивает запах. С утра выпил пол–литра, а во рту чисто, как в аптеке. Вот это настоящий алкоголик!
Ирочка не поверила.
— Пол–литра?
— А то?
— А глаза! Когда наш Иван Егорович выпьет сто грамм, у него глаза краснеют.
— Иван Егорович! Это же нормальный человек. Сознательный.
— При чем тут сознательность?
— Он же не пьет каждый день. А этот с утра пораньше. Не будет поллитровки, и не думай с ним разговаривать. Как зверь.
— А представители приехали? — спросила Светлана.
— Приехали! — с неприятной иронией ответил Володька.
— И что же?
— Я же говорю: аптека! Бригадир с ними умеет. Пол–литра так язык качают, заслушаешься… Все мы такие! — горько и сурово заключил Володька.
— Что значит — все? — хмуро и неприязненно спросила Ирочка. — Что значит — такие?
Светлане нужно было, чтобы Володька говорил как можно больше.
— Все, все! — поддержала она его.
— Но что это значит, вы объясните.
— А то, что бригадир у нас алкоголик и еще хуже…
— Что значит — хуже?
— Вам скажу, а представителям не говорю. И никто из нас не говорит. Значит, все мы такие.
— Поняла? — веско спросила Светлана.
Володька воодушевился. Ему захотелось раскрыть перед Ирочкой то, что болело в нем и мешало правильно развиваться его честной, энергичной, сильной натуре.