— Где? — тупо поинтересовался Лапидус.
— Идите за мной! — сказал, закрывая зонт, Манго — Манго.
Лапидус 13
Лапидус шел за Манго — Манго и чувствовал шеей петлю.
Петля была веревочная, а веревка — та самая, что лежала когда–то под телевизором. Пеньковая веревка с гадючьим узором на спине.
«Веревка, — вспомнил он грозное шипенье Эвелины, — у тебя есть веревка?»
Манго — Манго поднимался по узкой темной лестнице и держал свободный конец веревки в руках.
На другом конце была петля. И эта петля обнимала шею Лапидуса.
Лестница была очень узкой и очень темной, ступени были старыми и высокими. Лапидус запнулся, и веревка тут же сделала ему больно.
— Куда мы идем? — спросила спину Лапидуса Эвелина.
Веревка сдавила горло еще сильнее, так что Лапидус смог только что–то невнятно хрюкнуть в ответ.
— Куда мы идем? — повторила свой вопрос Эвелина.
«Ноль часов тридцать минут!» — внятно проговорил чей–то незнакомый голос.
— Что это? — испуганно спросил Лапидус, внезапно почувствовав, что веревки больше нет.
— Радио, — ответил Манго — Манго, — просто радио…
— Куда мы идем? — уже с истерическими нотками в голосе вновь спросила Эвелина.
— Уже пришли! — сказал Манго — Манго и внезапно зажегся тусклый, желтоватый свет.
Лапидус посмотрел по сторонам и закрыл глаза. Потом открыл и снова посмотрел по сторонам.
— Что это? — спросила Эвелина.
— Это музей, — ответил Манго — Манго, — я его сторожу…
— Вижу, что музей! — услышал Лапидус собственный голос.
— А почему сюда? — спросила Эвелина.
— А куда еще? — ответил Манго — Манго и добавил: — Сюда и днем никто не ходит, а ночью и подавно…
— А мы пришли! — печально сказал Лапидус.
— Какой славненький! — сказала Эвелина, смотря на ближайшую к себе витрину.
— Я боюсь, — внезапно выговорил Лапидус, — они сейчас разобьют витрины, и нам опять придется бежать…
— Садитесь, садитесь, — сказал Манго — Манго, — куда хотите, туда и садитесь!
— Веревка, — сказал Лапидус, — откуда ты взял эту веревку?
— Какую? — удивился Манго — Манго.
— Ну, — промямлил Лапидус, — когда мы поднимались по лестнице… Помнишь?
— Помню, — сказал Манго — Манго.
— Так вот. Когда мы поднимались по лестнице, ты надел мне ее на шею. Помнишь?
— Не помню, — сказал Манго — Манго, — ты просто бредишь…
— Бедненький, — сказала Эвелина, — ну и денек у тебя выдался!
Лапидус начал хохотать.
— Свет, — сказал он, давясь собственным хохотом, — какой яркий свет!
— У тебя есть что–нибудь выпить? — спросила Эвелина Манго — Манго.
— Вон там, за львами! — ответил Манго — Манго.
Львы! — закричал Лапидус. — Я же сказал: они разобьют витрины!
— За какими львами? — спросила, недоумевая, Эвелина.
— Да вон, — сказал сердито Манго — Манго и показал в дальний угол зала.
— Вижу, — сказала Эвелина, — там два каких–то чучела.
— Это черногривые львы, — сказал со знанием дела Лапидус, — каждую ночь они выходят на охоту.
— Настоящие львы, — подтвердил Манго — Манго, — они действительно выходят на охоту каждую ночь, когда спадает жара.
— Вы оба сбрендили, — заметила, вздохнув, Эвелина, — вам обоим надо срочно выпить!
— Аменхотеп не пьет ночью, — гордо сказал Лапидус, — Аменхотеп ночью готовится к охоте!
— Все, — грустно заметила Эвелина, — он готов…
— Пусть побредит, — ответил Манго — Манго, доставая из маленького холодильника в углу за львами бутылку водки, — нальем сейчас ему водочки — сразу легче станет…
Лапидус посмотрел в сторону горизонта. Дул ветер, с того края, со стороны Великого моря. Дул ветер и нес песок. Сегодня песок был белым, хотя небо — голубым. Небо было голубым, а солнце белесоватым, обжигающе–белесоватым, что и придавало песку белый оттенок.
Загонщики уже были где–то там, впереди, но ни один зверь еще не появлялся перед его глазами. Скоро он начнет скучать и тогда придется что–то делать, чтобы развеять себя от скуки. Хотя может, что охота все же состоится, как это было и в прошлом году, и в позапрошлом, каждый год в одно и то же время он покидал свой дворец в Фивах и удалялся сюда, почти что на край света, к самому началу пустыни Нуб, за которой — Великое море и земли, которых он никогда еще не видел.
— Выпей, — сказала Эвелина и протянула Лапидусу пластиковый стаканчик. Лапидус послушно взял его и опрокинул в рот.
— Пустыня, — сказал Лапидус, — чувствуя, как внутри стало туманно и горячо, — какая красивая пустыня.
— Может, ему еще налить? — спросила Эвелина у Манго — Манго.
— Пока хватит, — сказал Манго — Манго, — время еще есть, посмотрим…
Лапидус клубочком свернулся на надувном матраце, который Манго — Манго вытащил все из того же угла. Он лежал, свернувшись калачиком, и чувствовал, как он безумно, безмерно, бестолково устал.
Как раз в этот момент послышались гортанные крики загонщиков и показались клубы взметенного песка. Лапидус привстал с матраца. Лучники напряглись, группа копейщиков–нубийцев уже рассыпалась впереди, держа копья наперевес. Лапидус начал считать приближающихся львов. Один, второй, третий… Без сомнения, это были львы, никакой иной дичи он не признавал, ведь никакая иная дичь не достойна его охоты. Мясо газели хорошо, если поджарить его на открытом огне, как хорошо и мясо большой антилопы, только убивать их — удел лучников и копейщиков–нубийцев, его дело — охота на львов, и Лапидус взял в руки свой тяжелый, инкрустированный золотом и слоновьей костью лук. Он не говорил ни слова, он давно уже знал, что в любых ситуациях и при любых обстоятельствах первым делом все смотрят на него. Это было забота лучников: смотреть, как приближаются львы, держать свои луки наготове и смотреть на него, пытаясь предугадать, захочет ли сегодня он выпустить свою стрелу первым.
— За этой дверью — будущее твоего царствования, о, Великий! — внезапно сказала ему Эвелина. — Там ждут тебя Боги, которые хотят посмотреть на тебя и научить тебя тому, что должен правитель. Там ждет тебя правда, та правда, которую знают только самые посвященные. Время пришло. Ты должен стать одним из них. Следуй за мной!
— Налей ему еще, — сказала Эвелина Манго — Манго, — что–то он мне не нравится, у него с головой явно не то.
Лапидус прерывисто дышал, глаза его были закрыты. Он лежал на надувном матраце все в той же позе скукоженного эмбриона.
Лапидус натянул лук, потом снова расслабил тетиву, в голове привычно запульсировала кровь, как всегда, когда до цели охоты оставались считанные мгновения. Первый лев уже был на расстоянии полета стрелы, нубийцы–копейщики разорвали цепь, и львы неслись прямо на лагерь. Два самца и три самки, пятеро львов, пятеро царей пустыни Нуб. Лапидус опять натянул лук и прицелился, пускать стрелу было рано, еще одно мгновение, еще одно… Стрела дзинькнула и понеслась навстречу выбранному Лапидусом льву, лев несся навстречу стреле, лучники, стоящие полукругом рядом с фараоном, выпустили свои стрелы, куча стрел и всего пять львов, Лапидус вложил следующую стрелу и снова натянул лук, лев встретился со стрелой и грохнулся на песок с пронзенным горлом.
Гортанные крики нубийцев–копейщиков смешались с пронзительными криками встретившихся с ними загонщиков. Еще два льва упали на песок и вновь вскочили с грозным рыком, один тут же зашатался и рухнул снова, а другой начал кружиться на месте, кружиться, кружиться, кружиться, удар копьем, окровавленное тело льва остается лежать на песке, хвала Тоту, хвала Ра и Озирису, Лапидус доволен, он выпускает третью стрелу, четвертую…
— Буди его, — сказал Манго — Манго Эвелине, — он уже двадцать минут спит, хватит…
— Я не сплю, — проговорил Лапидус, открывая глаза, я просто устал, но мне очень хорошо.
— Ты меченый, — сказал Манго — Манго, — тебе не может быть хорошо, меченым не бывает хорошо…
— Я тоже хочу выпить, — внезапно сказала Эвелина.
— Я не меченый, — сказал тем же тихим голосом Лапидус, — это вы все придумали, я просто поехал искать работу, но сел не в тот троллейбус.
— Так не бывает, — возразил Манго — Манго, — троллейбус он просто троллейбус, а значит — ты меченый!
— Я хочу выпить! — капризно повторила Эвелина. — Я с ним тоже с утра, как сумасшедшая!
Лапидус посмотрел на Эвелину. Она достала из–под своей одежды тыквенный кувшинчик с водой, плеснула воды в каменную чашку, стоящую возле плиты, затем, тоже из–под одежды, достала кусок хлеба и кусок сыра, положила рядом с чашкой, затем отошла на пару шагов назад и начала говорить, обращаясь в сторону.
— О, Великий Бог, — говорила Эвелина, смотря куда–то в сторону. Прости меня, что давно я не заходила в это святилище, что чашка твоя для воды стояла пустой, и ни одного куска свежего хлеба никто не приносил тебе уже много–много месяцев. Но я пришла, о, самый Великий из всех Богов! Никто из них не может соперничать с тобой в могуществе, Анубис, потому что никто из них до конца не властен над смертью.
— Сколько нам еще бежать? — спросил Лапидус у Эвелины.
— Не знаю, — честно ответила та, — наверное, пока не догонят.
— Они догонят, — сказал Манго — Манго, — они всегда догоняют.
— Я хочу в туалет, — сказала Эвелина, — где здесь можно пописать?
— Вон там, — сказал Манго — Манго, — там на выходе есть закуток, найдешь?
— Там темно, — сказала Эвелина, — проводите меня.
Лапидус попытался встать с матраца.
— Лежи, — сказал ему Манго — Манго, — сама дойдет.
— Проводите меня! — повелительным тоном сказала Эвелина, и Лапидус встал с матраца.
— Ты не человек, — сказал Манго — Манго, — ты какой–то зомби, киборг, она сказала, и ты пошел…
— Пошли, — сказала Эвелина, — я очень хочу писать!
Лапидус, еле переставляя ноги, пошел вслед за Эвелиной в сторону выхода из зала.
— Не заблудитесь! — крикнул им вслед Манго — Манго.
— Не заблудимся, — отчего–то хихикнула Эвелина и поддержала за локоть зашатавшегося Лапидуса.
— Куда мы идем? — спросил Лапидус, ничего не понимая.
— Я иду писать, — сказала Эвелина, — а ты со мной, чтобы мне не было страшно!
— Возвращайтесь, — донесся до них голос Манго — Манго.
— Смотри, повелитель! — услышал Лапидус истошный крик одного из лучников. Тот самый лев, в которого попала первая стрела, стрела, пущенная его, Лапидуса, рукой, тот самый большой, самый мускулистый и красивый лев, который, казалось бы, должен уже давно быть мертвым, ведь стрела попала ему в горло и пробила артерию — Лапидус отчетливо видел, как мощной струей хлынула из этого горла кровь, так вот, этот самый лев вдруг вновь оказался на ногах, разбросал кружившихся вокруг него нубийцев–копейщиков, мощным прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от лучников и Лапидуса, отбросил ударом лапы ближайшего к нему стрелка, и несся вперед.
— Здесь нет света, — сказала Эвелина, щелкая выключателем, у тебя есть спички?
Лапидус достал из кармана зажигалку.
— Посвети, — сказала Эвелина, — я сяду.
Лапидус щелкнул зажигалкой, светлый язычок газового пламени чуть не обжег ему лицо.
— Мухлик, — вдруг внезапно очень нежно сказала Эвелина, — какой же ты все же мухлик.
— Что мне дальше делать? — спросил Лапидус.
— Стой и свети, — сказала Эвелина.
— Тогда я увижу, — сказал Лапидус.
— Что ты увидишь? — спросила Эвелина.
— Как ты писаешь, — чуть выговорил Лапидус.
— Ну и что, — сказала Эвелина, задирая юбку и снимая трусики, что, ты никогда не видел как женщины писают?
— Не видел, — сказал Лапидус.
— Даже в детстве? — спросила Эвелина. — Что, ты в детстве никогда не подглядывал?
— Подглядывал, — смущенно сказал Лапидус.
— Ну, значит видел, — сказала Эвелина, садясь на унитаз и добавила: — Подойди ко мне ближе и дай руку…
Лапидус вновь щелкнул зажигалкой и подошел к Эвелине. Та взяла его руку в свою, и тут же Лапидус услышал, как ее струя зажурчала о фаянсовое дно унитаза.
— Ты такой милый, — сказала Эвелина, — иногда я думаю, что могла бы в тебя влюбиться!
И Лапидус услышал голос великого Бога. Где–то в самом верху раздался грохот.
— Ты меня слышишь, Лапидус? — спросил Великий Бог. Запомни этот день и час, я взял тебя под свое покровительство, отныне как бы тяжело тебе не приходилось, у тебя есть защитник, чти меня, и я помогу тебе!
— Мухлик, — опять нежно сказала Эвелина, оперлась на руку Лапидуса и встала с унитаза.
— Подожди, — сказал Лапидус, — я тоже хочу…
— Тебе посветить? — спросила Эвелина.
— Посвети, — сказал Лапидус и протянул ей зажигалку.
Эвелина щелкнула зажигалкой, и Лапидус зажурчал.
— Наверное, я бы даже вышла за тебя замуж… — сказала Эвелина.
— Когда? — внезапно спросил Лапидус.
— Никогда, — ответила Эвелина и добавила: — Я же сказала, наверное… То есть, если бы ты не сел не в тот троллейбус, и мне не пришлось подсаживать тебя в машину в эту жуткую грозу…
— То есть, никогда? — поинтересовался Лапидус, стряхивая оставшиеся капли с головки члена.
— Не в этой жизни, — тихо сказала Эвелина, а потом вдруг добавила: — Слушай, а как ты подглядывал?
— Что — подглядывал? — не понял Лапидус.
— Ну, в детстве…
— Через дырку, — так же тихо ответил Лапидус. — Было плохо видно, так что на самом деле я ничего не видел…
— А что ты хотел увидеть? — спросила Эвелина.
— Сама знаешь, — огрызнулся Лапидус.
— Вот это? — спросила Эвелина и взяла его руку.
Она взяла его руку и положила себе между ног.
Лапидус почувствовал ладонью ее мокрую щелку.
— Помоги мне, Великий Бог! — не сдержавшись, закричал Лапидус, швыряя ненужным уже луком в приближающегося льва.
И тут он увидел, как внезапно откуда–то сзади, из этого месива разъяренных львиных и людских тел, перемешавшихся в один большой клубок, появилось несколько странных тварей. Первая вцепилась льву в гриву, вторая — в горло, третья, увернувшись от лапы, хватанула его зубами за бедро, да так, что фонтаном брызнула кровь. Лев зашатался и рухнул, не добежав каких–то пары локтей до Лапидуса. Твари уже гнали остальных, лучники вновь пускали стрелы, нубийцы махали своими копьями, солнце перевалило за зенит, жара становилась нестерпимой, кровь в висках пульсировала так мощно, что — казалось — еще мгновение, и вены с артериями не выдержат, лопнут, и Лапидус истечет кровью прямо здесь, на самом краю безлюдной пустыни Нуб, на противоположном краю которой — берег Великого моря, за которым еще земли, вот только когда и как сможет он их увидеть?
— Нравится? — спросила Эвелина, обнимая Лапидуса за шею.
— Прямо здесь? — спросил Лапидус.
— Нам опять помешают, — нежно сказала Эвелина, гладя промежность Лапидуса.
— Кто? — спросил Лапидус, так и не найдя в себе сил оторвать ладонь от ее мокрой щелочки.
— Они нам опять помешают, — грустно сказала Эвелина, — но там, в другой жизни, я бы вышла за тебя замуж…
— Я устал, — внезапно проговорил Лапидус, — я так устал!
Он устал, зато охота подошла к концу, тела убитых львов валялись там, где их настигла смерть. Двое лучников погибли на месте, один истекал кровью, как истекали кровью и двое копейщиков–нубийцев. Лапидус стоял перед тем самым огромным львом, который чуть не лишил его жизни, и думал о том, что пройдет пять дней, и он опять окажется в своем дворце, рядом со жрецами и царедворцами, писцами, женами и наложницами. Распорядитель охоты приказал самым сильным лучникам начать снимать со львов шкуры. Лапидус оглянулся и вдруг увидел, что одна из тварей не исчезла, как это сделали остальные — те вдруг взяли и растаяли прямо в воздухе, после того как последний лев грохнулся на песок мертвым.
Оставшаяся же сидела неподалеку, пасть ее была открыта, ярко–красный язык, здоровенные белые клыки. Лапидусу стало не по себе, он посмотрел на небо, на ослепительный диск солнца, паривший над пустыней Нуб, и подумал, что надо бы принести жертву Великому Богу.