Темноты в канализации было навалом: она была слева, справа и снизу. Лишь сверху, сквозь не до конца прикрытый Лапидусом люк, пробивались лучи предвечернего июньского солнца. Было пятнадцать минут девятого, то есть двадцать часов пятнадцать минут, и солнце еще не скоро должно было скрыться за горизонтом.
Замкнутого пространства тоже хватало с избытком: канализационный колодец был узким, и пока Лапидус спустился до самого низа, он уже успел почувствовать, как стены колодца начали сжиматься и сдавливать ему спину и грудь. Лапидус начал широко открывать рот, пытаясь дышать как можно глубже — воздух был тяжелым, влажным, спертым, отчетливо аммиачным и отдающим, вдобавок, гнилостным запахом фекалий. Но если не дышать глубоко, широко открывая рот, то стены колодца сожмутся так, что хрустнут и грудь, и спина, вначале грудь, потом спина, хотя, может, что и наоборот, вначале спина, потом грудь, и от Лапидуса ничего не останется, лишь дурацкая кровоточащая лепешка, несколько пуговиц, кусочки материи и все.
А гады были внизу. Лапидус их не видел, но он точно знал, что внизу его уже ждали: Манго — Манго не мог соврать, городская канализация Бурга была полна рептилий, вопрос заключался в другом — что это были за гады и насколько они были голодны.
Лапидус достиг дна колодца и внезапно увидел маленький лучик света.
Маленький, яркий, узкий лучик, светивший на расстоянии не больше метра — полутора от него.
Лапидус вступил в воду, лениво бурлившую по дну канализационной шахты, и пошел к лучику.
Воздух стал еще более тяжелым и влажным, еще более спертым и аммиачным, а от духа фекалий Лапидуса стало выворачивать наизнанку. Он сдержал тошноту и подошел вплотную к лучику.
В небольшой нише, в маленьком углублении в каменной кладке шахты стоял фонарь.
Электрический фонарь в квадратном корпусе.
Квадратная коробочка, в которой был свет.
И Лапидусу стало жутко, он присел на корточки, обхватил голову руками и завыл.
Вой эхом откатился от одной стены шахты, метнулся к другой, снова срикошетил, ударил Лапидуса в грудь, отлетел от груди и исчез в темноте.
Лапидус продолжал выть, и темнота внезапно откликнулась еще более громким воем.
Лапидус прислушался, посмотрел на фонарь и вдруг понял, что это, должно быть, все, конец, день второго июня для него подошел к концу. Его заманили в эту шахту сознательно, его вели именно сюда с самого утра, с того момента, как он сел в троллейбус, а троллейбус оказался не тем.
И потом, когда он выскочил на остановку, избежав встречи с двумя упырями, которые могли зажать его еще в троллейбусе, и после, когда он оказался в подземном переходе, где Манго — Манго спел ему странную песенку, и еще раз после, когда грянул ливень и он сел в случайную машину синего цвета, в которой была Эвелина, та самая Эвелина, которая носила большие темные очки, где ты, Эвелина, подумал Лапидус, сглатывая слезы, какой ты пакет от меня требовала, что было в том пакете, подумал Лапидус и посмотрел на Манго — Манго.
Манго — Манго крутил пальцем у виска. — Ты совсем сбрендил, Лапидус, — сказал Манго — Манго. — Если ты решил, что это уже все, то ты ошибаешься, это еще не все.
— А что делать? — спросил Лапидус, все так же сидя на корточках прямо на дне шахты.
— Идти, — сказал Манго — Манго. — Идти и не выть, помнишь? — И Манго — Манго опять пропел:
— Двадцать два очка… Двадцать два очка… И быстро падающие слова, и еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал…!
— Ты безумен! — сказал ему Лапидус.
— Игра окончена, — с усмешкой закончил куплет Манго — Манго, — я убираюсь!
— Так что мне делать? — закричал Лапидус.
Эхо опять срикошетило и вновь исчезло в темноте. Лапидус глубоко вздохнул, встал, взял из ниши фонарь и побрел вперед, оставляя за собой канализационный колодец, по которому спустился каких–нибудь полчаса назад. Лапидус шел и считал шаги, вода под ногами воняла, с каждым шагом становилось чуть глубже, и Лапидус опять начал думать о гадах.
Луч света вырывал из темноты то кусочек левой стены, то дно шахты с мерзкой поверхностью воды, то кусочек правой стены, луч света жил какой–то своей жизнью, а Лапидус брел уже по колено в воде и думал, дойдет ли он до следующего колодца или нет.
Впереди, за стремным и темным поворотом, послышался громкий всплеск — с таким всплеском обычно падает в воду бревно.
Лапидус представил, как здоровущий аллигатор учуял Лапидуса и решил, что пора потрапезничать. То есть, поужинать. Пожрать. Пришла пора сожрать Лапидуса, подумал Лапидус.
Аллигатор плыл не спеша, аллигатор знал, что деваться Лапидусу некуда. Если даже он развернется и пойдет сейчас обратно, побредет, побежит, высоко подымая ноги и вздымая кучу брызг, то деваться ему все равно некуда — аллигатор чуть сильнее взмахнет хвостом и за каких–нибудь пару минут достигнет цели.
Вначале он просто ткнется Лапидусу в промежность и выкусит все гениталии. На сладкое. Лапидус взвоет от боли и потеряет сознание от шока. Лапидус упадет лицом в эту дурно падающую воду, а аллигатор зажмет его челюстями как бревно и утащит на дно. И Лапидус больше ничего не почувствует, потому что будет мертв. Вначале он потеряет сознание от шока, а потом захлебнется. И аллигатор спокойно потрапезничает Лапидусом, у аллигатора будет приятный ужин, а, может быть, что и завтрак — если аллигатор не сожрет Лапидуса в один присест.
Стало еще глубже, вода дошла Лапидусу по грудь, Лапидус оттолкнулся ногами от дна и попробовал плыть. Плыть было неудобно, но можно, Лапидус барахтался, сильно бил ногами, потом решил, что лучше опять брести навстречу собственной смерти.
— Дурак, — сказал ему в спину Манго — Манго, — чего это ты решил, что тебя должны сожрать?
— Ты сам говорил, что здесь аллигаторы, — обиженно ответил Лапидус, подымая фонарь повыше.
— Это не Амазонка, — рассмеялся Манго — Манго, — если они здесь и есть, то их все равно мало. По теории вероятности, ты навряд ли угодишь им на обед…
— На ужин, — сказал Лапидус.
— На ужин, — согласился Манго — Манго, — но все равно — навряд ли. Ты лучше думай, что тебе делать дальше.
— Не знаю, — сказал Лапидус.
— Не везет тебе сегодня, селянин, — ухмыльнулся Манго — Манго, — даже аллигатора встретить не можешь!
— Смеешься, — обиделся Лапидус.
— Грущу, — сказал печально Манго — Манго, — встретил раз в жизни порядочного человека, да и тот — Лапидус…
— Смеешься…. — повторил Лапидус.
— Ты зря родился, — сказал Манго — Манго, — если бы ты не родился, то ничего бы и не случилось…
— Ничего и не случалось, — так же обиженно возразил Лапидус, подымая фонарь еще выше: вода доходила ему уже до плеч.
— Никогда и ничего? — спросил Манго — Манго.
Лапидус задумался.
Наступила тишина.
Лишь шумела вода, лишь какие–то странные звуки раздавались где–то впереди и также отчетливо были слышны позади.
— Меня уволили, — сказал, подумав, Лапидус.
— Ну и что, — возразил Манго — Манго, — это с каждым бывает.
— Я один, — тем же тоном добавил Лапидус.
— Все одни, — сказал Манго — Манго.
— Я не знаю, зачем живу… — внезапно выкрикнул Лапидус.
— Ныряй, — вдруг хриплым, срывающимся голосом закричал Манго — Манго.
Лапидус набрал воздуха и нырнул. Не закрывая глаза, стараясь только не нахлебаться этой мерзкой, вонючей, канализационной воды.
Фонарь продолжал светить и под водой, Лапидус различал туманные тени, одна из которых была очень длинной и очень неприятной.
Лапидус поплыл так быстро, как только мог, тень неслась за ним, тень открыла пасть, тень отчетливо щелкала зубами.
Внезапно Лапидус почувствовал, что дальше плыть нельзя, стало мелко, дно шахты царапало грудь.
Лапидус вскочил и побежал.
Тень выскочила из воды и лязгнула челюстями.
Лапидус побежал еще быстрее, тень проворно ползла за ним.
Лапидус споткнулся и выронил фонарь.
Луч света исчез, но кромешной тьмы больше не было.
В нескольких метрах впереди было светло.
Лапидус подумал, что там очередной колодец и ему надо успеть добежать до него. Там было светло, а значит, колодец был открыт. Лапидусу надо добежать до него, вскарабкаться по скобам наверх и в очередной раз исчезнуть, раствориться, остаться в живых.
Тень была в двух метрах от Лапидуса, Лапидус чувствовал, как челюсти вновь открываются за его спиной.
Шахта резко уткнулась в колодец, и Лапидус прыгнул вверх, стараясь ухватиться за одну из скоб.
Тень достигла ног Лапидуса и тоже решила прыгнуть, но прыжок у Лапидуса получился лучше, хотя ободранные в кровь ладони жутко болели и Лапидус с трудом удержался за скобу.
Он посмотрел вниз, аллигатор недовольно склабился, показывая частокол зубов.
Лапидус посмотрел вверх: люк было открыт больше, чем наполовину, впуская в себя белесо–голубой просвет вечернего июньского неба. Июньского вечернего неба просвет белесовато–голубого оттенка впускал в себя приоткрытый люк.
Лапидус начал быстро карабкаться, аллигатор остался на дне шахты.
— Молодец, — сказал ему Манго — Манго, — временами ты быстро соображаешь.
Лапидус ничего не ответил, Лапидус добрался до люка и теперь ему надо было выбраться наружу.
Люк был приоткрыт, но не открыт. Лапидус ухватился за тяжелый чугунный край и начал двигать. Люк сдвинулся с места, аллигатор растворился в темноте шахты, будто никакого аллигатора никогда и не было.
Лапидус еще поднапрягся и совсем отодвинул люк.
Донесся гул машин, отчетливо раздались голоса.
Мужские и женские вечерние голоса.
Лапидус высунул голову и осмотрелся.
Люк находился на обочине дороги, как и тот самый люк, куда Лапидус забрался час назад. То есть приблизительно в двадцать часов пятнадцать минут, может, в двадцать ноль семь или в двадцать двенадцать. Время относительно, потому что только оно существует. Сейчас двадцать один пятнадцать или двадцать один ноль семь, или двадцать один двенадцать. Прямо рядом с люком стояло несколько столиков, за столиками сидели люди, мужчины и женщины, детей не было, дети уже пошли спать, как спать отправился и голодный аллигатор. Дети же пошли спать сытыми, как и положено детям. Дети пошли спать, а родители гулять. Манго — Манго мог сделать из этого очередную песенку, но Манго — Манго отсутствовал: Лапидус вылез из люка один.
Лапидус встал с колен и еще раз осмотрелся.
Пять столиков, двадцать стульчиков. Тент, под тентом стойка. Пиво, пепси, мороженое, гамбургеры. В животе заурчало, Лапидус обнаружил, что ему патологически хочется жрать. Как тому аллигатору, что тенью метнулся за его ногами. Вот только денег у Лапидуса не было, и был он настолько грязен, что даже при наличии денег ему никто бы ничего не продал.
— Ты замечательно выглядишь, — услышал Лапидус женский голос.
Лапидус вздрогнул и обернулся.
Эвелина смотрела на него из окна все той же синей машины, в которой Лапидус уже вволю накатался с утра.
— Ты откуда такой красивый? — спросила Эвелина, снимая темные очки и подмигивая Лапидусу.
Лапидус вздохнул, Лапидус понял, что ничего не изменилось, он мог скормить себя аллигатору и ничего бы тоже не изменилось, все было запрограммировано с самого утра, с восьми часов, когда он сел не в тот троллейбус.
Ему не стоило сбегать с пустыря — в любом случае ему там ничего не грозило.
Ему не стоило прыгать и вновь сбивать в кровь ладони, пытаясь покрепче ухватиться за металлическую скобу — все было предопределено, все было определено, все было расписано тем, кто всегда расписывает все по пунктам и параграфам. Лапидус должен был залезть в люк, вылезти из люка и тут его должна была ждать Эвелина.
Все начиналось снова, сейчас она его спросит про пакет.
— Ты чего такой несчастный? — спросила Эвелина. — Садиться будешь?
Лапидус покорно собрался сесть на привычное место рядом.
— Эй, — сказала Эвелина, — ты грязный! Куда ты такой?
Лапидус молча закрыл дверь и собрался уходить.
— Снимай штаны, — сказала Эвелина.
— Как это? — спросил Лапидус.
— Снимай штаны, они грязные!
— Трусы тоже, — пробурчал Лапидус.
— И трусы снимай, — сказала Эвелина, опять надевая свои большие темные очки.
— Как это? — спросил Лапидус.
— Руками, — сказала Эвелина и добавила: — Быстрее, ехать надо!
— Как я поеду без трусов? — удивился Лапидус.
— Снимай, — сказала недовольным тоном Эвелина и внезапно наставила на Лапидуса маленький черный пистолетик, — снимай и садись, я кому сказала!
Лапидус покорно стянул штаны и огляделся вокруг. Никто не обращал на него никакого внимания.
— Я же сказала — трусы тоже снимай! — повторила Эвелина, — сиденье запачкаешь. Снимай и выбрасывай!
— А куда мы поедем? — спросил Лапидус, выбрасывая трусы вслед за штанами.
— Куда–нибудь поедем, — сказала Эвелина, — отмоем тебя, постираем, накормим…
— А как я поеду без трусов?
— На машине поедешь, — еще более недовольным тоном сказала Эвелина и вновь направила на Лапидуса все тот же маленький и черный пистолетик, — давай быстрее!
Голый Лапидус сел в машину. Эвелина опять сняла очки и внимательно посмотрела на лапидусовскую промежность.
— Чего он у тебя такой скукоженный? — спросила она, трогаясь с места.
Лапидус не ответил, он сидел голым в синей машине, машина ехала по улице, бегства не получилось, его поймали и вновь куда–то везли.
— На заднем сиденье сумка, — сказала Эвелина, — достань.
Лапидус достал с заднего сиденья большую пляжную сумку.
— Открой, — сказала Эвелина.
Лапидус открыл.
— Там полотенце, — сказала Эвелина.
Лапидус нашел большое пляжное полотенце в цветочках и достал из сумки.
— Прикройся, — сказала Эвелина, делая правый поворот.
Лапидус завернулся в полотенце и ему стало легче, хотя он был все такой же грязный и от него все так же мерзко пахло.
— Ну и воняет же от тебя, — сказала Эвелина, поворачивая влево.
Лапидус открыл окно и начал смотреть на улицу.
— Курить будешь? — спросила Эвелина.
Лапидус кивнул.
— Возьми, — сказала Эвелина, протягивая ему правой рукой пачку сигарет и зажигалку.
Лапидус закурил, вдохнул, выдохнул и снова посмотрел на улицу.
— Полдесятого, — сказала Эвелина, — надо торопиться.
— Куда? — спросил Лапидус.
— Мне звонить должны, — проговорила Эвелина, увеличивая скорость, — ровно в десять, надо успеть.
— А что дальше? — спросил Лапидус.
— Вот в десять и узнаем! — она снова повернула направо и Лапидус с тоской подумал, что лучше всего для него было быть съеденным аллигатором.
Лапидус 10
Лапидус опять бежал по пустырю, по той самой новостройке, и опять прямо перед ним, на каком–то мерзком шнуре, висел труп ободранного кота. Лапидус опять закричал, и эхо вновь подхватило его крик, усилило, бросило в стены и вернуло. Лапидус продолжал кричать, а потом опять побежал, не понимая, куда, не понимая, зачем, но чувствуя только одно — с него хватит!
Куча малолетних бомжей, малолетних придурков, каких–то ободранных, как труп кота, и измызганных существ с улюлюканьем в очередной раз встретила Лапидуса и в очередной раз в него полетел град камней, он опять закрыл лицо руками и опять начал пятиться. Внезапно он споткнулся о бетонный блок, упал и полетел куда–то вниз.
Лапидус вновь начал кричать, крик превратился в эхо, эхо срикошетило и в очередной раз исчезло в темноте. Лапидус глубоко вздохнул.
— Кошмары мучают? — спросила Эвелина.
Лапидус ничего не ответил и посмотрел в окно.
— Ты даже храпел, — сказала Эвелина.
— Куда мы едем? — поинтересовался Лапидус.
— Домой, — ответила Эвелина и повернула направо.
Лапидус посмотрел в окно, улица была знакомой и знакомыми были дома. Если они и ехали домой, то домой к Лапидусу. Ему опять стало душно, с такой скоростью они доберутся до его дома через пять минут.