- Так ведь вальдорфские школы - частные! (Артур.) Позвольте, но я всё же хотел...
- А-а-а... (Олег, разочарованно.) Расплодились, фашисты, в ельцинскую вольницу...
- Ну, это просто! (Евгений - Максиму.) Антропософы чем-то похожи и на рериховцев, и на родонитов сразу.
- Родонитов? Это что ещё за звери? (Максим.)
- Это последователи Андреева, конечно, сына, а не отца. (Евгений.) Хотя и отец был не подарочек для православия: один его 'Иуда Искариот' чего стоит. Или, например, 'Дневник сатаны'...
- Вы так смело мешаете родонитов с рериховцами? (Сергей.) Давайте вообще разберёмся, можно ли родонитов считать сектой! То есть не их самих, конечно, про них всё ясно, но есть ли именно в 'Розе мира' вероучительное еретическое зерно, или это просто какое-то недоразумение, какой-то мыльный пузырь и трагическая ошибка недосказанности? Вам известно, например, что Даниил Андреев под конец жизни принял православное причастие?
- Владимир Соловьёв под конец жизни тоже принял православное причастие, так что же, осанну ему петь? (Олег.)
- А кто здесь предлагает петь осанну Соловьёву? (Евгений.) Кажется, среди нас нет таких! Даже вот отец дьякон, при всём его духовном либерализме, симпатичном, но рискованном, не предлагает. Может быть, Елизавета предлагает?
- Хватит! - воскликнула Лиза и встала с места. Давно уже девушка держала руку на правом запястье, несогласная со всей этой 'высокоумью', и вот наконец прорвалось.
Подрагивая от гнева (или от страха?), она вышла перед участниками семинара и обрушилась на них своим девичьим голоском:
- Это невозможно слушать! Богомилы, ариане, монофизиты, теософы, деисты, антропософы, родониты, кто ещё? Вам самим не стыдно слышать ту ахинею, которую вы нагородили? Я девушка, я в ваших глазах, наверное, набитая дура, которая ничего не понимает в православии. Может быть, так и есть. А вы, вы - понимаете? Или только умеете жонглировать словами? Я вот убеждена, что вы не знаете сути ни одного, ни одного из этих слов! Кто-нибудь из вас видел настоящего монофизита? Разговаривал с живым арианином? Был на собрании родонитов? Хотя бы, может быть, переписывался с ними? Вы не знаете ничего, кроме ваших ярлыков, которыми вас набили под самую завязку, а вы продолжаете фаршировать ими друг друга! Распускаете перья эрудиции и ждёте себе аплодисментов! Артур предложил действие, решение, хорошее ли, плохое, но живое, настоящее! Так обсуждайте его, критикуйте, если хотите, но обсуждайте! Нет, вам интересней выяснять, чем теософы отличаются от антропософов! Может быть, вы и сами - какие-нибудь 'ософы'? Ортодоксологи! Христознатцы! Но не православные! С меня хватит на сегодня! До свиданья!
Подхватив со спинки стула свою лёгкую курточку, Лиза вышла из зала.
Артур хотел было броситься за ней, но Максим поймал его за руку, а православный писатель недоумённо выкатил на него глаза:
- Куда это Вы, Артур Михайлович? Мы обсуждаем Ваши предложения, и убегать просто неприлично, честное слово! Довольно и того, что у нас уже есть одна... вертихвостка! Но Вы-то, отец дьякон! Какой Вы пример всеобщей дисциплине подаёте в вашем качестве клирика РПЦ?
Стиснув зубы, молодой человек опустился в кресло.
- А с вертихвостками разговор должен быть короткий, - вдруг заявил Олег. - С ними вообще разговаривать не надо. Бойкот - и всё тут. Кто она, собственно, такая?
Как-то все разом зашумели, похоже, соглашаясь:
- Никто, конечно, никто, и звать её никак! Козявка!
- Сама в православии без году неделя, а туда же, раскрыла варежку!
- Мне это, братья, напоминает фильм 'Поп' с Сергеем Маковецким. Тоже там была одна такая пигалица...
- Святейший патриарх, кстати, благословил 'Попа'! Почивший...
- О покойных ничего кроме хорошего, но знаете, культ, который сложился вкруг господина Ридигера, при всём уважении к нему...
- Позвольте, а что же мы будем делать с мадмуазель?
- Ведь она нас всех оскорбила!
- Да не одних нас, а православие!
- Точно-точно!
- Всем нам в лицо бросила, что мы чуть ли не жиды и христопродавцы тут. Брат Евгений, это не в Вашу сторону...
- Что Вы, что Вы! Ещё Достоевский говаривал, что есть евреи и есть жиды. Рад оказаться в числе первых...
- Бойкот, конечно!
- Бойкот!
- Голосуем! Кто 'за'?
Руки взметнулись вверх. (Максим впрочем, воздержался.)
- Браво! Большинством!
- Вплоть до особого решения собрания, - прибавил Олег значительно.
Артур открыл рот и немного посидел в прострации. Затем заговорил:
- Видимо, благородное собрание ожидает от меня как от его секретаря, что я сейчас это запишу в протокол. Родные мои, вы что, офонарели? Вот здесь, в бланке, печатными буквами, чёрным по белому стоит: 'Рекомендации участников семинара Архиерейскому собору'. И мы сейчас в эти рекомендации запишем: 'Объявить бойкот Елизавете Зайцевой' - это вы хотите сказать? Вся православная Россия, может быть, ждёт от нас здравых мыслей и благих начинаний. Глаза тысяч и едва ли не миллионов православных обращены на нас как на те свежие головы, которые предложат бескровные пути внутренних преобразований Русской церкви. И мы 'бойкот Лизе' укажем в качестве пути преобразования Русской церкви? Я не ослышался?
- Отец дьякон сам неровно дышит в сторону нашей единственной участницы, - с улыбочкой заметил Евгений. - Но, дорогой наш Артур Михайлович, личные пристрастия ещё не дают Вам права пренебрегать волей большинства. Давайте уважать демократические процедуры! Давайте двигаться вперёд, в духовную Европу, а не назад, к сеновалу, на котором барин порол крепостных! Ваше отдельное мнение запротоколируем, не беспокойтесь. И про бланк Вы зря убиваетесь! Сейчас возьмём чистый лист и напишем отдельно...
Артур встал.
- Я вижу, что Лиза, при всей своей резкости, была не так уж и неправа, - заговорил он. - Чем мы сейчас занимаемся? Разве вопросами православия и иноверия? Кто дал нам право взаимно бойкотировать друг друга? Может быть, и анафематствуем девушку сразу?
Олег расхохотался крупным лошадиным смехом.
- Отлично сказано! - гаркнул он. - Анафему ей и на костёр!
- Я отказываюсь веселиться таким шуткам, - настойчиво закончил Артур, - и до тех пор, пока дискуссия не вернулась к теме дня, принимать участие в ней тоже отказываюсь.
- То есть Вы нас сегодня покидаете, отец дьякон? - картинно изумился Сергей.
- Если собравшиеся не изменили своего мнения - да, - подтвердил 'отец дьякон'.
- А дисциплина как же? Ответственность перед Отделом по делам молодёжи при патриархии штатному клирику РПЦ тоже неплохо бы иметь, как Вы думаете? - продолжал его пытать белорус.
Артур, скривившись, махнул рукой.
- Брось, Артурка, хорош! Садись назад! - подал голос Максим.
- Нет, Максим Петрович, не уговаривайте его! - возразил писатель. - А Вы, Артур Михайлович, должны понимать, что такое вот самовольное оставление дискуссии, особенно тематическим докладчиком, а ещё и всеми избранным секретарём заседания вдобавок - это неуважение к собравшимся. И эти собравшиеся к Вам тоже ведь могут применить меру бойкота, как бы нам это ни было неприятно! У нас здесь нет исключительных и незаменимых!
Артур пожал плечами.
- До свиданья, - сказал он просто, прежде чем выйти.
XIX
Дождь лил не переставая, мелкие брызги мешались теперь с крупными каплями, так что Артур успел промокнуть, дойдя до третьего гостевого домика.
Лизы не было в её комнате. Убежала с хутора? Куда ж тут убежишь, если лес кругом? Даже и не верится, что они в Подмосковье... или не в Подмосковье вовсе? Максимка ещё вечером понедельника совершил разведку, час шёл пешком по дороге, по которой они сюда приехали, и никуда не пришёл, так и повернул назад несолоно хлебавши. И в такой дождь убегать? Безумие. Всё же молодой человек решительными шагами направился к будке охранника.
Нет, никто не проходил, сообщил ему охранник.
Куда же она могла запропасть? Вот разве что в храме поискать её?
Да, девушка была в храме, но не в главной части, а в ризнице. Хоть свет за дверью ризницы и не горел, Артур замер, расслышав сдержанные всхлипывания и, посомневавшись, толкнул дверь, осторожно вошёл.
- Кто здесь? - полетел ему навстречу быстрый тревожный шёпот.
- Это я, - шепнул он в ответ. - Не бойтесь.
- Вы, правда? - обрадовалась Лиза. - Я не боюсь, но света Вы всё-таки не зажигайте. Я сейчас, наверное, страшная как смертный грех. Растрёпанная, глаза красные... Идите сюда, на голос. И садитесь рядом, прямо на пол, как я. Если Вас это не шокирует, конечно, и если Вам меня жалко хоть на две копейки! Почему Вы сразу не пришли?
- Потому что мне внушали, как постыдно диакону православной церкви оставлять собрание в минуту тягостных раздумий о судьбах Родины. Вам, кстати, объявили бойкот.
- Бойкот? Не очень то и огорчилась! Хотя это как посмотреть, конечно... Ужин, например, мне сегодня дадут?
- Это не от них зависит, Лиза! - Артур почти рассмеялся. - Ещё пока не участники семинара заправляют в столовой!
- Тогда какое мне дело! - девушка шмыгнула носом. - Всё: я уже успокоилась, почти. Про бойкот - неудивительно: странно, что не раньше... Как я вообще решилась сюда приехать?
- В 'логово православия'? - улыбнулся молодой человек.
- Д-да... Я ведь должна была ожидать того, что... Отец дьякон, Вы...
- Зачем так официально?
- ...Вы можете мне пообещать кое-что? Вы сможете сейчас забыть на полчаса о том, что Вы - отец дьякон?
- Легко.
- Мне не нравится это Ваше 'легко', в котором я кругом получаюсь виноватой. Я, выходит, заставляю Вас 'легко' забыть Вашу веру...
- Мою веру? - удивился он. - А не Вашу веру тоже?
- А Вы помните, о чём спросили меня вчера? Теперь слушайте, слушайте! Вы знаете, что такое Мурманск? Нет, Вы не знаете, что такое Мурманск! Мурманск - это город за полярным кругом. Это - полгода небо без солнца. Это девять месяцев зимы. И это тоска, тоска, тоска! Впрочем, и в Мурманске живут люди, даже хорошие, культурные люди. Так я думала, поступив в университет. Один молодой преподаватель мне был особенно симпатичен. Я ему тоже, уж это само собой. Всё завертелось-закрутилось... У него была жена. Я узнала это задним числом, уже после того, как... ну, Вы поняли. Я, я, я была кругом виновата в той истории, потому что, несмотря на восемнадцать лет, на симпатичную мордашку и на то, что называется 'Играй, гормон!', нужно иметь и голову на плечах. У меня хватило ума понять это и остановиться первой. Я даже покаялась его жене, тоже молодой ещё женщине, ревела у неё на плече... Тогда, впервые, я задумалась о религии, попала в клуб для православной молодёжи. Работала с какими-то детдомовцами, лекции слушала, торговала свечками, участвовала в назидательных спектаклях для школьников - уже забыла, какой именно я грех изображала. Любострастия, не иначе... Это шутка, конечно: разве можно школьникам про любострастие? Даром что они все ищут в Сети голых баб с двенадцати лет... А мы будем притворяться, будто десятый век на дворе! Это я сейчас такая умная, а тогда помалкивала, конечно. Меня ставили в пример другим, хвалили как образцово-показательную юницу. А ответов на самые главные, самые жгучие вопросы жизни - 'Как жить?', 'Зачем жить?' - ответов на них по-прежнему не давали. Я обратилась с этими вопросами к батюшке, достаточно известному в нашем городе. А батюшка... полез мне под юбку.
- В самом деле? - испугался Артур.
- Нет, нет, не буквально! Просто прозрачно намекнул, что хотел бы со мной встретиться в более располагающей обстановке...
- Вам просто не повезло, может быть? Не все же клирики такие...
- Может быть. А может и не быть. Другие девочки тоже кое-что мне понарассказывали... Тогда я подумала: будь всё проклято, иди всё к чертям собачьим! Вам неприятно такие слова слышать от молодой девушки? Немудрено. Решила: вырвусь из Мурманска, завоюю своё место в жизни, восторжествую над всеми! Буду, как моя тёзка, Лиза Хохлакова, смотреть на чужие мучения и кушать свой ананасовый компот. Гадко Вам? Гадко, да? Я осталась в православном клубе просто ради надежды на 'продвижение', пусть даже микроскопической. Если бы за мной приехал принц на белом коне, красивый, богатый и дурачок впридачу, неужели Вы думаете, что я бы в православии задержалась хоть на день? Но богатого дурачка не было, и вот, я написала сочинение на конкурс, победила (как - хоть убейте не пойму), умудрилась поехать на семинар, где собрали 'сливки православия'. И в окружении этих сливок на третий день скисла. Удивляюсь только, что так долго продержалась. Я не православная, Артур! Даже не крещёная, вообразите. Я всего лишь маленькая, наглая, вздорная, испорченная карьеристка. Неудивительно, что здесь меня так быстро развенчали. Что Вы мне теперь скажете, отец дьякон? Ах, жаль я не вижу Ваших глаз и молний презрения, которые из них сыплются!
- Протяните руку, - попросил Артур.
- Зачем? - совсем по-детски испугалась девушка, которая только что выговаривала такие 'взрослые' слова.
- Протяните, не бойтесь.
Лиза боязливо протянула руку, и он, найдя эту руку на ощупь, вложил в неё свои чётки, снятые с левого запястья.
- Пересчитайте бусины, - предложил он.
- Что это за аскетическое упражнение такое? Епитимью на меня накладываете? А что повторять? 'Спаси меня, Боже, дуру грешную?'
- Ничего повторять не надо, просто пересчитайте.
- Один, два, три, четыре... Десять, двадцать... Сто... Сто восемь. Не поняла: почему сто восемь? Это ведь... какое-то восточное число? И, кстати, почему у Вас кисточка вместо крестика?
- Вы помните моё вчерашнее публичное признание, Лиза, над которым Вы смеялись едва не громче всех?
- Неправда, не громче всех! И мне в итоге стало стыдно, потому что... А-ах! - выдохнула она, сложив одно с другим. - Так Вы - не шутили? Это - буддийские чётки?
Оба помолчали с полминуты.
- А ещё я слышала, что в православии чётки не дают посторонним людям в руки, - проговорила девушка тихо.
- Поверьте, что у нас точно так же, - ответил ей Артур.
- Я рада, что свет выключен, а то бы Вы увидели, как я краснею. Удивительно, что я не потеряла способности краснеть, я, такая...
- ...Многоопытная и порочная женщина?
- Не смейтесь, не смейтесь надо мной! По голосу Вашему слышу, как Вы улыбаетесь! Я хотела бы... Мне хотелось бы поехать с Вами в Петербург, пройтись по Невскому проспекту, увидеть Эрмитаж, посмотреть на летние ночи, где 'прозрачен воздух и светла Адмиралтейская игла'. И, может быть, даже задержаться на несколько дней... Это всё очень нескромно, да?
- Почему только на несколько дней?
- А потому что... давайте не будем ничего загадывать сейчас! Нам ещё нужно выжить здесь до конца семинара в компании борцов за истинную веру. Чем-то это кончится? Если мы переживём эту 'светлую седмицу', если к воскресенью нас не съедят, вот тогда - тогда давайте мечтать!
XX
К ужину Артур опоздал и обнаружил, что Лизу 'отсадили' за отдельный столик, отсоединив от большинства. Он подсел к ней.
- Не разговаривают с Вами?
Та передёрнула худыми плечиками.
- Вот Вы же со мной разговариваете? - ответила она вопросом. - А их я ещё и слушать не хочу!
- Может быть, зря Вы тоже - так? Этак ведь все перессоримся
- Не я первая начала! Пожалуйста, Артур, не нужно...
- А на вечерние молитвы Вы придёте?
- Нет! - Лиза даже испугалась. - Меня ведь ещё выгонят, чего доброго.
- Невозможно и невероятно выгнать человека из храма!
- И всё же нет, благодарю. Много мне чести. Вам-то что? - склонившись к нему и лукаво улыбаясь, она прошептала: - Вы так близко к сердцу принимаете своё дьяконское служение?
- Сказать Вам правду или нет? - задумчиво ответил Артур. - Я не могу здесь переделать всех под себя, оттого считаю меньшим злом переделаться под всех. И, как бы странно ни звучало, считаю, что лучше читать непривычные для меня молитвы, чем остаться без всякой духовной основы вовсе, особенно перед лицом тех сложных задач, которые церковь, пусть и не моя, поставила перед нами всеми.