-- Нет.
-- Вы видите меня?
-- Нет.
-- А...
-- Меньше слов, больше дела. Временя уходит.
Короткие гудки в трубке - вызов завершен.
Я заскрипел зубами в бессильной ярости. Швырнул трубу сиплому и сунул пистолет в карман.
-- Значит так - я нахожу ее, забираю то, что принадлежит вам и привожу.
-- Ты не понимаешь, -- почти застонал сиплый, -- это не вещь, ее нельзя просто так забрать...
-- Не понимаю. -- Прорычал я ему в лицо, -- Что значит не вещь?
-- Парень, -- лихорадочно шептал сиплый, -- найди Нику, и привези ее, а потом, я тебе клянусь - Богом, душой, матерью, за кружкой пива, ты же любишь пиво? - я видел у тебя в пакете, там в арке, сикалку, я тебе все обстоятельно обскажу, а сейчас, это просто нереально - времени не хватит.
-- Что, что она вам должна? -- Я тряс его за грудки, брызжа слюной и яростью в лицо. -- Что? Отвечай, падаль.
-- Память, память! -- Сиплый почти орал. -- Что, тебе легче стало?
Это простое слово память, меня неожиданно успокоило. Память, ну что же память, так память.
Я отпустил сиплого:
-- Ладно. Куда она могла поехать?
-- Если бы я знал, -- лицо Кая скривилось как от боли.
-- Может он знает? -- я кивнул на зашевелившегося Санька.
-- Откуда?
-- Бля!
Что делать? Что делать? Где искать эту полоумную девку?
-- У нее квартира, -- еле ворочая языком проскрипел Санька, -- где-то на улице Горького, почти рядом с площадью.
-- Откуда знаешь? -- сиплый помог подняться напарнику.
-- Болтали как-то, -- Санька сплюнул на снег и поморщился, -- она сказала, от тетки досталась, только она в ней не живет, центр не любит. Снимает хату где-то в Печерах.
Я закружился вокруг парочки, лихорадочна бренча мозгами.
Значит так - я посадил ее на 138 маршрут, конечная у него как раз на площади Горького. Ни в какие Печеры он не идет, это я точно знаю, после института, я год на нем до работы добирался. Ей надо было на метро. Одна ветка до Сормово, другая до площади.
Она поехала на Горького, зуб даю. На маршрутке ехать сорок минут, если пробки перед мостом не будет, с ней весь час. На метро - минут пятнадцать-двадцать, край двадцать пять, это если состава не ждать. Я взглянул на часы 20.00. Пробок нет. Тремся мы минут 10, не больше.
Я заскрипел зубами. Время, время уходит.
Я нервно сжал кулаки.
-- Значит так. Номер свой давай. -- Обратился я к сиплому.
Тот продиктовал, я забил цифры в память своей старенькой Нокии.
-- А теперь слушайте, болезные. Я нахожу ее, привожу к вам, вы забираете у нее то, что принадлежит вам, а потом везу ее домой. Ясно?
Кай с Саньком закивали.
-- Все будьте готовы, я брякну как только найду ее.
Санька смотрел вслед бегущему к метро парню.
-- А ты сам не можешь ее найти, с помощью этой своей способностью, а, то вдруг он облажается? Жалко Нику.
-- Я не пес, по запаху людей искать? Я другое чую. А когда ходокс чужой подсадкой, да еще стольких людей, это... -- Кай замолчал подбирая слова, -- это как если овчарку заставить по следу сразу десятерых идти. Такое возможно?
-- Думаю, нет.
-- Думает, он. Ты бы лучше думал, когда в арке быковать начал.
-- Да ладно Кай, он мне второй зуб уже выбил.
-- Радуйся что только второй. Нет, я пахану доложу, что это из-за тебя такие качели случились. Последний раз я с тобой на подхвате работаю.
Санька обижено запыхтел, ощупывая разбитое лицо.
-- Думаешь найдет ее?
-- Этот? Этот найдет.
-- А ты значит нет?
-- Куда мне старому.
-- Ну конечно, когда мы ему адресок слили, тут бы и я нашел.
-- Иди ищи, валенок деревенский, может пахан зачтет.
Но Санька остался стоять на месте.
3
Влетев на станцию я рванулся к кассам.
-- Два, нет три жетона.
Нам еще возвращаться.
Едва турникет с лязгам проглотил жетон, как станцию наполнил гул подходящего состава. Я рванул вниз по лестнице, только бы состав на нужную мне ветку, только бы на нужную, а то следующего минут десять ждать.
Я успел заскочить в последний вагон, а вот посмотреть по какой ветке идет электричка нет.
Вагон полупустой. Я подсел к средних лет, хорошо одетой женщине.
-- Пародон, мадам, -- я нервно осклабился, блин, зря это я, еще напугаю ее, и точно женщина посмотрела на меня с испугом, -- я просто хотел узнать мы до Горьковской едем?
-- Мы? -- Дама испуганно заморгала.
-- Я имею ввиду поезд, -- уточнил я.
-- Да, -- она быстро и часто закивала.
-- Спасибо.
Я вежливо поблагодарил, и на всякий случай перешел в другой конец вагона. А то мало ли, с испугу к мусорам на станции обратится, а у меня и времени нет и ствол на кармане.
Я развалился на сиденье, внезапная усталость от нервяка, навалилась на меня тяжелым удушливым одеялом.
Ехать двадцать минут, есть время привести мысли в порядок и как следует все обдумать. Я ощутил как во мне сейчас борются два, по сути своей противоположных, но одинаково сильных чувства. Как два желания рвут мой дух на части, словно взбесившиеся кони.
Первое это страх. Страха такой силы я не испытывал ни тогда, когда лежал за печкой и слушал напевные сказки матери о леших, русалках, Кощее бессмертном и прочей нечисти; ни тогда, когда я впервые, со старенькой дедовской берданкой, пошел с отцом в лес; ни тогда, когда подростком, один, через пол страны добирался из лесного хутора в огромный мегаполис; и даже все мои полукриминальные приключения не вызывали у меня такого ужаса какой я испытывал сейчас, влипнув не просто в крутое дела, а в такое, которое может стоить мне жизни.
Второе - азарт и возбуждение. Небывалое ощущение жизни оттеняло ужас бьющийся в теле.
Никогда я еще не чувствовал себя столь живым - материальным и одушевленным. Ни тогда, когда я стоял над тушей собственноручно подстреленного матерого секача. Ни тогда, когда слушал исповеди тех, кто подвозил меня когда я рванул из отчего дома, аки птица, на волю. Ни первый мой любовный опыт, как платонический, так и плотский, и рядом не лежал по жизненному заряду гуляющему сейчас по телу.
Желание чтобы вся эта круговерть закончилась и я оказался в теплой постели рядом с податливой и готовой на все Ташей, боролось с жаждой испить чашу знаний нового приключения до дна, испить и прикоснутся к чему-то неведомому, лежащему за гранью моего бытового понимания, такому удивительному и никак не укладывающемуся в рамки обыденного.
Это же надо - память она им должна. Я криво ухмыльнулся. Память, а, что он имел ввиду под этим? Воспоминания? О событиях? Людях? Знаниях? Чувствах? Или... Но тут мои мысли оборвал динамик прохрипевший название нужной мне станции.
Я опережал Нику минут на десять, самое большее на пятнадцать. Минус две минуты, что я затратил на дорогу от метро до автобусной остановки. Итого - время было.
Минуты сменяли друг друга, а Ники все не было. Мимо меня, на круг, ушел уже третий канареечного цвета Пазик с неоновым номером 138 на лобовом стекле.
Я вспотел от напряжения, хоть до этого мерз, температура опускалась все ниже.
Сколько у них там вечерний интервал? Минут семь - восемь? Она должна была уже подъехать. Или сошла по дороге? Или раньше приехала? Нет не могла, запас времени у меня был. Или это я ее прозевал? Нет, не мог, на конечной выходило не так много людей, чтобы затеряться в толпе.
Поначалу я кидался к каждой подходящему маршрутному такси, но люди на остановке стали нехорошо на меня поглядывать и я прекратил суету - встал чуть сбоку от остановки и принялся наблюдал за приезжающими.
Четвертая маршрутка ушла от остановки, так и не привезя нужного мне человека. Я нервно принялся грызть ноготь на большом пальце, вот это совсем нехорошо, в бессильной злобе я до хруста сжал зубы. Но вслед за отошедшим Пазиком, почти сразу к остановке подошел следующей, и я расслабленно выдохнул. Ника была в нем. За светящимися окнами салона я разглядел ее силуэт, с растрепанными волосами и поникшими плечами. Подавив желание бросится к автобусу, я отошел вглубь тени падающей от остановки.
Нога за ногу, еле передвигая ногами, девушка выбралась из салона и пошатываясь пошла прочь от автобуса. Я обождал немного и пошел следом, решив не подходить к ней сразу. Мало ли чего она учудит, Ника была не в себе, а народу кругом много. И он, народ в смысле, может неправильно меня понять - чего это здоровенный лоб пристает к девушке, и патрульных вызвать, а это, ни мне, ни Нике не надо.
Пройдя вдоль матово светящихся витрин Ника свернула в полутемный переулок. Я неслышной тенью следовал за ней, и только дав девушке углубиться во тьму дворов, я догнал ее и пристроился рядом. Она шла низко опустив голову, волосы закрывают бледное лицо, руки безвольно висят вдоль тела. Ника никак не реагировала на мое присутствие. На ходу я заглянул ей в лицо. Глаза пустые, лицо обвисшее, словно стекшее с костей вниз.
Дела! Да она похоже совсем в ауте. Как на ногах только держится?
Я осторожно прикоснулся к ее плечу, позвал негромко:
-- Ника.
Она остановилась и посмотрела на меня. Через пару секунд в глазах, вялых словно у снулой рыбы, появилось осмысленное выражение, а на губах возникла и исчезла тень улыбки.
-- П-п-п-ривет, -- голос запинающийся и безжизненный.
-- Привет. -- Я покивал. -- Ты как?
Блин, какой глупый вопрос. Будто не видно, что она совсем никак.
-- Что-то, совсем плохо. Мысли путаются, ничего не понимаю. Кто я, куда иду? А тебя увидела и вспомнила - мне домой надо.
Она снова попыталась улыбнуться:
-- Проводишь?
Я кивнул и сказал:
-- Ника, тебе привет от Кая с Саньком. Ты таких помнишь?
Она стояла передо мной покачиваясь и переминаясь с ноги на ногу, глаза вновь сделались пустыми как у дауна.
-- От кого? -- Она наморщила лоб. -- Как ты сказал?
-- Кай и Санька.
В глаза ее начала возвращаться жизнь.
-- Да. Мне надо закончить дело.
Я стоял, сжимая в руке мобильный телефон, готовый в любой момент набрать номер Кая. И сам не понимал - почему медлю.
-- Сколько времени? -- Глаза ее стали совсем живыми и осмысленными.
Я бросил взгляд на дисплей телефона:
-- Скоро девять вечера.
Ника закрыла глаза, а потом произнесла непонятное:
-- Времени до полуночи должно быть. Почему так быстро? Почему подсадка такая агрессивная?
-- Ника, меня послали за тобой. Кай и... -- я не знал как зовут их главного, и повторил за Каем, -- пахан, я не знаю...
Она открыла глаза, крепко ухватила меня за отворот куртки и зашептала лихорадочно:
-- Ты поможешь мне Фил, поможешь?
-- Именно за этим я здесь.
Я взял ее ладонь в свою. Какая же она меленькая и холодная.
-- Я отвезу тебя, и ты отдашь...
-- Нет, нет, слишком поздно, мы не успеем.
Она вцепилась в меня второй рукой, и подтянула меня к себе так близко, что я почувствовал горько-ментоловый вкус ее дыхания:
-- Они не успеют и я... я умру, даже хуже, понимаешь? Я видела это. То что происходит с ходоками растворившими в себе подсадку. Это много хуже смерти.
-- Хорошо, хорошо, -- я обнял ее за плечи, -- я помогу тебе, говори что надо делать.
-- Ко мне, пойдем ко мне, там я все сделаю. Тут близко.
Идти и вправду оказалось недалеко. Буквально несколько домов и мы у подъезда старого, выкрашенного в грязно-серый цвет, дома.
Ника зашарила по карманам джинс. Связка из трех ключей - большого, желтого как от старых врезных замков, совсем маленького, видимо от почтового ящика, и таблетка электронного - от домофона. Дрожащие пальцы не удержали ключи, и они стремительно полетели ей под ноги.
До того как ключи упали в грязи, Ника успела слабо ойкнуть, а я поймать связку у самой земли.
Пиликнул электронный замок и мы вошли в полутьму подъезда. Тут силы окончательно покинули Нику и она начала оседать, съезжая спиной по грязной стене. Я подхватил ее на руки.
-- Третий этаж, дверь направо. Пожалуйста поторопись.
Я пулей взлетел к нужной квартире. Дверь старая, деревянная и обшарпанная, с оплавленным пластиком полукружья глазка. Ключ вошел в замочную скважину, один поворот, второй и мы в квартире.
Я пронес Нику через короткий отрезок коридора в комнату.
-- Выключатель слева, -- голос еле слышен.
Я опустил девушку прямо на пол. Скинул куртку и нашарив рычажок выключателя опустил его вниз. Комнату залил тусклый и противный желтый свет. Я глянул вверх, с солидного, высотой ни как не меньше трех метров потолка, свисала лампочки Ильича. Вот уж не думал, что кто-то еще пользуется лампами накаливания. Видно Ника бывает здесь редко.
Я склонился над девушкой. Выглядела она еще более скверно чем на остановке. Кожа мертвенно-бледная, словно похоронный саван, лицо все в мелких капельках пота, дыхание частое и прерывистое.
-- Ника, что делать?
Я потряс ее за плечо. Веки дрогнули и приоткрылись. Взгляд блуждающий.
-- Ника, соберись, -- я приподнял ей голову и отер ладонью лицо. Пот не просто холодным, он был ледяным.
-- Да, -- глаза ее наконец открылись. -- Там в комоде...
Я оглянулся, за моей спиной высилась старинная горка.
-- В левом... верхнем... ящике.
Я осторожно положил ее голову на грязные доски пола и бросился к горке. Рванул на себя ящик гадая, что мне нужно. Искать долго не пришлось. В ящике лежал всего лишь один предмет - завернутая в бархатную тряпку тяжелая многогранна призма зеленого стекла.
-- Ника, слышишь, давай соберись. -- Я вновь приподнял ей голову, а затем сев на пол устроил ее у себе на груди в полусидячем положении. -- Давай, твою мать! -- Заорал я, гладя ее по щекам и видя что она никак не реагирует. -- Что делать? Девочка, да очнись ты.
Я встряхнул Нику за плечи, ее голова замоталось на шее словно на ниточке. Я испугался что сломал ей что-нибудь, но встряск помогла. Она открыла глаза - медленно и мучительно.
-- Держи. -- Я вложил в безвольно-вялые и холодные пальцы призму. -- Что делать?
Ника сглотнула, провела сухим языком по растрескавшимся губам и прошептала:
-- Не так, под лампу пересядь.
Я послушно, с ней на руках, передвинулся под лампочку.
-- Смотри в нее.
Девушка глядела на меня сквозь зелень стекла, поворачивая призму то одной гранью то другой. Я видел как ее глаз, то увеличивался, то уменьшался, а потом ребро призмы отразило тусклый свет лампы ослепительным зеленым лучом.
Луч вошел мне в глаз и сознание затопила боль, острая словно грань стеклянного осколка. Боль появилась и исчезла, оставив в глубине головы ощущение тяжелого металлического шара. Казалось он юлой раскручивается в мозгу.
Ника обмякла в моих руках. Призма выскользнула из разжавшейся ладони и откатилась к стене. Я не удержал, ставшей вдруг тяжелой, голову, и ткнулся лбом ей в макушку. Шар в голове продолжал раскручиваться.
Хрясь!
Дверь, вышибленная сильным ударом, распахнулась.
В комнату кто-то шумно ввалился. Меня швырнули на пол, и выдернули Нику из моих рук. Голова была не при подъемной, все что я смог это посмотреть на вошедших. Двое, в кожаных куртках, уносили потерявшую сознание девушку из комнаты. Надо мной замаячил кто-то высокий с белыми, забранными в конский хвост волосами, облаченный в кожаный двубортный плащ и кожаные брюки со шнуровкой по бокам. Я начал подниматься рыча что-то невнятно-угрожающее. А потом этот кто-то поднял ногу и с силой опустил ее на мою голову. Шар в голове взорвался гранатой и меня накрыла тьма.
Свет возвращался рывками, неся боль, но не ту режущую, что пронзила мою голову зеленым лучом из призмы, а привычную, какая бывает после неудачной драки. Над головой раскачивалась лампочка. Я лежал на спине, неловко подогнув под себя ноги. Болела голова, лицо, особенно нос. Я пощупал его. Беззвучно выругался. Этот белобрысый урод, таки своротил мою гордость.
Я зажал нос обеими ладонями.
Ха!
Резкий поворот. В голову опять вошла боль. Вошла и... вышла. Нос встал на место. Я сглотнул. Сел. Голова кружилась, но ощущение тяжелого шара в голове прошло.