- Ну да, мы должны быть блогодарными и прежде, чем ожидать эти блага от кого-то, нужно эти блага дарить. Сажать в землю, пускать хлеб по водам...
- Да ,да, но в данном случае нужно было во-первых, дать благо отцу. Уважение и понимание его требований. И тогда, не знаю,как с женихом и с его соловьями -если тут живой отец со своими этикетами- приевшаяся древность ; но тогда бы, хоть из дому не выгнали-б.
- Н-да, княжна, мысль хоть и не нова по сути, но в этом вашем исполнении...
- О Боже, Аркадий, исполнении! - передразнила она- хватит кривляться; - она досадливо поморщилось; - пусть безо всяких там теологических терминов, но я излагаю все внятно и просто, по-моему. Но что я хотела сказать вам тем: что я может и ничуть не лучше её , поскольку меня в этом, чуть прибранном хлеву, мутит непрестанно и я ничего не хочу знать о причинах - почему произведя меня на свет в достоинстве княжны, меня не снабдили чулками в должной мере, чтобы мне их не штопать; извините, ради Бога. Это гротеск, конечно; я думаю, вы понимаете меня. Но я всего лишь женщина, Аркадий, и не я сама себя придумала и сделала.
Я люблю жизнь, но не хочу такую. Я очень хочу есть, но я не хочу ЭТО есть. Я не хочу убивать, чтобы есть, и не хочу этому учиться. Ну хватит, Аркадий; -она внезапно отвернуась от меня к океану: - это погода, она что- то сегодня ужасно на меня действует. Я вся как в ознобе.
- Вы не больны ли, Льси? - обошел я её, стараясь поймать её взгляд.
- Да нет же, Аркадий, не беспокойтесь:- она отворочивалась от меня:-просто нервы; какой вы, право. Пойдем те уже. Сестра, наверное, волнуется. Я вернулся к себе, проводив княжну. Таким образом, настроение моё Люси хоть и не подняла, но все же сумела разбавить мою горечь-уже своими переживаниями.Мне было жаль уже и её, а от этого я, почему-то, внутренне только усилился.
Хотя, конечно, признаюсь, удивляла она меня все более и более.
Артур Всеволодович и Алиса Ниловна увиделись только за обеденным столом и держались подчеркнуто вежливо, но определенно на дистанции. По виду барона можно было заключить, что он порядком пресытился уже всеми нами, тяготился нашими интригами, заботами, проблемами и смотрел на нас, как на досадное недоразумение. Он обзавелся кучей знакомств и казалось, что только из-за тягостного ему чувства такта и приличия, по отношению к нам, он встречался с нами за едой.
Вечером Артур Всеволодович зашел ко мне и попросил известную фотографию:
- Надо положить этому конец. Я хочу проставить все точки над"╕".
- Я тоже, думаю, что это единственный верный путь в данной ситуации; - только и сказал я.
Он попросил меня занять Люси вечерней прогулкой, чтобы иметь возможность побыть с Алисой Ниловной "tet a tet".
Я, конечно, согласился. "Платой" за это был его следующий пересказ.
На прямой вопрос Артура по фотографии, она так же прямо подвердила, что это её отец- Нил Григорьевич Сатия:
- Что же вы хотите теперь? Покаяться за своего папеньку? За его неудавшееся убийство? Или уж, вместе с тем, вернуть еще и украденный им перстень, снятый с предположительно убитого моего отца?
У Артура перехватило ото всего того дыхание. Его натурально бросило и в жар, и в холод. Он только что и смог, облизать, крайне пересохшие вмиг, губы: - Не понял?
- Чего вы, милейший, не поняли? - Кто так смог вас запутать, так все перевернуть вверх ногами?
До этого момента , Артур стоял пред сидевшей в кресле княжной. Теперь же та встала: - Довольно; - черные глаза её светились гневом и презреньем:- Довольно, Артур Всеволодович; не портите свою арийскую породу ложью. Довольно. Оставьте меня и перстень себе оставьте. Он вам явно пригодится. Вы там как-то, помню, одну байку рассказывали про вашего отца; о том, как тот перестень, якобы, спас вашего отца в одной, якобы, загадочной ситуации. Так вот, эта история совсем не загадка, а всего лишь чудовищная по своей вероломности ложь вашего родителя- убийцы. Что ж, у вас, у самого скоро будет возможность проверить на прочность ту историю с каменем.
Артур Всеволодович с минуту был в оцепенении, с приоткрытым ртом. В голове поднимался, нарастал какой-то жуткий шум. Он молча и медленно повернулся от неё, подняв руку, словно защищаясь от каких- то незримых ударов и сделал несколько неуверенных шагов к двери.
- Княжна,- на секунду он повернулся на выходе:- Это чудовищно. Это чудовищно.
Я увидел его и узнал обо всем этом уже двумя часами позже, когда он зашел ко мне после ресторана.Он был достаточно пьян.
В конце своего сбивчевого рассказа, он с негодованием сорвал перстень и просил меня передать его ей. Перстень я взял, понимая, что в таком состоянии ему будет трудно что- либо объяснить и намеревался вернуть ему его утром. Сердце моё разрывалось.
Вся моя сказка- жизнь на глазах расползалась по швам, обнажая что-то грязное и с крайне неприятным запахом.
Оставив Артура в холле, я бросился к княжне. Не смотря на столь поздний час, я стал стучать. Но они еще не ложились.
- Вы с ума сошли, Аркадий? - Глаза Алисы Ниловны не сулили ничего доброго:- что случилось?
- Умоляю вас, выслушайте меня, княжна. Она молча запустила меня. Люси смотрела на нас большими испуганным глазами.
- Люси , иди ложись.
Та молча пошла в спальную комнату. Когда за ней прикрылась дверь, Алисы Ниловна вопросительно вскинула на меня глаза.
- Княжна, я не могу спокойно смотреть на ваши страдания с моим старшим другом , если мне будет позволительно так сказать с моими немногими летами. Но вы должны верить ему, потому как всему тому был свидетелем мой отец, спасший его родителя, когда тот был ранен в горах. Умоляю вас, княжна, зачем вам эти древние ошибки древних? Вы любите друг-друга - это главное.
Зрачки Алисы Ниловны заметно сузились. Она молчала, после медленно повернулась ко мне спиной: - Довольно, Аркадий. Вы молоды. Вы еще можете поверить в сказку. Верьте. Любите, любите, Аркадий,дай вам бог подольше оставаться таким, не взрослейте, как можно дольше. А нам с Артуром уже поздно. Мы слишком запутались в этих преступлениях, во лжи отцов наших древних, как вы сейчас метко заметили.
- Бога ради, опомнитесь;- перебил здесь я ее:- о чем вы говорите? Ведь вы же хотели, чтобы он был с вами, ведь вы хотели чтобы он плыл с вами в Америку! Вы предаете свое сердце!
- Аркадий,- она повернулась ко мне лицом. Глаза её уже не пылали, теперь они скорее казались мне какими- то мутными: - Я его везла для отца. Я любила Артура, да. Или думала, что любила. Но после того, как мой отец, приехав в Петербург, рассказал мне о проделках его папаши- как тот на Кавказе продырявил его пулей сзади, из-за одного индийского перстня, я, конечно, прекратила всяческие с ним снощения. Но после того, как тот опять пред новым годом появляется в городе и как-будто, на зло, щеголяет повсюду с этим камнем, да еще, сидя у нас в доме, разукрашивает перстень сказками "1000 и одной ночи",у меня терпение лопнуло.
Видите ли, Аркадий, я очень люблю своего отца; и я положила себе на сердце вернуть ему его вещь. В этом я видела волю провидения в данном случае. Но здесь у отца вдруг возникли большие проблемы и когда Артур увязался за нами, я решила доставить перестень в этом чудном футляре- на руке сына похитителя. А там уж их разъеденить- либо добровольно с раскаянием, либо... впрочем этим "либо" я себе голову не забивала. Такой футляр мне был не нужен.
Алиса очень глубоко вздохнула и некоторое время держала дыхание: - Аркадий, идите к нему. Оставьте меня. Будьте при нем, если любите его. Идите Аркадий. Я вышел и понял, что такое- ватные ноги. Я сопереживал Артуру, жалел её, седце моё ныло так ,что защипало в глазах, и я испугался расплакаться как мальчишка. С минуту я простоял у закрывшейся двери, облокотившись о панель, пытался справиться с собой, как вдруг в ужас меня поверг и вмиг вернул меня к действию дикий женский вопль - рёв за дверью. Что-то с треском упало и разбилось. В то же мгновение я уже опять барабанил в дверь.
Этот жуткий вопль, впрочем, тут же оборвался и чрез несколько времени уже ровный голос Алисы Ниловны спросил по - французки:
- Кто там?
- Это, я, Алиса Ниловна, что случилось?!
- Подите вы к черту, Аркадий, пока я не пришибла вас чем-нибудь: - вновь заревела она уже по-русски.
Я чуть ли не отскочил от двери сразу на несколько шагов и направился к себе. Но не прошло и минуты, как вдруг меня бросило вперед и я чуть ли не лбом налетел на чью -то дверь. Хорошо, что она была заперта. Но отовсюду раздался некий шум и я понял, что здесь упал не только я. Поднявшись на ноги и растерев плечо и голову, я наблюдал, как открываются двери кают с вопросами премущественно на английском.
Заглянув к себе и к Артуру, и не найдя его, я решил выйти на палубу. Там уже были люди, но всё пока было тихо. В воздухе лишь перефразировалось: "что случилось? ".
Бродя в поисах Артура по палубе, я уже понял, что произошло: говорили, что страшного ничего не случилось - корабль всего лишь задел айсберг.
Тем временем я увидел Артура, беседовавшего с каким-то господином в пенсне в тени у левого борта. Я сразу вспомнил тех двоих, с которыми тот встречался за день до того и потому решил обождать в стороне. Было видно, что Артур вёл себя крайне развязно, даже как- то раз взмахнул руками, что-то увлеченно жестикулируя- пытался остановить, видимо, желевшего уйти, собеседника за плечо. Тут, не заметив меня в тени,мимо прошел к ним рыжий субъект в кепи и я окончательно утвердился в своем верном опознани их.
Я интуитивно двунулся следом, шагах в пяти от него.
- Жорж, это айсберг; лучше не придумаешь,- сказал тот приблизившись к ним, и на миг, буквально, глянув по сторонам, в то же самое мгновение своего последнего слога, одним мощным броском перекинул Артура за борт. В руке рыжего я на секунду заметил блеск лезвия кинжала. Меня, бывшего у него по линии затылка, застопорило на месте. Прокричал я лишь внутренне. В такие секунды, я понял, человек может думать молниеносно, принимая несколько решений одновременно. Я просто испугался, испугался за себя, понял, что следующим могу быть я ; понял так же, что меня еще не зафиксировали их взгляды. В тоже мгновение я повернул в сторону и приблизившись к борту, в поле зрения у ближайшей небольшой группы мужчин, заорал, что есть мочи:
"человек за бортом!" Люди повернулись ко мне, началась суматоха. И с этой секунды кошмар уже медленно, но верно нарастал на корабле всё выше, выше и выше до полного и безраздельног ужаса.
" Титаник" стоял между тем неподвижно в ночи на зеркальной глади океана. Из первых трех его огромных труб с неистовым ревом, сотрясающим тихое звездное небо, извергался пар. Выработанный 29 котлами, он был уже не нужен, но теперь пар требовался, как я узнал впоследствии, лишь для вращения динамо- машин и отливных насосов. В котельных отделениях, заливаемых забортной водой, чтобы предотвратить взрыв котлов, механики и кочегары тушили тем временем топки. Услышав страшный рев, пассажиры 1 и 2 -го классов высыпали на верхнюю прогулочную палубу- хотя общей тревоги с сиренами и ударами в судовой колокал на "Титанике" не было. Всем предлагалось одеть спасательные жителы - пока только "для формы". Я бегом бросился обратно к нашим каютам. Забежав в первую очередь к себе, я сразу же взял документы, деньги прихватил и свой "судовой журнал", и книгу про " Миллениум"- в отличии от многих я верил в невозможное и невероятное! - я не просто не сомневался, что это настоящее кораблекрушение и что мне придется его пережить - я уже знал это, как и все предидущее.
Вспомнив об Артуре, я подумал было, чтоб поискать деньги в его каюте- понадобятся. Но после, в крайнем негодованни на себя и с отвращением, я отвег эту мысль. Я кинулся к каюте наших дам. Увидев меня в спасательном жилете, Алиса Ниловна спросила:- Что за маскарад? " Титаник " же не потопляем. Или что, так уж серьезно?
- Матушка и вы, Люсия Ниловна- затараторил я, - все очень серьезно. Одевайте жилеты и давайте пробираться к шлюпкам. Капитан отдал приказ, что в первую очередь женщины и дети. Ну, я думаю , все успеем.
Корабль держится хорощо- воду откачивают.
- Аркадий,- раздался позади меня бархатистый голос Константина Львовича- вы тут пять дней кряду изучали эту посудину и ужель забыли, что шлюпок на всех не хватит.
Был он тоже в спасатильном жилите \, но говорил спокойно, с улыбкой, хотя и грустной -: При всем уважении моем к гению человеческой мысли и прогрессу - это не ковчег, а значит, шлюпок - то побольше надо бы. Так что, дамам, действительно, надо поторапливаться, а нам с вами особо торопиться уже некуда, я думаю.
Он еще раз грустно улыбнулся и дружески потрепал меня за плечо.
- Стойте, господа: - вдруг развернула меня к себе Люси : - оденьте-ка это. Она держала в руках свой длинный дождевой плащ и шляпку.
- Да вы что, княжна?- Отшатнулся я в крайнем изумлении и ужасе.
- Одевайте, Аркадий- твердо сказала она- вы и есть тот ребенок, которому нужно в первую очередь. Бросьте свою юношескую заносчивость.Да скажите же ему,Константин Львович.
- Да, и то право;- как-то будто очнувшись, спешно подтвердил тот;- Одевайте. Это Бог видит, что вы, что вы дитё, а людям этого не докажешь без этого маскарада. Одевайте, говорю я вам. Вы молодец, Люси.
Тут и Алиса Ниловна повернулась к мне:
- Где Артур ? да одевайтесь вы, наконец.
- Боюсь, Алиса Ниловна, ему уже не поможешь ; -отвечал я, уже полумашинально одеваясь после ее спокойного приказания.
- Я не поняла, что значит, не поможешь? - Люси поправляла на мне шляпку.
- Долго рассказывать. Те двое, с кем он встречался, только что, на моих глазах, в тихом месте выкинули барина за борт, еще и ударив ножом при этом, похоже...
- Ужас! -Люси в крайнем изумлении прикрыла ладонью рот. Ее качнуло.
- Боже, только не обморк! - Константин Львович безо всяких изяществ обхватил ее плечи: -Это действительно какой-то сумасшедший дом. Но Люси не упала. Она просто вмиг потухла.
- Пойдемте - тихо проронила она, взяв меня за руку, уже через полминуты.
- Пойдемте, пойдемте уже;- торопил, между тем, Константин Львович. -А как же вы? - спросил я его, выходя из каюты.
- У бога все живы, Аркадий:- тихо выходнул он, прикравая дверь за дамами:- вперед, Аркадий.
На палубе я услышал звуки скрипки. Мне показалось странным, что кто-то в это время может играть музыку. Оказалось, это был корабельный оркестр из восьми человек. На моих глазах развернулась одна примечательная сцена человеческого благородства, о которой не могу не упомянуть. Шлюпка уже была загружена. Последними в нее садились среднего возраста джентльмен с очень молодой беременной женой. Он помог ей сесть в спасательную шлюпку. Потом посмотрел на палубу, схватил первого человека на своем пути- какого-то мальчонку и посадил его в шлюпку вместе себя. Как я узнал в последствии- ибо газеты писали о том - это был аристократ Джон Джейкоб Астор IV. В то время ему было 45 лет, его жене Мадлен было19. Они плыли в Соединенные Штаты, потому что хотели, чтобы их ребенок родился там. И , как я уже сказал , он поцеловал ее и , вернувшись на палубу, начал помогать другим. Нас же подвели к 13-й шлюпке, которая тоже была уже ,практически, заполнена. Какая-то женщина кричала и плакала от страха и говорила, что никогда не плавала в таких лодках.
Мне было уже до того стыдно, что я теперь вообще не приподымал голову, даже когда мы были уже на воде. Лицо горело, в висках стучала кровь.меня укрепляла лишь, крепко взявашаяся за мою руку, Люси.
Было слышно, как люди под звуки оркестра пели " Боже мы ближе к Тебе".
Но в тот момент, когда я наконец, успокоился и только хотел поднять голову, чтобы осмотреть состояние корабля , раздался страшный шум, жуткий скрежет металла; меня окатило волной и подбросило.
Это упала одна из дымовых труб корабля и мы чуть не оказались под ней. Это понял я немного позже, сейчас же я был уже в воде и держался за канат перевернутой лодки. Волна от трубы отнесла меня и других от тонущего корабля. Я видел, что несколько человек уже взобрались на перевернутое днище, благодария помощи трех мужчин- гребцов; помогли и мне. И только теперь, балансируя на перевернувшейся лодке, я смог, наконец, увидеть наш корабль. Точнее, его конец. Это было ужасное зрелище. Жуткое зрелище разломленного гиганта на фоне черного звездного неба и такого же черного холодного и, безучастного ко всему, совершенно спокойного океана. И мы увидели ,как Титаник погрузился в пучину.