Резяпкин Михаил Александрович
Моя Ойкумена. Глава 1. Забайкалье
Моя Ойкумена
M.A.Резяпкин 2015
Примечания:
Ойкумена - от греческого oikumene - обитаемая земля, часть земной поверхности, заселенная людьми.
В более широком понятии - познанный нами мир.
Посвящается нашим дедам, которые создали великую державу, и отцам, которые умудрились ее разрушить...
Оглавление
Глава первая. Забайкалье.
Глава вторая. Поволжье.
Глава третья. Индейцы.
Глава четвертая. Окончание школы.
Глава пятая. Москва.
Глава шестая. Крым.
Глава седьмая. Этнография.
Глава восьмая. Дневник Первой Экспедиции на Сахалин.
Глава девятая. Короткий промежуток.
Глава десятая. Экспедиция на Край Света.
Глава одиннадцатая. Америка.
Глава двенадцатая. Было - и нет...
Часть первая. Забайкалье.
Лучшее воспоминание - это то, которое начинается с самого раннего возраста.
Ричард Хилдрет, Белый раб
Дед
Четырехлетний мальчик внимательно слушал объяснение деда. Дед был огромен, абсолютно лыс и туг на ухо. Два последние качества он приобрел на войне после контузии, что укрепляло его и без того безграничный авторитет. А вопрос внука был прост и обычен для его возраста: откуда берутся дети, котята, грибы и цветы - все, что есть в мире. Дед долго не размышлял - ответ, видимо, был у него всегда наготове: "Видишь ли, все маленькое рождается от большого. Маленькие котята и щенки - от котов и собак, дети - от пап и мам, маленькие деревья - от больших деревьев. Вот, например, если мы отломим от этого большого дерева веточку и воткнем ее в землю, то потом из этой веточки вырастет новое дерево". Дед был мудр, но в данный момент немного лукавил - ответ был не полон, хотя на время абсолютно удовлетворил и обрадовал внука. "Все ясно!!! Малое - от большого!!! Как ветка от дерева".
Дед приехал в пограничный военный городок из Поволжского райцентра. Ехал долго - четверо суток - для того, чтобы повидать внука. Контуженый старик заставлял всех разговаривать громче, и окружающие естественным образом быстро привыкали к этому. Даже после его отъезда все продолжали кричать друг на друга, пока кто-нибудь справедливо не замечал: "Зачем орать, дед же уехал!"
Сильнее всего внука впечатляли утренние процедуры деда, который заряжал себя и все окружающее энергией. Он вставал рано утром, вместо тапочек наматывал на ноги байковые портянки и каждый раз будил внука странной и непонятной фразой: "Просыпайся и помни, что человека на каждом шагу подстерегает опасность!" После этого он начинал мурлыкать какой-то мотивчик, иногда можно было разобрать слова:
Грек из Одессы, еврей из Варшавы,
Юный корнет и седой генерал:
Каждый искал с ней любви и забавы...
Так напевая, он делал старомодную утреннюю гимнастику, которая была абсолютной эклектикой и состояла из массажа конечностей, наклонов с пыхтением, боксерского боя с тенью и штыковых выпадов. К этому времени внук уже окончательно просыпался и с замиранием сердца ожидал окончания зарядки, приоткрыв дверь ванной. Дед умывался обильными порциями холодной воды, начиная с самой макушки, как будто мыл большой спелый арбуз. Кульминация наступала, когда дед мощно и звонко шлепал себя ладонями по чистой сверкающей лысине. Он всегда знал, что внук завороженно подглядывает за ним, но делал вид, что не замечает.
Потом они завтракали и шли гулять. А вокруг всегда была зима. Дед был в военной форме с большим количеством орденских колодок на кителе. Все с ним здоровались, и он подавал свою покалеченную на войне огромную пятерню. Но самым главным предметом его гордости были не ордена, а внуки. А этот был самым младшим и любимым. Все говорили про них: "большой да маленький". Вот так и выходит, что большой и маленький гордились друг другом. К тому же, теперь я уже знал, что малое родится от большого, и глядя на деда, мечтал о том, что у меня тоже будут такие же глубокие морщины на лбу и такие ордена на груди - ведь я - та самая маленькая веточка от этого большого дерева!
Больше не буду прятаться за деда и признаюсь, что маленьким был я - да вы и сами, наверное, уже догадались.
- Дед, а откуда берутся морщины на лбу?
- Это от ума! Когда много думаешь и хмуришь лоб, то остаются морщины.
- А почему у меня нет?
- Ты еще маленький и думал мало - у тебя все впереди, не беспокойся! - дед умело скрывал свое ехидство, и я ничего не мог заподозрить.
- А за что ордена дают на войне?
- За храбрость, за терпение, за веру в победу.
- А я буду таким же умным и храбрым, как ты? Я хочу такие же морщины и ордена!
- Будешь, даже лучше! Только если действительно этого хочешь.
- Конечно хочу! А расскажи о войне!
Снег хрустел под подошвами наших валенок, и я завороженно слушал адаптированные для детского ума дедовские истории о финских снайперах-кукушках, об освобождении концлагеря Майданек и о штурме Рейхстага. Я уже знал, что самый лучший в мире танк - это Т-34, а лучшая самоходная установка - СУ-100, на которой дед дошел до Берлина. В то время мы не разбирались в марках легковых автомобилей, я даже и не помню, были ли они тогда вообще...
Дед учил меня быть справедливым, неприхотливым и терпеливым - он считал, что это главные для солдата качества. А то, что я буду солдатом, когда вырасту - ни у кого не было сомнений. Ежедневное внушение, что я должен продолжить династию и стать кадровым офицером, делало свое дело, и вся моя детская жизнь, казалось, была лишь подготовкой к будущей службе.
Дед, играя со мной, шутя обучал основным строевым командам: "Смирно!", "Вольно!", "Строевым шагом - марш!", "Кру-гом!", "На пле-чо!".
- Руки вверх! - радостно ткнул я деда в живот автоматом.
- Направлять оружие на живого человека нельзя ни в коем случае! - хмуро ответил дед, "разоружив" меня.
- Но это же игрушечный автомат! - пытался я оправдаться.
- Иногда и палка стреляет! - резюмировал дед, - я конфискую автомат до завтра.
- А что такое конфискую?
- Отбираю, положу в шкаф - это будет оружейная комната. Сдать оружие!
- Ну дед! Ну не надо! - я начинал реветь.
- Как же ты сможешь стать солдатом, если начинаешь плакать? А ну-ка отвечай, как полагается! Не надо тут сопли распускать! Сдать оружие!
- Есть сдать оружие! - и, давя рыдания, я передал игрушку в дедовы руки.
Дед в этих вопросах был неумолим и считал, что к дисциплине и культуре обращения с оружием нужно приучать с самого раннего возраста.
Дисциплинарные взыскания от деда получал не только я, но даже отец. Как-то раз, вернувшись домой с улицы, мы играли в мячик, и он закатился под диван. Дед полез его доставать, и в этот момент его рука зацепилась за какой-то ремень и извлекла на свет СВД - снайперскую винтовку с оптическим прицелом (отец добывал ей изюбря). По возвращении отца со службы на кухне была проведена политбеседа. Дед был старше по званию (полковник супротив старшего лейтенанта) и делал отцу выговор за небрежное обращение с оружием в помещении, где живут дети. Ему, фронтовику, не нравилась местная безалаберность. Знал бы он, что в папке для документов в чулане хранится пистолет ТТ, а в складном диване - ружья для охоты и гранаты для рыбалки!
ТТ мы брали с собой, чтобы позабавиться, когда все вместе выходили за дом жарить шашлыки. Кроме ТТ, кто-то приносил Наган, Марголин и Макаров - стреляли по консервным банкам. Мама при стрельбе зачем-то визжала перед каждым выстрелом - наверное, это помогало ей попадать, так как стреляла она с закрытыми глазами. Попадала она даже лучше, чем папа, и папа от этого нервничал, потому что он-то как раз знал, как надо правильно стрелять!
После этого у меня появлялись игрушки - стреляные гильзы для игры в солдатиков. Малокалиберные (желтые и черные) гильзы от Марголина сходили за молодых солдат, которые постоянно шлялись по нашему двору - их тонкие шеи торчали из х/б, точь-в-точь как гильзы от мелкашки. Желтые револьверные и статные фигуристые автоматные гильзы были бравыми сверхсрочниками, а короткие толстенькие зеленые от Макарова - старшими офицерами. Пузатый майор дядя Костя из соседней квартиры - друг и собутыльник отца - был очень похож на такую гильзу. Поднятые по тревоге гильзы быстро усаживались в грузовики - коробки из-под патронов - и ехали куда-то на границу.
Штирлиц
Поначалу мой мир был очень мал. Сразу за домом начинался Край Света со сказочной тайгой, сопками и багульником. А дом... деревянный двухэтажный барак, обшитый досками. Воду нужно было подогревать в котле, который назывался "титан". Топили его в основном деревянными ящиками от артиллерийских снарядов - этого добра было всегда в избытке. И еще в избытке было кедровых орехов - у нас в коридоре всегда стоял полный мешок (сейчас я вижу такие мешки лишь когда покупаю картошку). Я никогда не проходил мимо, не запустив в него руку. Засовываешь пальцы поглубже, перекатываешь орешки - и на душе сразу становится хорошо-хорошо... Кстати, знаете, как безошибочно отличить настоящего сибиряка от других русских? Дайте человеку кедровый орешек и посмотрите, как он с ним справится... Я, как и все сибирские дети, тренировался сызмальства, и потому грызу орешки со скоростью бурундука.
В пределы моего тогдашнего мира входил продовольственный магазин, куда меня отправляли за хлебом, доверяя бережно завернутые в бумажку монетки. По пути не разрешалось разговаривать с солдатами, но запрет нарушался - где же, как ни у них, достать патронов, чтобы покидать в костер? Хотя иногда везло, и патрон можно было найти на улице. Такие находки полагалось сдавать отцу и рассказывать, где взял. Спрятать в карман - не выход, так как при стирке мама все равно найдет. Единственный способ - закопать где-то на улице в тайнике.
Но когда ты маленький - ты мало что можешь сделать сам, без помощи старших. Даже костер не сможешь разжечь, поэтому поначалу просто подходишь к чужому костру, около которого уже сидят большие мальчики. К костру пускают не всякого - нужно доказать, что ты можешь стать другом. Для этого ты должен пройти некоторые испытания. Обязательный начальный уровень для всей малышни - тест под названием "лизни железяку на морозе". Прав был мой дед, утверждая, что человека на каждом шагу подстерегает опасность... А особенно опасно, когда ты еще не знаком с базовыми законами физики. Мне повезло - дали лизнуть скобу для скрепления бревен. Как лизнул, так и прилип, а плакать нельзя - не примут в стаю. Жестокие детские глазки смотрят на тебя и смеются. И уже не хочется стать другом, но и отступать нельзя - ведь дед с отцом всегда говорят: "Помни, что ты сын офицера - никогда не должен сдаваться и плакать". Отрываю скобу резким движением, чувствую обиду, унижение и вкус крови во рту. А вот Сереже из соседнего подъезда не повезло - его не приняли, так как он не прошел испытания. Ему дали лизнуть дверную ручку подъезда, так он там и остался, согнутый и прилипший, пока сердобольная тетя не выскочила с чайником теплой воды и не отлепила его - над Сережей потом долго смеялись.
Правила поведения в группе были придуманы давно кем-то из старших, поэтому младшие должны были их соблюдать, не обсуждая. Не нравится - играй один. Что бы ни сделали старшие, нельзя было жаловаться на них, "стучать" своим родителям. Ты делал выбор в каждом конкретном случае - на одной чаше весов лежал авторитет родителей, на другой - твоя популярность среди товарищей во дворе. Одним из "старших" в нашем дворе был Вовчик - сын начпрода полка. Вовчик мне сразу вообще-то не понравился - на нем всегда была такая дурацкая зеленая беретка!
Вначале, как обычно, предложили покидаться камнями. Правило одно - не целиться в голову и окна. Но не целиться - не значит не попадать. Свой первый в жизни подзатыльник я получил за разбитое стекло, и это все из-за Вовчика! Он специально меня подставил, бегая перед окном. Я запустил в него увесистым камешком, но промахнулся, и мой камень с дребезгом влетел в квартиру на первом этаже. Оттуда выскочил офицер в штанах с лампасами, в майке и с намыленной щекой, и спросил, кто это сделал. Вовчик с другом, конечно, показали на меня. Дядька молча треснул меня по затылку и ушел. Мне его сразу стало жалко, так как я подумал: щека намылена у него потому, что он бреется опасной бритвой, так как у него нет электробритвы. Если у него нет электробритвы, значит у него нет жены - ведь всем офицерам жены дарят на 23 февраля электробритву "Харьков", которая продается в нашем магазине. Если у него нет жены, то значит и нет детей, поэтому он такой злой, а злым трудно живется, ведь их никто не любит... А вот Вовчик - гад! Как же так? Младшим нельзя стучать, а старшим - можно? С того момента началась наша с Вовчиком неприязнь, и вскоре после этого я совершил свой первый мужской поступок.
Двор, в котором мы гуляли, вернее, пространство между двумя деревянными бараками, был похож на пустыню - барханы бурого песка, переносимого ветром. Чтобы как-то облагородить этот лунный пейзаж, начальство прислало солдат, которые вкопали в грунт несколько саженцев. Я наблюдал из окна за этим процессом, и вдруг вспомнил объяснение деда, что малое родится от большого, дерево - от ветки... Оделся и выскочил на улицу. Я аккуратно разломал все саженцы на палочки равной длины и натыкал их в песок ряд за рядом. Любуясь своим произведением, я не заметил, как сзади ко мне подлетела старуха из соседнего дома и начала орать. Я не понимал, чего она от меня хочет и просто, насупившись, молчал. Но за этой сценой следили Вовчик с дружком, они-то и подговорили меня назвать бабку старой каргой. На мой вопрос: "А что это такое?" Они ответили: "Неважно, но увидишь, что она сразу от тебя отстанет!" Я так и сделал. Получилось все не так, как я ожидал: старуха завизжала и побежала к моей маме жаловаться. Меня тут же загнали домой, отругали и заперли в комнате. А по телевизору как раз шел новый фильм - про Штирлица. Мне уже объяснили, что все люди делятся на "немцев" и "наших". Наши шпионы называются разведчиками, а немецких разведчиков нужно называть шпионами. Вот к нашему разведчику Штирлицу приехал вражеский немец и стал уговаривать его сделать что-то плохое, может быть назвать старой каргой самого главного немца - Гитлера, который главнее Мюллера. Тогда он, Штирлиц, недолго думая, схватил бутылку, и... хрясть ею по голове! Немец как сидел, так и грохнулся со стула. Вот это мне понравилось!!!
На следующий день к нам во двор снова приехали солдаты. Они расчистили площадку и посадили новые саженцы. Но я был упрям и повторил все заново. Как только я начал ломать молодые деревца, как из-за угла показались Вовчик с дружком и, осклабившись, направились прямиком ко мне. Я был невозмутим, и, отвернувшись, усердно ломал, ломал, ломал... А эти двое стали рядом и начали меня дразнить. И вдруг... в поле моего зрения попала бутылка из-под шампанского. Я уже знал, что нужно делать - спокойно, без суеты поднял ее, правда не так легко, как Штирлиц. Я размахнулся двумя руками и со всей силы саданул ею прямо по зеленой беретке. В кино не наврали - эффект был точно такой же, даже лучше - Вовчик рухнул на спину, а его дружок с криком убежал. Однако, мой триумф длился недолго. Что тут началось! Я не ожидал такого поворота: крики, суета вокруг. Как будто меня подхватило и завертело каким-то смерчем, а потом приподняло над землей. Оказывается, моя мама увидела эту батальную сцену в окно, выскочила босиком на улицу, подняла меня за шкирку и поволокла домой.
Швырнув меня как котенка в комнату, она сказала: "Я с тобой уже не справляюсь! Совсем от рук отбился! Вот вернется домой отец - он с тобой поговорит как следует!" Казалось бы, в ее словах не было ничего страшного, но я жутко струсил. Особенно меня испугало непонятное "как следует". Настроение испортилось, и я на всякий случай залез под диван. Пролежал я там довольно долго, даже уснул. Отца не было дома - он вчера был поднят по тревоге и уже второй день лазил где-то по сопкам ловил нарушителей государственной границы. Вернулся злой, голодный, небритый - настоящий Бармалей. Я проснулся от того, что услышал, как он пришел. Они с мамой долго сидели разговаривали на кухне, а я в это время разглядывал узор на обоях под диваном. Из-под плинтуса выглянули и тут же спрятались тараканьи усики, я даже не успел по ним щелкнуть пальцем. Потом вдруг громко звякнула ложка, я вздрогнул, и дверь распахнулась. "Ты где?" - прозвучало. Я молчу - авось пронесет. Не пронесло... "А, вот куда ты забрался! А ну вылезай!". Я отрицательно покачал головой. "Тогда я вызову караул, и тебя свяжут!" - пригрозил отец. Я не знал слова "караул", мне стало страшно, и я капитулировал. Когда я вылез, последовал приказ: "Снимай штаны!" В ответ я опять замотал головой. "Тогда я отдам тебя в детдом!" Пришлось снять и получить порцию "шпицрутенов" - отец отходил меня широкой портупеей, приговаривая: "Будешь знать, как себя вести!" И в конце добавил: "А если не исправишься - следующий раз отхлещу тебя тоненьким ремешком!" Гордый тем, что мне удалось не расплакаться, я дерзко ответил, что если я вытерпел широкий ремень, то тоненький мне не страшен. Отец улыбнулся, задумался и нараспев ответил: "Эх ты, молодо-зелено! Тоненьким ремешком в сто раз больнее!"