И тщедушный полковник, тыча в спины, погнал Боронка и Горыныча перед собой вперёд.
Это был настоящий конец шоу. Такого не мог предугадать никто. У гладиаторов животного мира – крысы и кошки – оказывается, был свой небесный покровитель.
Несколько дней настроение было хуже некуда. С утра до вечера все работали, опустив головы, молча, без звука. Временами тишину нарушал голос Гроша, в одночасье на безрыбье возомнившего себя пупом земли. Никто не был в состоянии дать ему отпор. Призрак Гайдука страшным чудищем витал перед глазами, парализуя волю.
Полным составом бригада встречалась в казарме. Охомутанные Боронок и Горыныч возвращались под вечер – зализывать раны и пытаться забыться на время общим сном. Пахота их была тяжёлой. В гараже находился отживший своё старый облезлый УАЗ Гайдука. Им было велено вдохнуть в него жизнь и сделать крылатым.
Отчаяние угнетало. Однако жизнь постепенно брала своё. Внутри созревала острая потребность в разрядке. Рассказы солдат-свинарей о близости воли – в деревне, за лесом – подливали масла в огонь.
Вскоре Боронок велел передать Грошу, чтобы тот раздобыл гражданской одежды и самогон. Было решено готовиться к вылазке.
Близились выходные. Деревня грезила субботней танцевальной вечеринкой. И, как нельзя кстати, Гайдук засобирался по семейным обстоятельствам в город. Лучшего времени для осуществления задуманного было не придумать. Утром в пятницу на ферме появились деревенское зелье и одежда на десятерых. Оставалось дождаться отъезда полковника.
Гайдук уехал.
Радости не было предела. Однако они не успели вдоволь насладиться ею. В самый разгар торжества, как чёрт из табакерки, объявился Фатуйма.
Грянул гром среди ясного неба.
Бороновать Боронка. Круглосуточным нарядом до понедельника.
Такова была оглашённая вслух последняя воля призрака.
Глава четвёртая
Они шли походным маршем, переодетые. Ветер свистел в ушах. Огонь пылал внутри. Сначала самогон показался простой сивушной водой, но Грош не обманул. Большой Литр дал шороху. Он разметал всю компанию в стороны, усыпил свинарей, отключил Налимыча, уронил на четвереньки Колю Ракова и оставил на ногах только их двоих. Сейчас, шагая по главной деревенской улице, мимо божьих одуванчиков, лающих псов и каких-то дикарей, они, Степан и Ким, совсем не замечали потери. Казалось, их – целая бригада, они все вместе и каждый из них – Боронок.
На крыльце большого дома, украшенного вывеской: «Дискотека», они остановились, повернулись друг к другу и обнялись.
– Грека!
– Ким!
Хотели растянуть объятия, но сзади поднапёрли. В дело вмешалась местная разгорячённая молодёжь. Внеся внутрь дома, не давая опомниться, она подхватила, закружила и заразила их общим плясом. Руки, ноги, тела заходили ходуном, деревенская дискотека – прочь церемонии, пляши и бери от жизни всё, пока молодой.
В самый разгар пляса Ким узрел перед собой живое девичье лицо. В порыве страсти едва не облизнул его. Девушка рассмеялась. Принюхалась и, приняв за своего, прижалась к нему всем телом. Степан почувствовал рядом упругое бедро её подруги. Веселиться стало ещё веселее.
Песни сменяли одна другую. Басы пробирали до пят. Веселье, веселье, веселье! Внезапно Степан ощутил какое-то движение сзади. Толкнулся в ответ. Толчок вернулся. Не удержавшись на ногах, он упал лицом в пол.
– Наших бьют! – раздался голос Кима.
Сигнал боевого клича. Разлёживаться было некогда. И, вступаясь за наших, Степан поспешил вскочить на ноги.
Лес махающих рук. Поддаваясь общему порыву, он дал волю своим рукам, махая, попадая и зажмуриваясь в ответ. Спонтанная, дикая и беспощадная рубка – все против всех.
– Где наши? – закричал Степан, внезапно сталкиваясь с Кимом.
– Здесь, – ответил Ким, хотел было что-то добавить и исчез. Чужой страшный до одури Квазимодо, пялясь оловянными глазами, предстал вместо него.
– Ким! – закричал Степан, размахнулся и ударил кулаком по страшной роже. Кулак сгинул вслед за Кимом.
Потеря была страшной. Степан едва не заплакал.
– Отдай! – закричал он, кидаясь вперёд головой.
Квазимодо дрогнул.
Кулак вернулся на место, вместо страшной чужой рожи Степан увидел Кима.
Друзья успели порадоваться новой встрече, но на свою беду – гораздо горячее, вдохновеннее и продолжительнее, чем следовало бы. Внезапно драка стихла. Оба оказались на лобном месте – перед самой дверью. Миг прозрения. Одни против толпы. Самогон пылал в крови всех. Но деревенской крови было больше. Сгореть?
– Грека!
– Ким!
Нет, жизнь дороже. И, выпуская пьяный дух, трезвой памятью они обратились в бегство.
Погоня гналась следом, по пятам. Какие-то минуты и кончилась деревня. Лес, земля, поросшая сорняками, бараки.
– Беги! – крикнул Ким, виляя в сторону и исчезая.
Степан хотел броситься за ним, но передние настигали и, извернувшись, пулей он понёсся к родной ферме.
Уже вблизи фермы погоня отстала. Угрозы и проклятия вслед. Спасся, можно считать повезло, если бы не канувший по пути Ким. Радость и горе пополам. И Степан продолжил бег. Он бежал за помощью, поднимать на выручку друга казарму, ребят, Боронка.
Плац. Одинокий взвод. Запарка перед ним. Вечерняя поверка.
– Стой! – гаркнул капитан, прерывая бег.
Степан остановился.
– Ко мне!
Тяжело дыша, едва не задыхаяясь, Степан приблизился.
– Почему в гражданском? – спросил капитан.
– Они вольер строят для свиней, – подал голос кто-то из взвода.
– Слышал, – усмехнулся капитан. – Солдатскую форму сменил, а бегать всё равно приходится. Свиной дух покоя не даёт?
– Нет, – ответил Степан. – На нас напали.
– Кто?
– Местные. Кима поймали. Убивают.
Степан перевёл дух. Поднял глаза на Запарку. Теперь делай, что хочешь, капитан. Вся ответственность на тебе.
Шеренга зашумела.
– Отставить! – бросил Запарка. Выпрямился, вонзил взгляд в Степана, глубоко, до самой правды.
– Ким кто – наш?
– Да.
– Тоже строитель?
– Да.
– Взвод кру-гом! – скомандовал капитан, меняясь в лице. И бросил Степану:
– Веди.
Земля содрогалась от топота ног. Степан бежал впереди, взвод за ним и сзади, замыкая строй, один за всех – Запарка.
Ферма, лес. Показались бараки, те самые. Рывок. Замедляя бег, Степан остановился.
– Здесь!
– Ким! Ким! – закричала десятками голосов подмога.
Пространство завибрировало от оглушительного зова.
Тщётно – кругом пустота, в ответ – никакого отклика.
Неужели опоздали? Внезапно среди отчаяния Степану что-то почудилось. Он шагнул в тень, пошёл, углубляясь в неё и неожиданно, споткнувшись, очутился перед ямой. Она была обитаема. Он уловил движение. Различил голову. И шестым чувством опознал раскосые глаза с улыбкой до ушей. Друг нашёлся!
Казалось, неиссякаема эмоциями была встреча. Радости не было предела. Она переполняла всех.
– Где враги? – вернул в реальность капитан.
Ким и Степан разомкнули объятия. Посмотрели друг на друга и повернули головы в сторону деревни.
– Там, – не сговариваясь, сказали оба.
И действительно, там – на границе деревни, сливаясь грозной тучей, маячила вражья сила, толпа местной молодёжи, разгорячённая и взбудораженная ожиданием развязки беспокойного вечера.
Все стихли.
– Взвод кругом! – скомандовал Запарка.
– Товарищ капитан! – раздались протестующие голоса.
Но капитан был неумолим.
– Исполнять! Всем обратно – в расположение части.
– А вы?
– А я сам по себе.
Толпа ждала.
Уверенным шагом Запарка подошёл и остановился перед ней.
Темнело. В бликах догорающего света дня две стороны, сойдясь, выражали решимость взыскать удовлетворение друг с друга. Туз с головы до пят и сборная разношёрстная колода.
Условный знак, волнение и толпа расступилась. Вперёд вышел долговязый с колом наперевес. Приглядываясь, вытаращил глаза.
– А-а-а! – внезапно закричал он со всей мочи, поднял кол и устремился на Запарку.
Не миновать беды… Хрясь – приняв удар, брызнула во все стороны земля перед капитаном. Запарка не пошелохнулся.
Долговязый взглянул на него, выронил кол и отшатнулся.
Резким махом полетела наземь фуражка. Следом – пуговицы воротника, ремень. И словно страшная невидимая сила вырвалась наружу.
Толпа замерла.
– Айда со мной, – шагнул ей навстречу Запарка. – Умрём вместе!
Руки капитана, маня, раскрылись…
Они ждали его на плацу всем взводом, возбуждённо переговариваясь и беспрестанно куря. Он появился неожиданно, откуда ни возьмись, словно вынырнул из-под земли, весёлый и невредимый, с ремнём на плече, фуражкой в руке. Обвёл всех шальным взглядом, остановился на Киме.
– Молодец, что отсиделся в яме. Как поёт Высоцкий: коридоры кончаются стенкой, а тоннели выводят на свет.
Посмеявшись со всеми, взглянул на часы.
– Впечатлительным – оставить все впечатления при себе. Военная тайна. Гайдук узнает – пеняйте на себя. На сегодня это всё, свободны. Дуйте по койкам, шагом марш!
Смотря уходящим воспитанникам вслед, капитан задержался на плацу. Улыбка появилась на его лице. Как воспитатель он был более чем доволен. Ай да вылазка! Реальная мимолётная… Она одна стоила целого месяца муштры.
Боронок кинул в ведро очищенную картофелину, потянулся к громадной куче нетронутой кожуры, взял новую и принялся с остервенением чистить её.
Только что из кухни вышли Степан и Ким, помятые и счастливые, укаченные от души опасным аттракционом местной деревенской жизни.
– Я убью Гайдука, – произнёс он, мрачно глядя перед собой. – Проберусь к нему ночью, вопьюсь в горло и выпью всю кровь. Пусть даже потом отравлюсь – всё равно. Старый полкан. Нашёл время для картошки.
Боронок был возбуждён. Произошедшие события никак не могли оставить его равнодушным.
– Жаль, что всё кончилось миром. Будь иначе, я пошёл бы с Запаркой воевать вдвоём, – загорелся он. – Слышишь, Горыныч? Мы бы взяли штурмом деревню, не оставили бы ни одного пленного, а потом всем бы сиротам дали наши имена. Запарка! – взмахнул он левой рукой. – Боронок! – повторил движение правой.
Горыныч молчал. Ему было всё равно. Хомут висел на шее. Ключи от его жизни, свободы и языка находились в чужих руках.
Толпа не тронула Запарку. Он не тронул её. На том и разошлись, удовлетворённые друг другом. Первой – толпа.
Спустя день на лужайке появился деревенский мальчишка лет восьми. Постояв и поглазев на бригаду, он подошёл к ближнему – Коле Ракову. Комсорг, трудясь, засыпал лопатой гравий в яму со столбом.
– Кольча! – представился ему мальчишка.
Комсорг кинул в его сторону недружелюбный взгляд.
– Чего тебе?
– Конфету дай.
– Ха! А две не хочешь?
– Хочу.
Коля остановился и, опёршись на лопату, утёр лоб.
– Иди мальчик отсюда, – сказал он. – Здесь люди делом занимаются и плохо себя чувствуют.
– Дай. А я тебе чего скажу. – Мальчишка поднял брови и состроил серьёзную мину, словно готовясь предсказать будущую Колину судьбу.
– Отвали пацан! – Коля с шумом зачерпнул гравия.
– Не жмоться, дай.
– Катись, шкет!
Шкет! Разговор перешёл границы дозволенного. Искоса глянув на подходящую троицу: Кима, Налимыча и Степана, мальчишка склонил голову и шмыгнул носом.
– За шкета получить можешь, – тихо сказал он.
– От тебя что-ли? – с усмешкой спросил Коля.
– От меня – когда вырасту. А пока – от Рябого.
– Кого?
– Кореша моего.
– Пошёл отсюда! – вступая в разговор, заступился за комсорга Налимыч.
– Ты, толстый, не встревай, – отмахнулся от него мальчишка. – Не с тобой говорю.
– Ах, ты…, – рванулся было в его сторону Налимыч, но увяз в руках бросившихся на защиту ребёнка Степана и Кима.
– Налимыч, вы в разных весовых категориях, – сказал Ким, успокаивая друга. – Остынь.
– А чего он провоцирует?
– Разберёмся.
Когда страсти поутихли, Степан и Ким устремили внимание на мальчишку. Он – на них.
– Пацан с секретом, – убеждённо заметил Ким.
– Думаешь?
– А я видел его на дискотеке. – Ким подмигнул мальчишке. – Здорово, вражина! Разнюхивать сюда послан, лазутчиком – собирать агентурные данные?
Мальчишка растерянно захлопал глазами.
– Попался! – довольно ухмыльнулся Ким.
– Конфету дай! – попробовал выкрутиться мальчишка.
Ким сложил фигу и с чувством нескрываемого удовольствия поднёс её ему к носу.
– Выкуси! Я из-за твоих друзей личного счастья в эту субботу лишился. И ещё по морде получил, вместе с товарищем.
– Ладно, – примиряюще сказал мальчишка. – Так и быть, скажу чего пришёл. Конфету будешь должен. Гляди, не заныкай.
– И зачем же ты пришёл?
– Наши ждут вас здесь, в лесу. Картошку пекут, мириться хотят. Вожак Рябой сказал, что не тронет. – Он задумался, вспоминая. – Гарантия безопасности вам обещана.
– Всё?
– Да.
– Это не стоит конфеты. Обойдёшься.
Мальчишка обиделся, засопел, но высказаться вслух не решился. Детская личина отошла на второй план, маски были сорваны, уже как настоящий парламентёр он должен был вести себя достойно.
Информация требовала приватного обсуждения. Оставив мальчишку, Степан и Ким отошли в сторонку. Откликаться или нет? Какой сюрприз подготовила для них деревня? Какое у них всех будущее – мир или война?
Постепенно, взвесив все за и против, оба сошлись во мнении, что пути в лес не миновать. Следовало открыть карты. Уверенности в своих силах добавляла возможность подстраховаться живым парламентёром. Заложником.
Выпытав у парламентёра маршрут, они заперли его в каморке свинарей, поручили тем приглядывать за ним и, условившись с Налимычем о времени возвращения, отправились в путь. На мирные переговоры.
До условленного места встречи они добрались без помех, довольно скоро. В центре большой, окружённой соснами, поляны горел костёр. Восемь-десять человек сидели вокруг него. Их ждали.
Рябой оказался плотным крепышом. Лицо его было сплошь усеяно веснушками. Казалось, сомкнись глаза с белесыми ресницами – и праздник солнца на отдельно взятом лице был бы обеспечен. Однако хозяину лица было не до того. Глаза его были настороже, буравя отнюдь не солнечные лица гостей.
– Где наш пацан? – осведомился он.
– Остался, – ответил Ким, стараясь выглядеть как можно более убедительнее и непринуждённее. – Какие-то дела там у него.
Вожак усмехнулся.
– Подлиза. За сладкое мать родную продаст. Но моё слово верное, расслабьтесь, будем разговаривать.
– Хорошо, – согласился Ким.
Рябой протянул им руку. По очереди они пожали её.
– А ведь вы не солдаты, – заметил он, приглядываясь. – Умело скосили под наших. Все, как бешеные, перемахались между собой. И дёру дали вовремя. Кто такие?
– Студенты, – ответили они в один голос.
– На сборах, – добавил Ким.
– А-а, – протянул Рябой.
– И мы не косили, – продолжил Ким, – танцевали и всё.
– Танцы кончились мы и ушли, – подхватил Степан. – Зачем нам лишние хлопоты, мы – люди мирные.
– Кабы так, сейчас бы вас здесь не было, – раздался чей-то хриплый голос.
На это ни у Кима, ни у Степана не нашлось, что ответить. Возникла затяжная гнетущая пауза.
Рябой вытащил сигареты. Они, чуть помедлив – свои. Закурили.
– Слышь, – начал снова Рябой, – а главный ваш каков, пришёл нас успокаивать. Один. Он, что, всегда такой?
– Какой?
Рябой поёжился.
– Психический.
– Но вы же все целы, – осторожно заметил Степан. – Потерь нет.
– А что ему оставалось делать? – подал голос Ким. – Такой форс-мажор! Ведь вы сами себя уже не узнавали.
– А нечего по чужой территории шастать, чужих девок лапать, – возбудился один из сидящих напротив – долговязый.