Утром, как обычно, встала с постели. Села в кресло. Глубоко вздохнула, прикрыла глаза и ушла в мир иной.
Такая спокойная, без трагедий и болезней добрая смерть… Сам Господь, видимо, взял её добрую Душу себе на руки и поселил рядом с собой.
Провожал в последний путь её весь город. Люди как-то сами узнавали об уходе бабы Вали. Процессия растянулась почти на километр. Администрация города взяла на себя все расходы по организации похорон и поминок. Был городской духовой оркестр, море цветов и венков. Люди отдавали дань благодарности близкому и дорогому для всех человеку.
Храни тебя Господь, моя милая, бесценная и любимая бабуленька. Я твой внук и навеки родной, помнящий тебя человек…
Поклонный крест на кладбище. Фото из личного архива автора
Когда писал этот новый рассказ о бабуле, мне очень растрогали душу эти светлые воспоминания моего детства и юности.
И вдруг подумалось… А, может быть, и мои дорогие читатели прочитав это, вспомнят добрым словом своих живых или уже ушедших стареньких матерей и бабушек. Возьмут и позвонят им сейчас, если те живы. Или помянут уже ушедших за семейным столом, и в церкви свечечку поставят с молитвой родным за упокой.
Свою бабулю я очень любил и при её жизни, и сейчас не меньше люблю. Чего и вашим родным искренне желаю. Лучше бы, конечно, успеть ценить и благодарить их при жизни. Чтобы потом, у оградки кладбища, нам стыдно не было… И чтобы не стало уже слишком поздно… Лучше успеть при жизни…
Богом целованные
Новелла о божьих людях-ангелах
ПОСВЯЩАЮ ЛЮДЯМ ОСОБЕННЫМ И ПРЕКРАСНЫМ
С детства заметил в себе одну необычную черту характера. Во мне всегда вызывали какой-то особенный интерес и душевный трепет люди с физическими и психическими отклонениями.
Инвалиды, люди с детским церебральным параличом, с синдромом Дауна, хромые, глухонемые, заики, умственно-отсталые, аутисты. Их часто недолюбливали сверстники, насмехались, обижали, презирали по-детски жестоко.
Как это объяснить, не знаю. Но, от таких людей я чувствовал, кроме обычной жалости и человеческого искреннего сострадания к ним, ещё и какой-то особенный приятный покой, лёгкость и радость. Ощущал какую-то их бесхитростность, простоту, чистоту их больной души и тела. Но, тогда я не понимал, что это за чувства. Обижать и презирать инвалидов я бы никогда даже не смог. Я, наоборот, тянулся к ним, таким странным и одиноким.
Например, в раннем детстве я дружил с Костей. Он был несколько умственно-отсталый. Заторможенный. Над ним смеялись ребята, крутили пальцем у виска, никто с ним не играл и не дружил. Дети дразнили его дураком и идиотом. Но, мне почему-то было очень светло рядом с этим добрым и простоватым парнишкой. Очень спокойно и хорошо. Только повзрослев, я смог понять эти чувства и разобраться в себе.
Мы мало разговаривали. Просто иногда ходили попрыгать по складу брёвен на старом бумажном комбинате. Бегали там. Прятались, смеялись. Бумажный комбинат в Чехове – это такое волшебное место, где древесину перерабатывают в рулоны бумаги. Там были огромные, просто гигантские залежи леса.
Место, конечно, особенное для детских игр и прогулок. Загадочно-необыкновенное. Какая-то тайна жила во всех этих закоулках, в огромных, массивных залежах деревьев. В норах между стволов, в сумерках сваленных сосен и пихт. Особенный живой запах древесины, смолы, опилок, стружки. Мы прыгаем по горам из разных стволов. Находимся будто на далёкой безлюдной планете.
Костя часто смущался и улыбался без причины. Мне нравилось слушать его восторженные рассказы хоть о чём. Рассказывал он как то наивно, несколько глуповато, не по возрасту. Он был мой сверстник, но выше, сильней меня физически. А я был такой худенький и слабый.
Но, так приятен был его тихий голос. Простоватый, спокойный, и всегда очень, очень добрый. Я ощущал с ним тихое равновесие, безопасность. А, может быть, уже тогда в детстве, какое то неосознанное своё превосходство. Но этим превосходством никогда не воспользовался. А
Наоборот, всегда поддерживал, защищал Костю от насмешек и злых шалостей и грубостей дворовых ребят.
Ещё мы с ним любили просто гулять по берегу моря. В любую погоду. Плеск прибрежных волн, свежий ветерок Татарского пролива. Отвесные строгие скалы ближних сопок. Неспешная ходьба. Сидим у костерка с приятным дымом, кидаем камешки в воду. Чайки кричат. Пахнет океаном, простором и свободой. Вдалеке небо дружит с морем. Горизонт. Над ним красное солнце.
Под ногами песок с камнями, ракушки, обтёсанные морской водой деревяшки. Очень много засохшей и свежей морской капусты. Я любил больше слушать, чем говорить. Особенно великолепно было в шторм, бурю…
Море кипело, кричало, рычало, булькало. В небе тоже грохот и хаос. В душе от этой стихии возникал торжественный восторг. Не было страшно. Наоборот, приходил странный покой в душе.
Интересное дело, но рядом с такими особенными людьми у меня от макушки до копчика ощущались волны приятных мурашек. Будто какая-то очень добрая и чистая энергия исходила от них.
И я совсем замолкал и просто наслаждался. Будто Ангел Небесный был рядом со мной при этих людях. Я чувствовал рядом не только оболочку обычного больного человека, а именно присутствие в нём чего-то чистого, светлого и таинственного. Доброго и божественного.
Потом, уже во взрослой жизни, я заметил, что это всегда так происходит со мной и до сих пор. Порой вижу в церкви, в больнице, в транспорте или просто на улице маленького или взрослого человека с синдромом Дауна.
И часто ощущаю что-то необыкновенное. Но такое приятное и тихое. Тёплое и спокойное блаженство. Радостное присутствие Живого Ангела. В этих людях. Целованных Богом. Они светлые, безгрешные и очень-очень простые.
Расскажу ещё один случай.
После университета я работал в маленькой заводской газетке. Называлась она «Новатор». Сначала работал простым журналистом. Затем ответственным секретарём. Потом уже редактором.
И был у нас в редакции один всеобщий любимец. Он не работал в штате газеты. Просто часто заходил поболтать, попить кофейку, приносил рисунки, юмористические картинки, которые рисовал и придумывал сам. А мы их ставили в номер. И никогда ему не отказывали. Потому, что рисунки его всегда были смешные и очень добрые.
Назовём его Олег. Он был обычный инженер в конструкторском бюро нашего завода. Лет 35 примерно.
Так вот. Стоило Олегу зайти в комнату редакции, даже не успев сказать ни слова, он производил своим появлением какую то удивительную метаморфозу в моей душе. Сначала от макушки головы по спине до самого копчика волнами накрывали мурашки.
Становилось блаженно, умиротворённо и, даже, если я был очень утомлённый от журналистской работы, написания статей в номер, усталость ума сразу проходила, приходила свежесть восприятия и тихая радость.
Тембр голоса у Олега глубокий, внутренний, бархатистый, завораживающий такой баритон, какой обычно обожают многие женщины. Но не только его голос обволакивал меня блаженством. А эта добрая, необычно сильная аура человека. Его поле, энергетика, такая чистая, добрая, приятная, спокойная, гармоничная и светлая.
У Олега был низкий рост и большой горб на спине с рождения. Ходил он как то не совсем прямо, а немного как бы боком.
Особенно трудно ему было подниматься без лифта к нам на пятый этаж. Но заходил он часто. Приносил не только свои юморные рисунки, но и конфетки девчонкам в редакции, пирожные и шоколадки от души.
При этом лицо всегда выражало детское, тёплое благодушие и светлое улыбчивое расположение ко всем, окружающим его людям.
У нас в редакции его все просто обожали. От фотографа, до редактора. Я любил с ним курить и разговаривать в перерыве на обед. Потом я понял, что если человек лишен чего-то в одном, то Господь обязательно компенсирует этот недостаток в чём-то другом. Справедливое такое Божественное равновесие.
Конечно, не спорю, бывают и озлобленные на весь мир, обиженные, жалкие и не очень добрые инвалиды. Но, основная масса людей с физическими, психическими или эмоциональными отклонениями – это Богом целованные люди.
Светлые, Добрые, Простые, Незлобивые, немного грустные и тихие, но по сути своей душевные и сердечные. Я имею право ошибаться.
Только мой опыт подсказывает, что Господь именно с теми и в тех, кто много страдал, был чего то лишён, здоровья, полноценности или ума, и остался при этом добрым человеком…
Да, если честно, не кривя душой, сказать о себе. То я и сам, хоть и не инвалид, но тоже далеко не совсем нормальный эмоционально. Какой-то как бы подранок, что ли, неприспособленный, наивный, доверчивый. Может поэтому мне и хорошо с такими же…
Положа руку на сердце, добавлю, мне с слишко правильными, очень нормальными, успешными и продвинутыми умственно и материально людьми немного скучновато, что ли…
Не знаю, о чём с ними говорить. О деньгах? О проблемах? О карьере? А зачем?
Над нами одно небо, одно солнце. Воздух в наших лёгких один. Бог у нас такой родной и вечный. Один на всех. Я радостный и благодарный. У меня для счастья уже всё есть. Вот, такой вот я большой, взрослый, по-детски счастливый балбес…
Если б я был Богом
Фантазии Живых Богов
– Ну теперь ты. – Нетерпеливо, в предвкушении умственного удовольствия, Лысый потёр ладони и приготовился слушать.
– Если бы я был Богом, – Спокойно и задумчиво начал говорить Романов. – Первым делом приготовил тазик тёплой воды, какой-нибудь самый ароматный шампунь и белоснежную мочалку средней жёсткости.
– И что? Кого ты драить то собрался, псих? – Встрял в монолог Абрек. Он оторвал свои, почти всегда пустые, холодные и равнодушные глаза от разглядывания ногтей на ногах и уставился на Романова.
– Взял бы нашу планету в руки и начал отмывать. – Медленно и негромко, но очень уверенно проговорил Романов. – Мыл бы её долго и тщательно. Крутил бы шарик в своих мягких и тёплых ладонях. Шоркал бы мочалкой с пеной до чистого скрипа. Из каждого закоулочка, из каждой дырки всю грязь бы повыковыривал. Потом менял бы воду несколько раз и полоскал шарик до полной ослепительной чистоты, чтобы благоухала ароматом шампуня и сияла, как новенькая медаль.
– Это я даже очень легко могу представить, – вступил в беседу Лысый. – Ну, а людей, зверьё, летающих и плавающих тварей куда бы ты дел? Утопил что ли?
– Я бы их сначала расчехлил, а затем вернул на чистую планету.
– Как это расчехлил? – Снова очнулся Абрек.
– Да очень просто. Освободил бы их души от их тел. Тела опять смешал бы с сырой глиной и весь такой грязный мусор, оставшийся после помывки Земли, перемешал бы в одно круглое месиво и отправил на орбиту. Типа вторая Луна. Это ведь красиво и необычно – две луны на небе. Пусть там обе кружатся, как запасной стройматериал. И на земле никакого мусора и лишних предметов.
– Погоди, Данила. Сразу куча вопросов к тебе. – Лысый почесал блестящий бритый затылок и продолжил. – Как это освободил людей от тел и всю живность? А, думаешь, им это не больно и не жестоко?
– Ну, если я Бог, то сумею, видимо, сделать это не больно для них, ведь верно? И считаю, что это абсолютно не жестоко. Потому что все страдания, вся людская боль и вся глупость на планете происходит именно от человеческих тел. От жадности, похоти, корысти и гордыни. А душам нечем гордиться. Души радоваться должны.
– Ну допустим. А как эти твои души без тел размножаться будут? Почкованием, икринки откладывать, саженцами расти или от Святого Духа плодиться? – Лысый явно заинтересовывался планом Романова всё больше и уже жаждал понять всё в мельчайших подробностях, до тонкостей, чтобы дойти до самой сути.
– А зачем? Вот скажи, Серёга, зачем им размножаться? Их ведь итак очень много. Если вернуть на планету все души, которые только тем и занимались в своих телах, что размножались десятки тысяч лет, то разве их мало? Да даже на другие пригодные планеты расселить хватит.
– Ну ты загнул! – Абрек недоверчиво посмотрел сначала на Лысого, потом перевёл взгляд на Романова, который оставался всё таким же задумчиво-спокойным и без тени сомнения. – Всех вернуть? Умерших вернуть, из рая и ада вернуть? И поселить снова на Землю?! Я бы тогда смог увидеть своего деда и даже прадеда! Здорово!
– Да. Именно так. Вот смотри, Руслан, что хочет любая душа? Радости и покоя! Верно? А что хочет тело? Не болеть, не страдать, вкусно жрать, почаще размножаться, весело развлекаться, и всего этого побольше-побольше. И чтобы получше, поярче, покрасивей, чем у других. Чтобы своё богатство с другими сравнивать, гордиться и хвалиться. Верно?
– Я думаю, не всякая душа хочет только жрать, трахаться и кайфовать. Есть люди и поумней, и подобрей, и почище. – С сомнением в голосе, даже как-то слегка обиженно ответил Лысый.
Абрек снова начал внимательно изучать ногти своих нижних конечностей. Но по его по-детски широко распахнутым глазам всё-таки было заметно, что сегодняшний разговор интересен ему всерьёз.
– Серый! Ты не внимательно меня слушал. Я говорил о телах, а не о душах. Душа не хочет размножаться, жрать и кайфовать. Любая душа хочет радостной тишины, сладкого покоя лично для себя и ещё она очень хочет, чтобы все остальные души тоже жили в радости и любви. Душа любого существа не хочет бояться, страдать, болеть и терять. А тело всегда чего то хочет, ждёт перемен, одобрения, жаждет внимания и денег, ему всегда всего мало.
– По твоему, Данила, когда все будут спокойны, довольны и счастливы, не будет войн, преступлений, убийств и всякой такой гадости, которой сейчас переполнен весь мир? – Абрек оторвался от увлекательного разглядывания зарослей курчавых волос на своих ногах и вопросительно посмотрел на Романова.
– Я думаю, да. Делить и грабить нечего, да и незачем. Все довольны, здоровы. Еды хватает, бороться друг с другом за обладание властью, вещами и удобствами нет ни смысла, ни необходимости.
– Чистая утопия! – Заключил Лысый, безнадёжно махнув рукой. – Мы это уже проходили. Братство, равенство, коммунизм. Не жизнеспособная модель. Всё равно найдётся гнида, которой захочется побольше, чем у других, покрасивей, потолще и пожирней. Ну вот, например, еда и климат. Все захотят жить в тепле, у моря, без зим, ветров и холодов. Жить сытно и подальше от соседей. А хватит на всех красивых и тёплых мест с обилием халявной еды, тепла и света? Или души тоже работать будут должны за метры жилья и кусок хлеба?
– Серёга! Ты опять забыл. Я ведь Бог! Разве я что-то не могу? Я могу всё! – Романов как-то по доброму, простодушно улыбнулся. – Зачем душе работать? Зачем душе кусок хлеба? Зачем душе квадратные метры жилья?