– А ты тогда зачем? Я тебе дам, «разбегутся»! – Бласт в очередной раз порадовался, что в своё время, по совету Петал, не стал нанимать слуг из соседних деревень, а купил рабов, которым, в общем-то, некуда разбегаться. Впрочем, ситуацию всё равно нельзя пускать на самотёк.
Но сперва надо поговорить с Петал о недопустимости подобных поступков, которые могут их погубить. Твёрдой рукой он почти бесшумно притворил дверь в спальню.
…Тревожная весенняя луна всей своей откровенной обнажённостью безмолвно присутствовала в комнате. Дети, все трое, молчали, будто затаились. Петал тихо дышала в тёмной глубине – он чувствовал её.
Он сел намеренно шумно, лишь бы сохранить свою решимость и разрушить этот заговор явно противостоящей ему тишины.
– И что теперь прикажешь с этим делать? Мы ведь договорились хранить в тайне твою сущность таны! Неужели ты не могла сдержаться!
Петал хранила молчание.
– Да, согласен, она старая дура… Была… Но она же не враг! Стоило ли с ней так? Здесь уже и так болтают о близнецах, выкормленных волчицей! Так нужно ли было лишний раз подтверждать это? Из-за этой нелепой случайности у нас могут быть огромные неприятности…
Петал решительно вышла из темноты, поймав глазами лунный свет. Волосы зримо поднялись дыбом на её затылке, будто на холке у воинственной волчицы. Губы над клыками подрагивали…
– Бласт, это не случайность! Она шпионила за мной! Она увидела меня! С ней невозможно было бы договориться! Она не стала бы молчать! Я обязана была защитить свой выводок! – лающие интонации захлестнули взвинченный голос Петал. В ответ обеспокоенно завозились младенцы.
Странное дело. Он чувствовал, что был прав. А она не права. Но не мог противостоять ей. Она будто перевешивала, самим фактом своего существования делала ничтожной весомость его доводов.
На её стороне были дети. Все трое, включая его сводных братцев-близнецов. За неё же была эта вторгшаяся в их дом огромная луна.
Да и сам он был за неё…
Какое нелепое завершение дня! Дня, в течение которого ему пришлось так успешно разрешить десятки труднейших ситуаций! Применять расчётливость, предусмотрительность, хитрость – да много ещё чего! Чувствовать себя сильным. Хозяином, владеющим ситуацией!
Сейчас же он осознавал свою полную беспомощность. От него ускользало что-то главное в этом происшествии. Разрешение проблемы с точки зрения человеческого разума здесь точно не срабатывало. А интуитивно он почему-то признавал правоту Петал, как и её верховенство вообще.
В их маленькой стае вожаком была она. Побеждало всегда её мнение. Как и на этот раз. Он сам не заметил, как это произошло: обнимая, он уже приглаживал её волосы, утешал.
– Я согласен с тобой, что это не случайность.
Жёсткий запах пережитого ею стресса перебил мягкие ароматы грудного молока. И он вспомнил! Он вспомнил, на что похож был причудливо извивающийся во тьме дымный завиток факела.
На дракона.
Уродливо корчащегося дракона Хроноса. Край Белоглазых тан продолжал напоминать о себе. Он призывал, он вопил о спасении!
Бласт понял, что не выйдет у него затаиться, сделать вид, что всё у него в семье хорошо настолько, что никуда не надо плыть! Бог весть, сколько ещё ему нужно напоминаний, чтобы он решился, наконец, вернуться в Тановы земли! Одна надежда: эти напоминания не будут столь же жуткими, как последнее.
Но не успел развеянный над полями пепел старой няньки напитать весенние ростки, как произошло то, с чем жить дальше стало просто невозможно.
3
– Я не понимаю тебя, Бласт! – Петал со слезами отчаянья схватилась за голову. – Я не понимаю! Что я должна им передать? Этим, твоим подрядчикам?
Все трое младенцев заливисто орали, требуя немедленно накормить их.
В это время постучался Варис, их управляющий, и, пряча глаза, настоятельно попросил дать ему срочный расчёт, так как он уезжает к внезапно заболевшему отцу. Да, он раньше о нём не рассказывал. Но отец у него есть, и к нему надо ехать. Далеко. Навсегда.
А у ворот скандалили подрядчики, желающие выяснить, куда же всё-таки так подозрительно исчез Бласт? Почему он всё бросил на полуслове? И что им теперь делать с теми чрезвычайно дорогими материалами для храмовой постройки, посвящённой богине Минерве, которые он заказал у них? И кто им теперь заплатит? И куда девать нанятых рабочих? И почему, в конце концов, Бласт не выйдет к ним, чтобы разобраться по-мужски, даже если у него нет денег?
Вопросов было так много!
Увидев растерянность Петал, подрядчики укрепились в решимости ворваться в дом и разобраться как следует на месте.
От ворот их бесцеремонно оттеснила фигура в лохмотьях.
Когда они поняли, что это местная сумасшедшая, которая молится по ночам у придорожной статуи Минервы, они хотели отшвырнуть её, чтобы эта ненормальная не мешалась.
А «ненормальная», обратясь к Петал, по-свойски шепнула.
– Ну, что? Бласту не легче?
Петал в неподдельном ужасе округлила свои яркие глаза.
– Не бойсь! Не бойсь! Я никому не скажу, что это заразно! – забубнила безумная, с воодушевлением пуская пузыри слюны.
Энтузиазм желающих прорваться в ворота поубавился.
Тогда старуха, безуспешно попросив окружающих подержать свои подозрительные узелки, начала яростно чесать бока и с интересом заглядывать себе в тёмные прорехи. Тут уж самые воинственные отступили, пообещав, впрочем, наведаться завтра. Уходили все быстрым шагом, стеснительно почёсываясь и отплёвываясь.
Закрыв за гостями калитку, Петал обессилено привалилась к ней спиной. Потом, будто включив слух, помчалась к охрипшим от рёва детям.
Петал любила кормить детей.
И не только из-за того, что умолкал их требовательный голодный ор. Когда они присасывались к ней, всё остальное в большом мире будто останавливалось. А у неё с детьми наступалал такой взаимный покой и умиротворение, словно только они вчетвером существовали в этом, совершенно отдельном, замкнутом, пространстве. В котором никакие угрозы и заботы их ни за что не достанут!
Ей казалось, что вместе с молоком она переливает в детей свою душу. И тем самым распространяет себя за пределами материального тела, заполняет собой окружающее пространство, гармонизируя жизнь вокруг.
…Умирая, великий император города, уже при его жизни названного «вечным», не думал о ни о победах, ни о поражениях.
Его не уже тревожили предавшие друзья и недобитые враги.
Он не вспоминал, ни жену, ни детей. Даже ту женщину по имени тана, что считал своей матерью.
Одно и то же странное виденье преследовало его во все его мгновения болезненной слабости и предсмертного бреда: ощущение тепла и защищённости, исходящее от волчьего брюха, под которым он блаженно засыпает, сытый и такой любимый…
4
Наконец, насытившись, дети отвалились и заснули.
На очереди был вопрос: что же делать с Бластом? Серой тенью он молча сидел перед ней, смотрел в упор. Теперь она понимала его, понимала, что он хочет ей сказать. Но помочь по-прежнему не могла. Он не верил.
– Не мучай меня! Этого просто не может быть! Такой ужас просто невозможен в реальности!
– Бласт, не относись к этому так трагически! Ты жив-здоров, и мы вместе! Мы что-нибудь придумаем!
– Так придумай же скорей! Тебя, наверняка, учили этому, ты просто забыла! Ну, скажи!
– Такого не забудешь. Если бы учили, я помнила бы! Не тешь себя иллюзиями. Я бессильна что-то изменить!
– Ты ещё скажи, что я сам виноват! – Бласт хрипло зарычал и уронил тяжёлую волчью голову на пол…
…Вчера утром сон его был разорван хищным когтем месяца на светлеющем небосклоне.
Тёмная лапа наползающей тучи то втягивала его, то выпускала…
И тогда он вонзился прямо в голову, так что треснул …сон!
Почему он не воспринял это как предостережение?!
Почему не стал осторожнее?!
Даже становясь волком, он всё ещё по инерции использовал человеческие жесты: он так накрыл глаза лапами, будто человек в горе.
Сердце Петал разрывалось от сочувствия и беспомощности.
Нужно было перепеленать детей, но Петал не решилась покинуть свой волчий облик и тем самым оставить мужа без возможности контакта с ней. Став человеком, она отчасти переставала понимать его. А им сейчас надо многое обсудить. И лучше без слов, которые только мешают.
Тогда она по-волчьи начала вылизывать детей, ловко переворачивая лапами и мягкими захватами зубов, демонстративно сердито порыкивая. Будто показывая, что пока она занята главным, её лучше не злить.
Бласту так хотелось помочь жене в уходе за тремя младенцами: сыном и сводными братцами-близнецами! Но он не умел этого делать в своём волчьем облике, в котором застрял так глупо.
…Ночью, во время ставшей привычной прогулки, с ним случилось ужасное: он потерял материнский перстень.
Они с Петал обрыскали всю округу, переворошили кучу песка, подняли каждую травинку. Перстень так не нашли. Он будто провалился!
Сначала Бласт даже не поверил в окончательность происшедшего. Ужас обрушился с утра, когда он не смог явиться в назначенный час на встречи, запланированные заранее.
Вернее, явиться-то он мог.
Волком.
И в Тан-Аиде его поняли бы. Но не здесь, на Италийских холмах…
Теперь в человека ему уже, наверное, никогда не превратиться!
Как?! Как он мог потерять перстень?! Ведь Петал его предупреждала!
Но магическая вещица была такой старой, такой стёртой! Ободок совсем истончился за время ношения его матерью – жрецом Гиером…
И зачем только ему понадобилось так рисковать!
…Он сам не заметил, как всё больше и больше увлекался волкопревращением.
После безумных трудовых будней, волнений и забот, они с Петал так любили уходить в ночь, сливаться с ней безмолвными серыми тенями!
Его тана многое рассказывала о прошлом своих предков. О жизни странной, незнакомой, причудливой, но принимаемой им с поразительной лёгкостью. От этих рассказов на сердце становилось тревожно, как от северного ветра или света луны.
У него всплывали, вот странно, послойные воспоминания давно-давно известных ему истин! Воспоминания о свободе, о великолепной жизненной игре, доступной ему в какой-то иной, но тоже его – жизни!
Доигрался.
Что же теперь делать-то? Неужели так и придётся до конца жизни бегать на четырёх?
– Петал, ты ведь меня даже из мёртвых в живые вернула! Помнишь, там, на реке? Неужели вернуть из волчьей в человечью шкуру – это труднее?
– Это не труднее, родной мой. К сожалению, это просто невозможно, – Петал помолчала, раздумывая. – Быть зверем или человеком это личная воля каждого. В это не может вмешиваться никто другой. Этого не бывает, понимаешь?
– А Чиста тогда, в доме Атея, превратила тебя!
– Нет, тогда она просто вернула меня в сознание. А превратилась я уже сама!
– А твоим перстнем я, действительно, не смогу воспользоваться, чтобы превратиться?
– Возьми, попробуй, если не веришь мне.
– Тебе-то верю. Но я не могу поверить, что этот ужас навсегда! Не могу поверить, что насовсем потерял возможность взять на руки сына и поцеловать его, а не лизнуть по-волчьи! Мне хоть бы временно стать человеком, разобраться с подрядами и закупками. Как я подвёл этих людей! А Варис! Как он мог покинуть тебя в такой трудный момент! Подлец!
– Он не подлец. Он просто трус и приспособленец. А вокруг нас слишком много слухов и странностей. Он решил поберечься.
Бласт решительно протянул лапу к перстню Петал, почти скрытому густой рыжеватой шерстью. Но, как он и ожидал, снять его через подушечку волчьего пальца было просто невозможно. Его собственный слетел, видимо, из-за перетёршегося ободка…
5
– Петал, но это очень не предусмотрительно! Наверняка, я не первый, кто столкнулся с подобной проблемой! Почему же не заложена в перстень возможность передать превращение кому-то, хотя бы родственнику?
– Ты же не можешь передать кому-то собственную возможность насыщаться, слышать, нюхать? Как может кто-то радоваться за тебя? Понимаешь? Так же и возможность превращаться! Она только твоя. А перстень это просто, …это просто орган, твой собственный орган превращения. Ты утратил его. Это не смертельно. Но превращаться теперь ты не можешь. Как не может видеть человек, утративший глаза.
– Понятно. Но ты не ответила на вопрос: я ведь не первый, кто столкнулся с подобным? Ты о чём-то умалчиваешь? Ну, говори же! Я уже готов ко всему!
Петал принакрыла сонных детей кудрявой овечьей шкурой, пофыркала от прикоснувшихся к чутким ноздрям назойливых шерстинок и прилегла рядом.
– К сожалению, это единственное, к чему ты сам считаешь себя неготовым…
– Что? Опять ты о своём? Я не поеду туда, Петал! Сколько можно говорить об этом? Тем более в таком виде! Да я из дома выйти не могу! Ты хочешь, чтобы меня затравили собаками?
– Не очень-то тебя и затравишь! Я видела, как ты дерёшься: ты же раскидал шестерых!
Бласт самодовольно приосанился и демонстративно-равнодушно перетряхнул гриву своей густой волчьей шкуры. Лёг, положив лобастую голову на скрещенные лапы. Сквозь ресницы взглянул на Петал. Что ж, не всё так плохо. Его жена умеет ценить его!
А Петал, проверив мгновенным броском взгляда произведённый эффект, продолжила.
– К тому же, в Крае Белоглазых тан сейчас больше волков, чем собак. Все танаиды-одиночки по приказу старейшин превратились в волков. Окаменели ведь только семейные, не пожелавшие бросить не умеющих ещё превращаться детей. Тебе нужно будет найти этих волков-одиночек.
– Найти-то я их найду! Но для чего? Чтобы вместе горевать и выть на курганах? Они ведь тоже не могут превратиться в людей, несмотря на то, что перстни у них остались! И что толку мне от их компании?
– У вас общий интерес: ты поможешь им, они помогут тебе.
– Как?
– Ты найдёшь белый камень и восстановишь ритуальную гривну. После чего, я уверена, боги простят нас за отступничество жрецов, и жизнь вернётся в Край Белоглазых тан. А потом танаиды помогут тебе.
– ?
– Не спрашивай, как. Я не знаю. Знаю только, что помочь тебе в этой безвозвратной ситуации могут только наши жрецы. Вернее, может захотеть помочь один из них – Старый Гиер. Думаю, к нему, несмотря ни на что, ты всё-таки сможешь обратиться.
Бласт не удержался от досадливого рыка. Но Петал упорно продолжала.
– Понимаю, что тебе страшно даже вспоминать о нём. К тому же, вместе с отречением от бога Тана он, наверняка, утратил своё могущество жреца. Но знания-то остались! Этот выход пока единственный. Он очень опасный и неверный. Но другого просто не вижу.
Бласта буквально распирала дикая какофония чувств: отвращение к путешествию в Тановы земли, сочувствие к жене с её явно преувеличенным пониманием долга, досада на себя, растяпу-растеряху. Он вскочил, волнение не давало покоя, он начал метаться по комнате мягкой поступью звериных лап.
Петал с сочувствием следила за ним, понимая, насколько он был не готов к подобному развитию событий. Ему бы ещё немного времени на освоение волчьих навыков, на осознание волчьих привычек.
Но всё сложилось так, как сложилось…
– Может быть, если Старый Гиер не сможет помочь тебе стать человеком, так просто посоветует, как быть? Хорошо бы ещё отыскать Чисту… Может, она что-то придумает. Но, найти её может только тот, кому она позволяет себя найти…
Бласт внезапно остановился.
– Петал, ты хоть понимаешь, что отправляешь меня на верную смерть? Ты сама-то хоть осознаёшь это? Скажи, тебе меня совсем не жаль? Не жаль расстаться навсегда? Да и как ты здесь выживешь без меня?