Утомленные бытом
Сборник избранных иронических рассказов
Владимир Владимирович Горбань
© Владимир Владимирович Горбань, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вместо предисловия
На самом деле быт играет в жизни человека немаловажную, но все же, как свидетельствуют полицейские протоколы, не основную роль. Казалось бы, живи себе спокойно, пользуйся благами цивилизованного быта, установи счетчики потребления газа, воды и электричества, не засоряй канализацию, исправно плати налоги и будь постоянно счастлив относительно и хотя бы иногда абсолютно. Ан, нет, быт утомляет своим однообразием и невозможностью лихого куража. И тогда порывы души выплескиваются наружу, покидая уютные стены с таким предварительным трудом налаженного быта…
Как давно известно, общество состоит из дядь, теть, детей и других возрастных, социальных и прочих разновидностей рода человеческого. И все они, представители этого рода, извините на минуточку, не хотят безмятежно сидеть по домам, тихо и спокойно смотреть телевизор или вязать внукам носки, а хотят вступать в различные взаимоотношения. Хотят разными способами взаимоотношаться, хоть ты тресни! А какая от этого, пардон, польза государству и его правоохранительным органам?! Одна головная боль и сплошные бюджетные порой непредсказуемые растраты!
Например, возьмем сферу высшего образования. Все понимают, что ученье – свет, но просвещать свои затемненные головы многие не хотят, предпочитая тратить бесценное время молодости на распитие пива в общественных местах на глазах у многочисленных свидетелей!
А что творится в святая святых? Я имею в виду отечественную медицину, которая в последние четверть века так и не научилась самым решительным образом бороться с пациентами, осаждающими пороги поликлиник и прочих бесплатных медицинских учреждений.
Есть еще депутаты, бюрократы, злостные неплательщики алиментов, свидетели Иеговы, сотрудники метеоцентров, заводчики собак, изобретатели вечных двигателей, мечтатели и прочие личности, вызывающие раздражение у той части населения, которая еще платит налоги!
И так было испокон века! Не верите? Тогда почитайте хотя бы Библию. И не видно ни малейших признаков радикального улучшения ситуации на этом фронте в ближайшем обозримом будущем.
В общем, для юмористов и сатириков всех направлений дел все еще непочатый край!
Как это было
В саду Эдемском жизнь была разлюли – малина. Адам с Евой вековали в любви и согласии без тещи и свекрови в собственном коттедже со всеми удобствами на живописном берегу Евфрата. В реке водились множество рыбы ценных пород, в камышах неподалеку гнездились несметное количество диких гусей и уток. Рядом с домом колосились бескрайние поля пшеницы, ржи, ячменя и проса. На лугах табунами бегали мустанги, мирно паслись стада коров и овец, а пчелы собирали мед. В саду круглосуточно плодоносили лучшие сорта винограда, яблони, груши, вишни, плоды которых были пригодны к спиртовому брожению. Жизнь была действительно райской, климат нежным и благоприятным для здоровья. Руки Адама не знали мозолей, Ева понятия не имела что такое деньги, откуда они берутся и куда деваются. Коммунальные услуги, свет, газ и вода были в раю бесплатными. В Эдемском саду отсутствовали милиция, прокуратура, суды, налоговая инспекция, санэпидемстанция, земельный комитет, пожарный надзор, общество охраны природы, профсоюз, региональные отделения политических партий и прочие привычные для нас структуры власти. Даже должности главы администрации Рая не существовало.
И всю эту первобытную разлюли – малину испортила женщина.
Вот как это было.
– Адася, дорогой, – мягким грудным голосом прошептала Ева, обнимая мужа в постели, – я хочу яблочко.
– Не вопрос ответил Адам, вскакивая с лебяжьей перины, – сейчас сгоняю.
Он выбежал во двор и кинулся к ближайшей яблоне. Множество спелых, сочных плодов лежало на земле. Адам выбрал самое большое, самое красное яблоко и вернулся к жене.
Ева надкусила плод, скривила свои обольстительные губки и закапризничала:
– Не хочу это яблоко, принеси другое.
Адам вышел во двор, собрал полную запазуху яблок. Все они были великолепны, одно краше другого. Адам высыпал плоды на постель.
Ева надкусила одно, другое, третье, еще кривее скривила губки. И резким движением руки смахнула яблоки на пол.
– Ты не любишь меня! – глаза ее были переполнены слез. – Мне нужны качественные витамины, а не это гнилье!
– Да ты че, да ты… – разволновался Адам. – Да это натурпродукт! Где же я лучше достану?
Ева, размазывая слезы по щекам, соскочила с постели взяла мужа за руку и вывела во двор. Подвела его к той же яблоне и пальцем указала на макушку дерева:
– Хочу вон – то яблоко!
– Да ты че, да ты… – промямлил Адам, – оно же зеленое.
– Хочу зеленое, – сказала Ева, – хочу зеленое… хочу зеленое…
– Да ты че, да ты, – Адам взглянул вверх. Высоковато висело яблочко, не допрыгнуть. – Да как же я же его достану? Оно же вон же аж где висит!
– Будь мужчиной! – Ева со злостью топнула ногой. – Достань мне это яблоко!
– Да ты че, да ты…
– Хорошо, тогда я сама! И пусть я испорчу свой новый маникюр, пусть я исцарапаю свои пальчики…
– Да, ладно, да ты че…
Тут Ева не сдержалась, подскочила к яблоне и стала ее лихорадочно трясти. Яблоки градом посыпались с ветвей. Красные, сочные. Но зеленое висело и упрямо не желало падать. Ева разрыдалась, и никакие утешения мужа не могли ее успокоить.
– Ты не мужчина! – орала она, – ты не любишь меня! Пока не достанешь мне это яблоко, я тебя в постель к себе не допущу!
Бешеная кровь прилила к голове Адама. Рассвирепел он, ополчился. Кинулся с остервенением трясти яблоню. Все яблоки рухнули к его ногам. Кроме одного, зеленого. Схватил тогда Адам первую, попавшуюся под руку палку, замахнулся и сшиб злополучное яблоко. И отлетело оно прямо к ногам жены. Ева моментально успокоилась и заулыбалась приветливо.
Ну, а что было дальше – известно всем.
Хлопотушечка
Сына недавно я женила. Васятку. Он у меня такой лапушка, такой кисонька. Кровинушка моя ненаглядная. Не пьет, не курит, по дискотекам не шастает. Ляжет на диван и газеты читает, читает, читает. Очень образованный у меня Васятка. Интеллигентный, воспитанный. А жены себе взял недоразумение какое – то. Худющая, в очках. Правда, с высшим образованием.
Привел ее Васятка со мной познакомить и говорит прямо с порога!
– Это маменька – Леночка. Мы решили пожениться. Жить будем у нас. Она тебе понравится. Леночка такая хлопотушечка!
Слава Богу, думаю, мальчику уже сорок пять, пора и семьей обзаводиться.
Поженила я их. Поселила у себя. Решила от всех домашних забот – хлопот огородить.
Как – то затеялась пироги печь. Стала тесто замешивать, хлопотушечка тут как тут.
– Маменька, – бежит из комнаты, – что ж вы меня по хозяйству не привлекаете?! Давайте, я вам помогу.
Хватает чашку, муку, яйца. И начинает хлопотать. Тут же все пролила, рассыпала, разбила. Сама в муке, в яичной скорлупе. Смотрит на меня оленьими глазами, чуть не плачет.
– Иди, – говорю ей, – отседова. Иди вон к Васятке на диван, помоги ему кроссворд разгадывать.
Обиделась, ушла. Васятка со мной потом полдня не разговаривал.
А тут затеялась я белье постирать. Только выкатила на кухню стиральную машинку, хлопотушечка тут как тут.
– Маменька, – бежит из комнаты, – что ж вы меня по хозяйству не привлекаете?! Давайте, я вам помогу.
Хватает белье, стиральный порошок, отбеливатель. И начинает хлопотать. Все тут же пролила, рассыпала, сломала. Сама в порошке, в хвойной пене. Смотрит на меня газельими глазами, плачет.
– Иди, – говорю ей, – отседова, не суетись. Иди вон к Васятке на диван, помоги ему сканворд разгадывать.
Губы надула, ушла. Васятка со мной потом сутки не разговаривал.
Решила я как – то полы помыть, ковры пропылесосить. Только достала из кладовки пылесос, хлопотушечка тут как тут.
– Маменька, – бежит из комнаты, – что ж вы меня по хозяйству не привлекаете?! Давайте, я вам помогу.
Выхватывает у меня из рук швабру, тряпку. И начинает хлопотать. Через минуту разбила хрустальную вазу, люстру, аквариум. Сама в рыбках, водорослях. Смотрит на меня антилопьими глазами, рыдает.
– Иди, – говорю ей, – отседова, мать твою! Иди вон к Васятке на диван, помоги ему ребус разгадывать.
Убежала, хлопнула дверью. Васятка со мной потом неделю не разговаривал.
А вчерась затеялась я простыни подшивать. Притащила на кухню швейную машинку, включила ее, строчу, строчу, строчу. Нет хлопотушечки.
– Обиделась, – думаю, – что ли?
Тут дверь на кухне открывается, появляется мой Васятка. Весь такой озабоченный, в костюме, при галстуке.
– Ты бы, маменька, – говорит, – так не шумела тут. Леночке покой нужен.
– Заболела, – спрашиваю, – что ли твоя хлопотушечка?
– В положении она.
– В каком положе… Да ты что? – Я аж со стула чуть не свалилась. – Смогла?!
– Смогла, маменька.
– Сама смогла?!
– Сама, маменька!
Я так обрадовалась, так обрадовалась! Ну, думаю, хлопотушечка! Внучонка мне, наконец – то, родит. Сама! Смотрю на Васятку, и сердце у меня радостью наполняется. Молодец хлопотушечка! Надо будет с пенсии какой – нибудь ценный подарок сделать!
Так вышло
– Ну, как же так? Ну, разве же так можно? – Пожилой седоволосый милицейский подполковник посмотрел на Кузьму Афанасьевича. Но как – то особо посмотрел. Ни с укором, а с пониманием, – как же так?
– Дык, вот так! – Кузьма Афанасьевич растерянно развел руками, – лезет и лезет. Лезет и лезет. Ну и все.
– Нет не все, – подполковник взял со стола бумагу. – Тут вот в протоколе все черным по белому написано. Вот «…со всего размаху, прибывая в отчаянной ярости, оторвал от потолка люстру…».
– Чаво?
– Люстру зачем от потолка оторвал? – усмехнулся седовласый подполковник.
– Дык, так вышло, – Кузьма Афанасьевич потупил виноватые глаза в пол, – я ить ей говорил. А она лезет и лезет. Я ей говорю, мать твою, а она лезет и лезет.
– Не матерись, Кузьма Афанасьевич, – подполковник едва сдержал улыбку, – тут вот в протоколе далее черным по белому написано. Вот «…и опустил ее на голову, пребывающей с ним в законном браке…»
– Дык, лезет и лезет, – Кузьма Афанасьевич вновь развел руками. Я ей говорю, мать твою, так и так…
– Не матерись!
– Ну, она лезет и лезет. Так вышло.
– Да ты объяснить толком можешь, что у вас там произошло?
– Могу.
– Ну и объясни.
Кузьма Афанасьевич оторвал глаза от пола. В них заиграла обида и отчаяние. Подполковник нервно закурил.
– Да ты присаживайся на стул, Кузьма Афанасьевич. Закуривай. И расскажи толком. Тут практикант мне в протоколе такое написал! Прямо «Преступление и наказание»!
– Да какое же это преступление?! – обиделся Кузьма Афанасьевич. Он без всяких церемоний уселся на стул, закурил. – Лезет и лезет.
– Кто лезет? Куда лезет! – подполковник стал уже нервничать.
– Дык, баба моя лезет!
– Куда лезет?
– Под руку. Ванюшка, внучок старший привез, стало быть, посуду. Ну, хреновина такая на потолок вешается.
– Н у? – усмехнулся подполковник, вновь заглядывая в протокол. – Люстра?
– А сам уехал. И хреновину эту оставил. Ну, а бабка моя, значит, всю неделю мне плешь проедала. Повесь! Повесь! Повесь люстру! Прямо без этой люстры ей жизнь не мила! Прямо мать твою…
– Не матерись!
– Ну, выкатил я стол посреди хаты. На стол табуретку поставил. А она лезет и лезет. Лезет и лезет…
– Куда лезет – то?
– Да со своими советами лезет! С дурацкими советами! Под руку лезет! Я кое – как на табуретку забрался. Все шатается. Ноги шатаются, табуретка шатается, стол шатается и полы того, тоже шатаются. А она лезет!
– С советами?
– С ними, мать твою!
– Не матерись, Кузьма Афанасьевич.
– Вот и она кричит – не матерись! А я что, я шибко то и не матерился. Ноги у меня зашатались. Завслед табуретка зашаталась, стол, полы. Ну, все, думаю, навернусь, мать твою!
– Ну и за люстру руками цоп. А она на одном гвозде. И оторвалась, мать твою!
– Да не матерись ты!
– Да как же не материться! Бабка с советами лезет, табуретка шатается, люстра на соплях висит! Мать ее в качель эту люстру! Схватился я за нее руками. Оторвал от потолка. Да не удержал. Ну, а бабка ж рядом крутилась. Ну и получила люстрой по голове! Так вышло.
– А дальше что?
– А ничего. Внучок новую люстру купит. Без света не останемся.
Капитанская теща
Петюню Порохова теща достала. Задолбала мужика своими частыми визитами. Она живет в махонькой деревеньке недалеко от города. Всего триста верст ежели по прямой. Теща Петюнина, Мария Ивановна, до выхода на пенсию в школе завучем по воспитательной работе сорок лет от звонка до звонка отработала. Не приведи, господи! А как только от нее в школе еле – еле избавились, стала она Петюню учить, воспитывать и перевоспитывать. Стала приезжать часто, как на работу. Припрется в субботу рано утром, разложит на кухонном столе свои конспекты и кричит громогласно:
– Петюня, зятек, вставай, двоечник!
А Петюне бы поспать всласть после вечерней смены. Так нет, встает он, одевается по цивильному и плетется на кухню с книжками и тетрадками под мышкой.
– Ну что, Петюня, – спрашивает Мария Ивановна, – выучил ли ты домашнее задание, двоечник? Прочитал ли до конца «Евгения Онегина»?
– Да я, да вот… – мямлит Петюня, переминаясь с ноги на ногу. Очень уж он столбенеет перед бывшем завучем по воспитательной работе.
– Садись, зятек, за стол, продолжает теща, – вот тебе тетрадь, авторучка. Пиши сочинение на тему «Татьяна Ларина – образец тургеневской девушки».
Петюня безропотно садится за стол, берет тетрадку, авторучку и корявым почерком недоучившегося второклассника начинает выводить буквы «Татьяна Ларенова абразес харошой девужки…» И потом смотрит сосредоточенно в потолок, буд – то там ему кто – то нужную шпаргалку скотчем приклеил.
И так все выходные кабелю под хвост. То грамматика, то чистописание, то чтение Пушкина вслух. Второй год приезжает Мария Ивановна по субботам рано утром, руки в боки и учит, воспитывает и перевоспитывает Петюню. Хочет из него человека сделать по образу и подобию своей единственной доченьки Олечки.
Отработал как – то Петюня на стройке в пятницу вечернюю смену, бредет по улице домой. А на душе у него неспокойно. Кошки у него на душе шкрябают. Домашнее то задание не сделал. А на утро теща явится. Как штык. Бредет по улице Петюня домой хмурый, озабоченный. Другие мужики уже в кабаке, недельную усталость водкой с пивом на разлив снимают. А Петюня домой бредет. Нельзя ему в кабак. Он еще Пушкина не всего прочитал. У него утром сочинение по «Капитанской дочке». Бредет Петюня, потупив взор, повторяя про себя: «Жи – ши пиши с буквой и, ча – ща с буквой а». Закурил на углу. Вечер выдался чудесный. Фонари уже зажглись, рекламы всякие. И не понял Петюня как опустилась его уставшая рука к тротуару, как подняла она огромный булыжник – орудие пролетариата. И как запустила она это орудие в огромную витрину супермаркета. Раздался оглушительный взрыв. Разлетелось вдребезги стекло, рассыпалось миллионами осколков по тротуару. Заиграли осколки в свете фонарей всеми цветами радуги. Стоит Петюня у разбитого окна с раскрытым ртом, смотрит зачарованно на стеклянные искры и ступить с места не может.
Подъехала милиция. Схватили Петюню два сержанта под микитки и в воронок. Привезли в отделение.
Капитан спрашивает устало:
– Зачем вы гражданин Порохов Петр Сергеевич витрину разбили? Вы же абсолютно трезвый!