Тальков-камень. Проза. Стихи. Тексты песен - Михаил Скубилин


Тальков-камень

Проза. Стихи. Тексты песен

Михаил Илларионович Скубилин

© Михаил Илларионович Скубилин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Об авторе

Михаил Скубилин родился в 1953 году в семье потомственного горного инженера Иллариона Скубилина и Нины Кашиной, донской казачки из рода Уховых. Дед Михаила, Илларион Яковлевич Скубилин, горный инженер, был вывезен Лазарем Кагановичем, из Донбасса, на строительство Московского метро. В конце сороковых годов прошлого века, его направили на разработку Бобринского угольного месторождения, на юге Московской области. Дед по материнской линии, казачий офицер, Иван Васильевич Ухов, был репрессирован в конце тридцатых и бесследно сгинул в Гулаговской мясорубке. Отчим матушки – из казаков, присягнувших советской власти. Иван Ксенофонтович Кашин, принял и воспитал Нину Ивановну, как родную дочь. И, участвуя в воспитании Михаила – был, хоть и строгим, но любящим дедом.

Отец и мать Михаила познакомились и сыграли свадьбу в Новочеркасске в 1949 году, будучи студентами политехнического института. Там родилась старшая сестра, Наталья. А сам он увидел свет в центре Российской возвышенности, у истоков Дона. Отец Михаила, работал инженером на шахте близ города Кимовска, став впоследствии её директором. Мама долгое время работала в угольной промышленности, позже став ведущим инженером информационно-вычислительного центра.

Родители, владели музыкальными инструментами. Их библиотека насчитывала несколько тысяч томов. В доме часто собирались друзья семьи на литературно-поэтические вечера. Запрета на «неправильную» литературу от родителей не было. Отец умело, ненавязчиво вёл детей по замысловатому, литературному лабиринту, формируя базу домашнего образования. И конечно музыка! Классика, Русский романс… Дети учились в музыкальной школе, по классу фортепиано. Сестра Михаила, Наталья, служит, до сей поры, педагогом в музыкальной школе.

Музыка и литература всегда были путеводными звёздами, Скубилину, на его жизненном пути. В школе, институте, в армии и на гражданке, он писал стихи, прозу, музыку. Играл на клавишах, на гитаре, в создаваемых, чаще всего, им самим ВИА. Михаил пел песни популярных исполнителей, песни друзей и конечно свои, рождённые в разное время, на протяжении жизненного пути.

Служить в армии довелось со старшим братом Игоря Талькова, Владимиром. С тех пор их по жизни связывает единомыслие, творчество и крепкая мужская дружба.

В конце восьмидесятых, прошлого века, Игорь пригласил Скубилина в свой музыкально-поэтический мир. Творчество Талькова, вдохновляло и окрыляло. В этот период Михаил много читает архивных материалов и пишет прозу, стихи – разумеется, в стол. Не будучи членом союза писателей – практически не возможно было что-либо опубликовать в то далёкое, славное время.

История, к сожалению, не имеет сослагательного наклонения. И всё же, будь в трагический день, 6-го октября 1991 года, рядом с Игорем, Владимир и Михаил – всё могло бы быть иначе…

В начале двухтысячных сгорел родительский дом Скубилина. Архивные материалы, стихи, проза, аудио и видео – практически всё, за малым исключением, было утеряно.

В новом отрезке творческих поисков было издано два музыкальных альбома «От шансона до рока» в 2013г. и «От Москвы до Кимовска» в 2014г.

В этот небольшой сборник вошли стихи, песни и проза, преимущественно написанные автором в двухтысячных. Есть так же тексты нескольких песен, конца 80-х-начала 90-х, из магнитного альбома «Последняя осень», вышедшего в тираж в 1992 г. К текстам прилагаются ссылки на веб-сайт, где песни М. Скубилина можно послушать, в авторском исполнении и в исполнении его друзей.

Проза

Тальков-камень

Часть первая.

Кимовск – моя земля

Дорогой мой читатель! Заранее прошу прощения, что по ходу повествования я буду перемещаться вместе с тобой и в пространстве, и во времени. Нарушая хронологию, будем ломать линию сюжета, возвращаясь в прошлое или устремляясь в будущее к новым или оставленным на время героям, реальным или вымышленным. А ещё я, возможно, буду лезть поперёк сюжета со своими ворчливыми комментариями догадками и выводами. Ты уж прости меня за это. Видно с возрастом, потребность иногда поёрничать или пофилософствовать, слегка гипертрофируется… Но обещаю тебе, мой друг, максимально приблизить повествование к истинной географии озвученных мест и придерживаться достоверности, возникающих сюжетных линий. Поскольку, на мой взгляд, это художественное изделие ручной работы – оставляю за собой авторское право иногда слегка «образно повымыслить». При этом постараюсь передать реальную палитру чувств, мыслей, времён и событий.

Хотите со мной на чудесную речку Проня? Тогда полетели! Закройте глаза… Ещё чуть-чуть… Открывайте… Мы пронзили и время, и пространство… 1922 год… Видите, прозрачную ниточку, вытекающую из болот у деревни Лужки? Как она, разрезая мощные чернозёмы Тульской и Рязанской губерний, принимает в свои светлые воды выдохи ручейков и речушек? Слышите? – Это поёт на перекатах светлоокая красавица Проня. Лаская берега плодородной землицы, Пронюшка, пробежав, без малого, четыреста вёрст – впадёт в трудягу Оку, которая, в свою очередь, в Нижнем Новгороде сольётся с сударыней Волгой.

Отвлеклись! В Гремячево, на Проню! Там, на Рязанском берегу, ордынцы разбивали шатры, чтобы приготовиться к решительному броску на Москву. Многие из близлежащих поселений были основаны опальными стрельцами. Пётр Алексеевич, переломив сестрицу Софью через колено, выслал сюда, оставшихся в живых её верных воинов, с семьями. А потому и Стрелецкие Выселки и Стрелецкая слобода, и Стрелковка…

Недалеко от Ржевки, в Проню впадает Араповка. Сейчас её именуют Тетяковкой, по названию деревни, на её крутом берегу. Таинственное и намоленное место.

Под обрывом два, приваленных лаза. Это вход в Гремячевские пещеры. Говорят, что в этих катакомбах находили себе приют и защиту от диких зверей ещё наши прапращуры. В обозримом прошлом – пещеры использовали на Гремячевском рубеже, для тайных перемещений воинов Московского княжества в битвах с Рязанскими братьями и с ордынцами. Чуть позже здесь заложили крепость, от которой в наши дни ничего не осталось.

В середине девятнадцатого века Гремячевский крестьянин, Яшка Павлов, сотоварищи, расширили ходы, выдолбили в тоннелях лавочки. Устроили кельи для уединённого моления – всё как в Киево-Печерской лавре. Народ потянулся на моление к святым пещерам. Вскоре близлежащие храмы практически опустели – верующие предпочитали общаться с Господом в пещерах или возле оных. Духовенство стало терять и паству и доходы. Приказом Тульского генерал-губернатора, входы в пещеры были подвалены в 1856 году.

Народ вернулся в храмы. И только самые фанатичные, устроив скрытые лазы, продолжали тайное моление в подземных кельях.

Пещеры привлекали своей загадочной историей, уходящей к истокам цивилизации, энтузиастов со всего Союза. Случалось, что люди пропадали, заплутав в подземном лабиринте. К семидесятым годам двадцатого столетия плотина на Прони встанет тромбом, перекрыв её естественное течение. Вода поднимется, и водохранилище проглотит большую часть загадочных пещер. Говорят, что сейчас отрыты новые ходы, через которые можно попасть в верхние отдушины пещер.

Не устали парить? – Тогда плавненько повернёмся спиной к солнышку… Видите городок близ былинного Иван-озера, ставшего Шатским водохранилищем? Это Бобрики, которые вскоре станут Сталиногорском, переименованным позже Никитой в Новомосковск. Смотрите, в Детском парке, из родничка, подпитываемого Иван-озером, вытекает ручеёк. Это начало Великой Русской реки Дон. Через Иван-озеро должен был проходить судоходный канал, соединяющий истоки Дона с Волгой. Пётр I, согнав крестьян, приступил к реализации грандиозного проекта. Были произведены большие земляные работы. Канал, кроме всего прочего, должен был связать и реку Шат, вытекающую из озера, с рекой Упой, под Тулой. Уже оформились 33 шлюза… И тут – победно завершилась Северная война, открывшая выход Российской империи к морю. Герр Питер сразу же охладел к проекту – мыслями он уже командовал флотом Его Императорского Величества на Балтике. Крестьян распустили по домам. Фантастическое инженерное решение, подкреплённое авантюризмом и железной волей Петра! Водная артерия, длиной около 300 километров, до сих пор собирает в себя родниковые воды, атмосферные осадки и прочие талые воды и служит нам, по мере сил.

А Дон, быстро набирая силу, уже журчит по руслу, устроенному государем в предместьях Бобрик-Горы. Это бывшие земли князей Милославских, перешедшие к графьям Ладыженским, в период правление Петра Алексеевича. В конце 60-х годов восемнадцатого века Екатерина Алексеевна выкупила земельку у Ладыженских. Чуть позже, передала её с деревеньками и людишками, в наследственное пользование Алёшеньке Бобринскому, своему любимому сыночку, появившемуся на свет в результате грешной любви к Грише Орлову. Вот по поводу грешной любви можно поспорить, конечно. Любовь и связь, и дитя – это факт неоспоримый. Но вот может ли Любовь быть грешной?..

Заглянем на минутку в небольшой городок, на возвышенности, к Юго-востоку от Бобрик-Горы. Не могу пролететь мимо своей малой Родины. Кимовск, районный город на стыке трёх областей, появился на свет, благодаря матушке природе, наделивший недра в истоках Дона бурым угольком.

Шла война и Бобриковский горизонт, насыщенный пластами и линзами этого угля должен был внести свой вклад в желанную победу. Первые шахтёры жили в землянках. На многих работах были заняты женщины. Молодые, отчаянные, свято верящие в нашу победу. Они стали «рубать уголёк» и в промышленных масштабах выдавать его на-гора, уже в сорок третьем. Гранковское месторождение вносило свой посильный вклад в дело Великой Победы! Город появился не в чистом поле – село Михайловка, разрастаясь, к сорок восьмому получило статус рабочего посёлка. Коммунистический интернационал молодёжи дал название новому поселению горняков. Комсомольцы – энтузиасты были в первых рядах строителей светлого будущего.

Депортированные вождём Кавказские и Поволжские немцы, получили возможность из Казахстана и Сибири подняться в Московское подбрюшье, спустившись в угольные шахты. Позже, и часть военнопленных, создав семьи, осела здесь, на русской землице. Приехали специалисты из Донбасса. В пятидесятых стали подтягиваться бывшие «враги народа». Так же власти подкинули за сто первый километр от столицы и антисоциальный элемент. Одним словом – собравшись воедино, множилось дружное межнациональное, мультисоциальное горняцкое братство. Постепенно мужики подмяли под себя все подземные работы, и разумеется – инженерные должности. И только в «маркшейдерской кухне», с правом на подземный стаж, кое-где остались женщины.

Игорь появился на свет в интернациональной семье. Отец – из бывших военнопленных немцев, а матушка из местных, деревенских. Выходцы из Ирландии, Герлейны, выбрали для поселения Крёфельд, благодаря католическому костёлу, построенному здесь по распоряжению короля Пруссии, Фридриха Великого. Род матерел, крепчал и множился, пустив ветви по всей Германии. Один из предков матушки, казак с Хопра Акинфий Полбицин, был участником подавления восстания Болотникова. За верность и отвагу получил от Василия Шуйского хуторок близ крепости Епифань, недалеко от теперешнего Кимовска. Нет уже и в помине того хуторка – но с него выросла и распушилась мощная ветвь генеалогического древа Полбициных. По обоюдному согласию супругов, Рейнгольд Герлейн, со временем, окончательно стал Романом. Поэтому, родившегося Игоря, записав на свою фамилию, наградил вполне славянским отчеством. Обозначили сына русским, по матушке. Старшая сестра Игоря, Марта, при всём при этом – до шестнадцати лет, была немкой и Рейнгольдовной. Роман вполне сносно говорил по-русски и только в общении с земляками переходил на немецкий. Как – то само собой вышло так, что Игорь стал двуязычным. Ему нравилось, забравшись на колени к отцу, впитывать в себя звуки речи его соплеменников. Образовалась забавная ситуация в их семействе. Марта, немка – языка Гётте не знала, за исключением простейших выражений. Игорь, русский – знал немецкий в совершенстве… В общем, случались здесь и такие межэтнические коллизии. Военнопленные, бок о бок с нашими, строили бараки, двухэтажные домишки, куда из землянок переселялись шахтёры. В пятьдесят седьмом был отстроен стадион, с прилегающей к нему зоной активного отдыха. В городе появилось несколько фонтанов, в которых в жаркие дни плескалась детвора. В ближайшем пригороде, поставив бетонную плотину на ручье, оборудовали большую водную станцию, с мостками, лодками и летними кафе. В ту пору, Кимовск был неотъемлемой частью Московской области – с солидным финансированием и соответствующим продовольственным снабжением. Колбасные электрички семидесятых ни кому не могли присниться и в кошмарном сне.

Зимой пятьдесят пятого, Мосшахтострой пополнился дембелями стройбатовцами, в рядах которых были и бывшие Бериевские «гвардейцы». В Кимовск, на Бобринские стройки, слетелись за длинным рублём, около 400 специалистов. Расселили дембелей в нескольких общежитиях. Всё чаще и чаще стали возникать конфликтные ситуации. Пришлые избивали и грабили местных. Врывались в женские общежития, где буйствовали и насиловали девчат. Большинство дел заминалось и спускалось на тормозах. Народ терпел – но копил возмущение до поры. Рано или поздно этот гнойник должен был вскрыться…

Трагедия разразилась второго мая одна тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. Зоны отдыха, окружающей стадион имени В.И Ленина, ещё не было, как впрочем, и самого стадиона. Футбольные матчи, и массовые гуляния проходили в живописном месте у берёзовой рощи Карачевского леса. Народ гулял. На поле выбежали два морячка. Кителя порваны, тельняшки в крови…

– Братцы! Чучмеки озверели совсем! На Октябрьской убили женщину с ребёнком! Двух девчонок изнасиловали и тоже убили. Мусора разбежались! Сколько можно терпеть! За Родину! За Сталина!!!

Если бы здесь и сейчас взорвалась бомба – большего эффекта вряд ли удалось бы достичь. Народ с криками ринулся к общежитию строителей. Люди выскакивали из домов и присоединялись к бунтующим. В это же время, с центральной площади, от Дома Культуры, возбуждённая толпа ринулась на Октябрьскую, к месту проживания кавказцев. По законам жанра, многотысячная толпа вскоре приступила к погромам.

Отдельная высокоорганизованная группа, ворвавшись в здание милиции, попыталась разоружить дежурных и вскрыть оружейку. Удалось ли это или нет сейчас можно узнать только из документов, которые, к сожалению, до сих пор находятся под грифом секретности. Многие из стражей порядка в душе были на стороне бунтующего народа.

Позже, парторг шахты, который жил по соседству с Герлейнами, говорил, что призывы к расправе прозвучали одновременно в нескольких местах массового скопления людей. А через несколько минут, после начала бунта, вражьи голоса передавали экстренные новости о межнациональном вооружённом конфликте на юге Московской области.

За некоторыми, из одиннадцати погибших, приехали родственники. Остальных приняла землица на местном погосте. Но жизнь продолжалась, оглянуться назад, просто не было времени. Страна требовала угля. Выходных на шахтах не бывает – трёхсменный непрерывный цикл. «Дадим стране угля!.. Хоть мелкого, но много!» Следствие прошло быстро, словно по заготовленному сценарию. Многие факты игнорировались. В районной газетёнке тиснули статейку о пьяном дебоше местной шпаны, переросшем в поножовщину.

Одиннадцать шахтёров быстренько осудили на срок от пяти до двадцати пяти… Из строителей на скамью подсудимых сели двое – Исмаилов и Сеидов.… За хулиганские действия, послужившие поводом возникновению драки… Смены руководства отделения милиции не произошло, хотя втайне многие уповали на это. По представлению Генерального прокурора, поддержанному Секретарём Московского Обкома КПСС Капитоновым, слушанья проходили в Московском областном суде без выезда на место, лишая большинство кимовчан и участия, и самой возможности присутствия.

Никакой национальной вражды! Распущенность и пьянство, с которым надо бороться на всех уровнях! Народ смолчал… Такое время было – страх жил в тесном соседстве с энтузиазмом. Это событие было строжайше табуировано к публичному поминанию, даже всуе. Менялись правители, времена и нравы – но запрета никто не снимал. Слишком щекотливы темы межнациональных противоречий в нашей многоконфессиональной стране. Но людская память запретов не приемлет. Она сама всё перемалывает, отсевает, ревизуют и отправляет на удалённый сервер то, что посчитает нужным. Странная штука она, эта память. Избирательна, и крайне осторожна порой. Прямого или затаённого зла, замешенного на национализме, не оставили в своей душе кимовчане. Если и вспоминают эти чёрные дни – то только как страшный сон, давно минувших дней. Эх, эта загадочная русская душа…

Дальше