У меня мороз по коже от этой книги… Я проглотила её в один глоток.
В конце стоял адрес: www.she-mole.org
Залезла туда, оставила самые дикие восторги о книге, выписала библиографию Жанны, решив непременно найти всё, что есть, и прочитать! В разделе дневников оставила некоторые свои опусы. Жанна приписала свои комментарии, очень хвалила, говорила, что проникновенно пишу, и стоит заняться литературой плотнее! Вот это да!!
Потом оказалось, Ветер с Жанной общался некоторое время лично, по мылу. Ещё до дурки, в семнадцать лет. Вот это ни хрена себе!
Как-то мы ночевали у Ленки все вместе, бухущие до чёрта, особенно я. Завалилась спать никакая, а они полезли в инет, на сайт Моуле. И написали в гостевой:
«А мы тут бухаем, а Иванка спит, собираемся ее отпиздить».
На следующий день Жанна ответила:
«Не надо про бухло… мы тут на румынской таможне чуть не умерли… Иванку – только любить и носить на руках!»
Во как!! Было дико приятно! Любить и носить на руках! Понял, Ветер??
Меня распирало счастье…
Я написала снова, Жанна одобрила и это, прислала мэссадж лично мне (!!), ещё и извинилась, что не ответила сразу. Попросила рассказать о себе, ей такие люди как я, с переподвывернутым взглядом на мир, как писателю очень интересны. Я переволновалась, всё думала, а что же писать? Потом села вздохнула поглубже, поставила перед собой стакан ямайского рома с колой, и начала, как бог (или кто там) на душу положит.
«Панк со стажем в шесть лет, это откровенное панкование, а так, думаю, что всегда было, где-то внутри. Потом надоело обманывать всех, и саму себя в первую очередь, прикидываясь милой девочкой. Да я и не была ей, всегда трабл родителям доставляла. Но мучалась от этого, как мол, можно, так ведь нельзя, и этак тоже. А сама от зависти подыхала к неферам, тоже очень хотелось сидеть на асфальте и ночевать на кладбище…
Самое захлёбное счастье – алкоголизм пережила в четырнадцать – пятнадцать лет. Вообще так пила лет с тринадцати до пятнадцати (в смысле, просто бухала) как никогда больше в жизни. Надеюсь, и не придётся. Хотя, наверное, больше и не смогу – в том время, видимо, и оставила основное здоровье, необходимое для таких подвигов. Ну, вот с тех пор нажитые навыки и не теряю, и пью довольно много. А впрочем, наверняка, это всё и читать-то противно, да собственно, и не имеет решающего значения.
Ещё – я извращенка. Садомазохистка. Таковой меня сделал (или же просто разбудил, что скорее) мой любовник Ветер. Он сумасшедший, шизофреник. Дважды отвалялся в дурдоме. Первый раз еще в детстве. Не знаю, если это тоже важно. Или интересно, я могу потом рассказать подробней. А то если нет, то зачем же время отнимать?
А ещё в детстве мне так стеснительно и отвратительно было моё имя! Наверняка, это проблема многих! Вот представьте, что вас зовут Ивана… все Наташи, Маши и Айгули – а вы Ивана! Писец… ужас! Для Польши папиной обожаемой нет ничего проще, чем Иоанна, или даже Джоанна, но для России… еще спасибо, что не додумался назвать Иоанной – еще хуже! Че-то уж совсем! Я и ревела даже, сначала втихую, стесняясь высказывать предкам свои болезненные переживания по этому поводу – они-то ведь считали, что очень даже молодцы, соблюли уважение к родной папиной нации. А мне-то жить! Я как узнала, что можно имя поменять, сразу возгорелась! Надо мной и в садике, и в школе все ржали – Ваня, Ваня простота! И докажи им, что не Ваня, а Ива или Яна!! Козлы. Дети и без всякого повода найдут за что залошить, а уж если им повод какой померещится! Пиши – пропало. Я и пропала. Все ревела по углам… а мама – забей, ну их нах, они ничё не понимают! А я реву, и думаю – чё не понимают? Это вы ничё не понимаете! Потом, когда подросла до подростка, и почуяла некое подобие права голоса в семье, то высказала немедля вслух всю эту претензию – нах было меня так тупо называть, да вы чё, издевались?? Как можно было взяв на руки такое маленькое, беззащитное человеческое – да мало того, родное! – дитя, и так обозвать!! Ну и ваще!! Они растерялись, давай мямлить, что это же гордость, это же необычно. И вот писатель Иоанна Хмелевска, и бабусю мою звали Иоанна… ага, – говорю, – вот теперь пойдите и по телеку объявите, что это так и надо, что семейная-национальная гордость, а не Ваня-Ваня простота! А я ведь девочка, нах мне такое имечко, куда я с ним??
Ну, поругались—поганзили, никто никому ничего не доказал, и я успокоилась. Переделывать имя – лень, и беспонтовый труд. И я осталась Иваной Александровной Вишневецкой, польской аристократкой на русской земле, где каждый твердо впитал по сказкам Ивана-дурака, а еще лучше Ваню-простоту. А потом и вовсе стало пох-нах. И так хорошо. После проняла всю возвышенную красоту имени Ивана!! – и одно лишь бесит – Ваня, из уст Гдетыгдеты, суки эдакой…
Ветру ведь тоже досталось отличное имя Гавриил. Та же самая беспонтовая гордость, и по иронии судьбы – тоже польского аристократа! Мать их ети… какие все блюстители традиций! Ивана и Гавриил… озуеть. Хотя его никогда это не напрягало и не смущало. Ему параллельно, что кто думает о его имени. Ему его имя нравится. Ладно, и мне моё тоже. Хорошо, что проехали
В Польше я была раз стопятьдесят, конечно. А как же? О, соляной замок с драконами – такого нет больше нигде!!! Пусть говорят, что это скелет мамонта, я не верю – это кости дракона на воротах! Там и воздух особенный. Польша прекрасна. Сердце её бьется живо, я обожаю ходить то медленно то быстро, подстраиваясь под ритм местечка, где нахожусь сейчас. Одного какого-то города нет, они все разные, и все… не знаю, что хотела сказать, накрыли чувства… У меня там и бабушки двоюродные, и братья, и прочее родственное отродье. И по-польски я говорю приличненько, хоть мне это и не особо важно на русской земле. Вернее на башкирской – дублирование всех-превсех надписей и публичных сообщений на два языка не дают забыть, где живёшь. Иногда мы трещим с папой по-польски, чтоб не засыхало. А и разница-то небольшая, очень родственные языки, братские. Но последний раз я была на родине предков лет в пятнадцать, потому что маме с папой жутко некогда. А сама я не поеду же! Хотя, почему нет… часто забываю, что уже не маленькая:)) Бизнес отбирает у них всю жизнь. Для меня стараются, чтоб я ни в чем и никогда не нуждалась! А мне уже и так накоплений хватит на всю жизнь, даже если я начну покупать замки и острова! Я пыталась поговорить с ними, зачем это вообще? Куда им столько? Неужели уже нельзя успокоиться? Им же тратить их некогда, эти бабки! Но они мне втёрли доступно, что должен же человек реализовываться, и если им оставить бизнес, уйти сейчас на покой – то что же делать-то? Вот и нифига себе, самореализация! Чтож, люди заняты любимом делом, сколачиванием бабок! В добрый путь, товарищи! «Штшэншьливэй подружы, пшыйячьеле»! Лишь бы меня не трогали со своей моралью. У меня своей столько, что некуда девать!»
Потом я поведала про Ленку поподробнее, пытаясь понять сама же по ходу повествования, отчего да почему Ветер с ней, а не со мной. «Пся крев, сука!» – писала я.
В общем, получилось довольно сбивчиво и непоследовательно. Но Жанна сама просила строить письмо естественнее, как попрёт, ей, мол интересен живой поток, а не грамотность речи.
Богине понравилось, она спросила разрешения разместить эту писанину на сайте, в разделе «About Myself-ики». Я согласилась, конечно – да пусть читают. Мне не жалко! Ни себя ни их.
Встала перед зеркалом, изогнулась, на попу свою смотрю – а на ней у меня бабочка с прорисованной по контуру тигриной рожей. Прикольная очень. Типа, я киса такая, и летящая, как бабочка. Символ женственный и страстный, как мне объяснил мастер, трогая за попу чуть больше, чем нужно для работы. Похвалил мою прелестную задницу, набивал долго и упорно – два сеанса ушло, я еле выдержала. Больно – огонь! От анестезии отказалась – надо же было себя наказать как следует. Я набила её для Ветра, собственно говоря – а он для меня грех, и я наказания заслуживаю. Мечтала, что он будет в восторге, ему моя попа слишком нравится. А он посмотрел, потрогал – да, прикольно! И всё. Урод. Ладно, зато другие в восторге – не подумайте чёрти что, подруги там, или просто случайные свидетели! Я не столько развратничаю, сколько изображаю! Такой скромницы в душе, то есть истинной скромницы, которую так коробило бы от всякой дряни, как меня, до самых глубин, у которой душа под кожей, и значит совсем легко истинно изнасиловать – такую скромницу ещё поискать!! Думаю, я всё же, настоящий панк – ведь панк, это человек, которого добивает и сильно потрясает, коробит несовершенство мира! И это человек по-настоящему образованный и воспитанный, но сознательно сделавший выбор в пользу низости физической и болезненной душевности – отсюда и столь прочная репутация панков, как садомазохистов. То есть, панк выбрал свой путь отребья сознательно, это путь свободы, один из них. Сознательно, а не потому что другого не знает! Не зная ада, не познаешь рай. Я вот – из прекрасной семьи, аристократической и образованной, мои родаки построили бизнес на личных научных разработках! Интеллигенция! Сливки общества. Так-то.
О чём я? А, про тату… ещё что-ли сделать? Наверное!
Первую свою татушку я набила в пятнадцать лет, когда увлеклась всерьёз панк-роком и прочими тяжелыми радостями. Такой маленький, едва заметный иероглиф «PND» (панкс нот дэд) на шее, под тонкими волосиками, где сексуальная ямочка, чтобы мама не заметила. Купила косуху, подрубила инет для тёрок на нефер-форумах, искромсала волосы и джинсы. Тогда же страстно возмечтала про «Харлей». Ну, хотя бы «Урал». Все мы детьми были, чего уж там. А папа с мамой запретили напрочь. Разобьёшься – и точка! Гроб, мол, на колёсиках! А хрена я так уж им стопудняк должна разбиться?? Чё за тупизм? Нет, так и не подарили. Никакие умоления и обещания не помогли. Потом уже была прекрасная возможность свои бабки накопить, и купить. Теперь хватит на что угодно, папа процент отсчитывает, и пока на самообеспечение не перейдёшь – типа там на работу к ним выйдешь, и все дела – то пожалуйста, потроши свой счёт, покупай что хочешь, взрослая уже. Но… на сегодня уже спилась, и курю так, что лёгкие скоро отвалятся. Страшно кататься! А главное – уже поздно. Мне это уже не надо. Отгорело. Не вернуть… По этой же причине и тачку не заимела ещё. Потому как после универа никогда не знаю, куда понесет нелегкая-удалая. А вы говорите – деньги, деньги… не в них счастье, хоть и пошлая фраза. Ветра не купишь…
Вот Гоблин пусть катает меня теперь, раз подвязался! Хороший мальчик, покладистый – хочешь трахаться – пожалуйста! Хочешь выпивки – «Поехали к тебе!» Безотказный, как шлюха с наивными щенячьими глазами.
Ах, если б я знала…
Вот, катаемся значит, с Гоблином. Вечер уже, довольно поздний, я подмерзаю, к нему, тёплому дураку, жмусь. Бли-нн, надо было по-любасу джинсы напялить, хоть и грязные, как была в юбке – так и погнали. Похомячили вкусных слоеных пирожков и запили пивом. Тошнит…
Ну, приехали на Пятачок – ветром занесло. Гоблином, не Ветром. Могла бы думать, подумала бы, что никого там нет! Не смешно? А я всё едино ржу.
Короче, в этот раз там сидели постоянные обитатели: пьяный Бормотун – 1 шт, Крис-и-Антихрист – 1 шт, тож пьяный. Маша-Король с какой-то пьяной мужицкой мордой, Зоська (она-то здесь откуда?) и какие-то пацаны – 2 шт. Выпала я из тусовки, никого не знаю уже! Сели, принялись курить Гоблинские сигареты. Мы ржём, остальные поудивлялись и тоже развеселились. Хорошо так стало – ни Гдетыгдеты тебе, ни Ветра. Класс!!
И вдруг:
– Народ! Тсс! – поднимаю вверх пальчик: вроде байк поёт где-то недалеко, во дворах. У меня слух от дыма всегда обостряется. Зрение – другое дело, раз туман пополз, значит, приход. Но, да ладно, не о моих особенностях пяти чувств речь. Все затихли, а я тычу:
– Во! – выруливает между домом и магазинчиком байк: у всех челюсть до полу, глаза в пять копеек екатериниских: «Харлей»! Настоящий, хромированный, блестящий, сексуальный… Ва-аще! Не то, что мы тут на «Уральчике», патриоты бедные… У-у, какие у Гоблина глазки стали – козёл позавидует! Сами прикиньте. Когда все малость очухались, можно было и на седока перекинуться – тоже есть на что пообалдевать, само достоинство и простота, так ловко замешанные в одном байкере! Он поздоровался и с каким-то непонятным интересом уставился на меня: оглядел обстоятельно, деловито – не как женщину, а как некий говорящий предмет, пока все его байк щупали и охали. Хотя он больно-то не позволял, бросая свысока:
– Но-но! Не бескультурствуйте!
А мне просто кивнул, глядя странноватыми тёмными глазами прямо в глаза:
– Шут!
– Дика! – а руки не подал, и я убрала протянутую было ладонь. А ресницы-то у мальчика шика-арные! Над такими дивными и пугающими глазами…
– Дикая! – положил мне лапу на плечо Гоблин. Меня это укусило – смотри-ка, хозяин, блядь! Только я всмотрелась что не так с парнем, а он… с меня эти глазюки большие, холодные все веселье согнали. Наркоман что ли? Героиновый видно, тени на веках, волосы длинные как прутья, ирокез выбрит, а кожа пересохшая, какая-то серая. Белки глаз желтоватые, а зрачки широкие—широкие, и не поймешь, какого цвета. Губы сильно шелушатся – а катаешься без шлема, мальчик! Гоблин, конечно, давай с ним чё-то забодяживать о своём железном. Шут охотно отвечает. Потом смотрю, уже не знает как отклепаться от него. Просто в игнор, встал в полный рост, и перекрывая общие вялые базары, ни на кого не глядя всё так же пусто, объявил:
– Народ! Завтра в девять в «Экваторе» концерт наш, новая группа «Дети Смерти», так всех вас ждем! Вход бесплатный! Будет круто, халявное пиво, замогильный угар и вонь разложения, в том числе и морального, обещаем стопудово!
– Чё такое, чё играете? А кто? – народ малость оживился.
– Колбасим железный индастриал, я на ритме, Патрон Дурь – ну, вы наверняка не знаете! – с эдаким пафосом, тьфу! – Поёт, то бишь воет, и бас мучает, барабила Кайф и две девушки, – тут он сделал многозначительную паузу, – оч-чень красивые девушки – Айрин – соло, и Джойс – скрипочка.
– А Патрон… как? – подал голос Бормотун.
– Патрон Дурь, или Дурь Патрон.
– Да, вон он – кто? Чё-то не слыхал вроде…
– Дурь – Хозяин наш, – ответил Шут, и глаза его блеснули синими белками: – Старый-старый панк, ты знать не можешь, он давно-о в глубо-оком андеграунде тусуется. Ваще мутит щас интересную фишку втихаря, повезёт – ещё узнаете! – и зачем-то опять уставился на меня. А ночь сгущается, и так мне нехорошо от этих блестящих лихорадочных глаз… поспешно отвернулась – б-рр! – и наткнулась взглядом на Король. Она страшно побледнела, скорчилась, будто ей желудок свело, и смотрит в одну точку расширенными глазами куда-то в землю.
– Ну ладно, народ, всех жду в Экваторе, раздача пива начинается в восемь. Приходите, особенно вы, девушка!
Я чуть не подпрыгнула, когда он мне руку на плечо положил и наклонился лицом к лицу. Ужас, страшный какой вот так вблизи, стопудово наколотый!
– Вас я за кулисы проведу, только в семь на входе будьте!
Я зачем-то тупо кивнула – мама-бля! Да, конечно, тока вали скорее отсюда!
Он завёл мотор, я глубоко вздохнула, отходя от впечатлений, повернулась к Король – спросить, чего с ней, желудок? Сердце? Глядь, а её там нет, она уже возле Шута, за рукав его схватила, шепчет что-то, смотрит умоляюще, дёргается. Будто сейчас описается! Прокатиться, видно хочет.
– Слышь, а это не те Король и Шут, а? – кутая меня со спины в свою теплую, вонючую бензином косуху сказал прямо в ухо Гоблин. Я сморщилась, потрогала задетое в обострении ушко:
– Не знаю. Первый раз слышу.
– Такая парочка была, довольно известная, тока я смотрю – вроде она! А он – не он, колется чтоль? У неё ирокез был рыжий, а щас чёрная! А Шут че-то пару лет назад кажись, пропал куда-то летом, полгода обсуждали всей тусовкой, еле успокоились. Фиг знает, я на рожу-то его не помню, надо спросить у кого-нибудь!
– Нахер надо! – взбесилась я, тоже мне, интересно! – Мне пох, поехали давай!
Странно, но он не разозлился, а лишь немного понурившись, кивнул, и полез на байк. Шут совершенно плоско покивав на Машины умоления, скрылся. Она же бросив нам сухое:
– Пока! – пошла на остановку, звоня кому-то по мобиле. Этот пьяный чувила, что с ней сидел, ваще никак не прореагировал.
Да пес с ними, а мы поехали дальше. Гандон какой-то, всё настроение загубил! Или просто кумар слетел, но Шут этот – всё равно гандон! «Я вас проведу, бе-бе, ля-ля» – а мне это надо? Ещё с наркотищем связываться! Чё они там могут играть? Откуда вообще в Уфе индастриал?! Чё-то я афиш не видела, может и не будет ничего. И потом – ну не туфта – вход бесплатный! В «Экваторе», где мы на «Тараканах» по стодвадцатке за поллитра пива откидывали? Да пошёл он, глюконат на колесах! Везёт же уродам – такой Харлей! Эх… но с ним я бы и на Харлее прокатиться не согласилась, всего можно ожидать от такой рожи, причём непременно из гадостной области! Нет уж!
И вот, я стою в назначенное время, минута в минуту у «Экватора». Зачем? Хрен знает… сама никак не пойму! Что это со мной? Не собиралась категорически, а просто встала вдруг на лекции. Не знаю, и как в универе оказалась… и зачем попросила нового бой-френда меня домой вечером отвезти. Медовый месяц вдруг сдох сам собой. Гоблин слегка огорчился – пригрелся на моих теплых сиськах. С универа поехала домой, как сомнамбула, душ приняла тщательный, приоделась не глядя в зеркало в готический прикид – малоносимое, неудобное, но дико сексуальное настоящее средневековое платье (в Варшаве у пьяного по случаю родственной тусовки папы выпросила): шнуровка на талии, грудь открыта до самого неприличия, длинны такой, что пол метёт, рукава клешёные – красота!! Но красота пугающая, непанковская совсем, жаль будет такую суперскую вещь, если что! И осанку надо держать и за походкой следить. Ужас, короче! Я же панк-леди, а не херка какая-то. Под ним чулки и шортики – а чё вы хотите, холодрыга! Порывалась поверх этого великолепия натянуть старый добрый «косарь», но чё-то глюкнуло, и я достала ни разу не надеванную оригинальнейшую курточку из магазина необычных вещей в Лондоне – на замочках и шнуровочках, с капюшоном и меховой отделкой… ну, блин, вы сейчас скажете – вот ты баба, распалилась! А что делать, хочу, чтобы женская половина читающей эту муть братии заценила мой модный лук по-полной! Да и мужики, для кого рядимся-то?! А?!