глянцевитые, и кусать.
В хоботе две ноздри-трубы, влажные на выходе. Через эти ноздри-трубы
слон и подул на Геку, да не просто подул: провел горячей струей воздуха вокруг
головы, отчего волосы поднимались и опадали так, как металлическая пыль, над
которой описали магнитом круг.
Дома Геке часто хотелось, чтобы его гладили по волосам. Он подходил к
Александре Александровне, готовно наклонял голову.
Она сердилась.
- Котенок выискался. Играй иди. Некогда нежничать.
Если Александр Александрович отдыхал, Гека направлялся к нему. Но и
отец не гладил его по волосам, хоть они и были мягкие, как нейлоновая
Аннушкина шапка. Оправдывался отец тем, будто ладони шершавы, как кокс, -
волосы повыдирают.
Няня Милка подзывала Геку к себе, навивая русые пряди на пальцы, жалела:
- Зачем только они тебя выродили...
Мать ворчала на няню:
- У, потатчица. Ремня ему - не ласки, размазне.
Изредка по ночам прилаживалась бочком на Гекину раскладушку Аннушка.
Крутила подбородком его волосы. То плакала: обратно кто-то обманул, то
смеялась: опять кто-нибудь пообещал жениться. У Геки затворялось дыхание: он
ненавидел запах белого вина, но не прогонял сестру.
Воздушные струи, которыми слон ерошил вихры мальчика, были знойны, но
приятны. Мальчик замер. Гека не просил гладить волосы - он сам догадался. И
ни грубостей, ни жалости, от которой ревмя ревешь. И ласковый не от горя или
счастья. От доброты.
Гека зажал в кулаке выступ обломанной буханки. На корточках подобрался к
настилу. Пританцовывая, слон взял хлеб. Если бы Гека не понравился слону, тот
мог бы подальше распустить хобот и поймал бы за руку. Умный. Не пугает
детей. Алевтина Александровна говорила, у слонов мозги весят четыре с
лишним килограмма. Есть башке чем варить. Интересно, батоны ему по вкусу?
Скормлю один - и хватит. Что на буханку клянчить у Аннушки, что на буханку с
батоном.
Надумал, скармливая слону батон, поставить у своих ног кожимитовую
сумку. Если слон и в самом деле умный, добрый и он, Гека, ему понравился, то
не стащит сумку и не опорожнит.
Едва успел поставить сумку, ее как ветром подняло. Она покачалась в
воздухе - петли ручек в завитке хобота - и села на настил.
Уголками-выступами на конце хобота, что ловки и быстры, точно пальцы
жонглера, слон раскрыл сумку, рьяно топтался и гремел ушами. Казалось, что он
торжествует сам перед собой: ну и молодец - добыл сумку, набитую ароматным
хлебом.
Когда Геку обижали те, кого он не уважал, он редко плакал, но когда
оскорбляли те, кто нравился, то ревел навзрыд.
Ткнулся лицом в колени. В голос не заревел: выгонят из зверинца, однако
сдержаться не смог.
Вдруг что-то гладкое придавило Гекины ступни, а что-то мягкое
притронулось к затылку и нежно пощекатывало шею.
Мальчик вытер глаза, догадываясь, что произошло.
Около него стояла кожимитовая сумка, в ней лежали целы-целехоньки две
белых буханки и гофрированный батон.
Слон не взмахивал ушами, не пританцовывал. Он недвижно стоял и
жмурился. Глаза карие, в красных паутинках кровеносных сосудов на белках.
Жмурился застенчиво, будто говорил:
«Зря ты, мальчик, расстроился. Сам небось всласть озорничаешь! Разве мне
нельзя побаловаться, хоть я и слон?»
«Не сердись, слон. Я виноват. Но я тебя очень люблю».
Слон начал кланяться, а взгляд стал веселый-веселый. И Гека подумал: «Раз
он понял, что я сказал про себя, то теперь так и буду передавать ему свои мысли.
Слон, я еще хочу угостить тебя, только я подойду поближе, и ты меня не ударь».
Гека разломил пополам батон, шагнул к настилу. И в этот момент раздался
крик:
- Назад, пацан! Убьет! Назад!
Гека оторопел, потому и остался стоять в ямке с водой и грязью, куда
наступил.
Наискосок от себя увидел напряженный хобот. Из хобота вырывался
сердитый хрип. Гека догадался, что слон прогоняет того, кто приказывал.
- Назад, пацан!
Пусть приказывает. Гека под защитой слона. Вон у него какие огромные
клыки, даже отпилили острия, чтобы не проткнул кого-нибудь.
Дядька-крикун остановился близ слоновой каторжной ноги. Взмахивал
кулаками, веля Геке уходить.
Слону трудно было поворачиваться, он загибал хобот, протестующе фыркал.
В деревне Попиловке Гека видел заготовителя кож. Дядька, хотевший
прогнать Геку с площадки слона, походил на заготовителя кож - пузом,
натянувшим жилет, морковного цвета ковбойкой и пеньковой шляпой.
Голос крикуна привлек внимание двух служителей. До этого они подавали
команды машинисту автокрана, устанавливавшего на деревянное возвышение
клетки с львами и львицами.
Улыбчивые, в тельняшках служители направились враскачку к Геке.
А в это время слон полуобвил мальчика и закинул на себя. Гека испытал
такой же радостный страх, как однажды в парке, когда его, пристегнутого к
креслу, возносило на стреле в небо, а затем опускало к земле вверх тормашками.
Когда слон переправлял к себе Геку, на спину из сумки выпали половинки
батона. Хобот аккуратно подобрал их и подал Геке, но Гека отказался: батон ведь
был разломлен для слона. Сырой, твердый настил лоснился далеко внизу.
Сверзишься - расшибешься насмерть. Гека крепко сжал пальцами уши слона.
Гека слышал, как служители успокаивали крикуна: бесполезно волноваться,
раз слон не захотел отпустить мальчика.
«Заготовитель кож» рассердился на служителей. Не они в случае чего будут
отвечать. И побежал, разъезжаясь ногами по глине, туда, откуда Гека входил в
зверинец; вскоре он привел старшего служителя. Тот взглянул на слона, потом -
на Геку, покачал кудрявой головой и попросил «заготовителя кож» удалиться.
Едва крикун ушел, старший служитель приказал Гоге - так он назвал слона -
снять с себя мальчика. Гога эластично гнул хобот и кланялся служителю.
Наверно, умолял не трогать их с Гекой.
По требованию служителя слон опустился на колени, позволил снять
мальчика.
Служитель подал Геке сумку и велел уходить.
Гека спрятался за клеткой попугая, которого давеча передразнивал,
дождался, когда служитель ушел дорисовывать леопарда, и побежал к слону.
Гога затанцевал колоннами передних ног, как только опять увидел мальчика.
4
Обычно Геку тянуло к сестре в гастроном: то напьется вишневого соку, то
медяков получит на мороженку.
Сейчас он шел в гастроном без охоты. Огорчит Аннушку. И придется
рассказать при покупателях, куда девал хлеб.
В Аннушкин отдел длинная очередь. Подвезли пиво. Гека пристроился за
женщиной в шелковом платье, холмистой от толщины.
На мраморный прилавок падали жестяные пробки, которые сестра ловко
сковыривала с бутылок.
Сначала Гека увидел Аннушку, затем старшего служителя, приткнувшегося
бедром к прилавку. Или служитель наблюдал, чтоб никто не лез без очереди, или
подсыпался к Аннушке. Она хоть и скуластая и с боксерским подбородком, в
котором будто дырочка высверлена, но с ней, когда бы ни прибежал, обязательно
разговаривает кто-нибудь из дяденек. Не просто разговаривает - на свидание
напрашивается.
Старший служитель спросил, куда съездить на этюды, где была бы мощная
природа, но Аннушка не успела ему ответить: отвлекала Гекина плаксивая
просьба.
- Ань, дай рупь шесть.
- Зачем еще?
- Нужно.
- Скажи зачем.
- После.
Старший служитель взворошил чубик мальчика.
- Брат?
- Брат. Скажешь после, после и деньги получишь.
- Ань, ну дай рупь шесть.
- Один рубль шесть копеек - это по-старому десять рублей шестьдесят
копеек. Пей, - она поставила перед братом стакан вишневого сока. - И беги
домой.
Старший служитель скосил глаза в темную, пустую глубину кожимитовой
сумки. Засмеялся, полез в карман.
Очередь зароптала, упрекая Аннушку за то, что она взяла привычку
судачить с молодыми людьми.
Аннушка так грозно посмотрела на Геку, что он мгновенно отскочил от
прилавка к распахнутой двери и не оглянулся на зов старшего служителя.
5
Прямо в прихожей Александра Александровна спросила сына, почему он
долго отсутствовал. В горле у нее клохтало. Не жди прощения: отлупит.
Гека молчал. Она ударила его по щеке и потащила в ванную комнату. Топала.
Хлестала бельевым шнуром. От крика ее зоб вздувался.
Александр Александрович подергивал закрытую на щеколду дверь. Просил
жену уняться.
Смелей действовала няня Милка. Тарабанила кулаками по фанерной
обшивке, гневно предупреждала, что мать сделает Геку совсем никудышным.
Пока не узнала, куда девал хлеб, Александра Александровна била сына
шнуром.
Давя на его плечи, заставила стукнуться на колени. Предупредила: не
попросит прощения - будет стоять на коленях целые сутки. Няню, рвавшуюся в
ванную комнату, надергала за челку и поставила рядом с Гекой на шершавый
бетонный пол. Задвинула ударом ладони дверной шпингалет.
Вернулась из школы Алевтина Александровна. Узнала от отца, что
произошло. Освободила брата с сестрой, уснувших на полу.
Мать покорялась лишь Алевтине Александровне: строгая, что твоя
игуменья, образованная и умеет как надо обходиться с детьми.
Перед рассветом к Геке на раскладушку прилегла Аннушка. Она была
холодная, как мраморный прилавок в ее винно-водочно-соковом отделе. И Гека
начал брыкаться. Но едва она прошептала, что старший служитель - звать
Аркадий, фамилия Зименков - наказал передать ему: «Пусть приходит в
зверинец в любое время», - Гека смилостивился и старался не засыпать, пока
сестра рассказывала, как провела вечер с Аркадием в ресторане, сколько много
занятного он знает про разные города и всякие моды и обычаи.
6
Утром Александра Александровна и Александр Александрович ушли на
работу. Деньги на хлеб оставили не Геке, а няне. Он хотел выманить у нее
четырнадцать копеек на кирпичик черняшки, но ничего не получилось: она
боялась, что мать, злая со вчерашнего, выдерет обоих.
Зато няня и выручила Геку. Насыпала в капроновый пакет овсянки.
Оказывается, слоны ее любят. И надоумила нарвать травы: тоже слоны едят, да
еще со смаком.
К зверинцу он пришел, неся на плече рюкзак, набитый муравой, ржанцом,
серебристым мятликом.
И ворота и калитки, примыкавшие к ним, были заперты. За кольцом забора
орал крокодил. Гека слонялся под солнцем вокруг свинченных болтами и
обитых жестью щитов, ловил голоса служителей. Ни разу не донесся веселый,
акающий говор Аркадия Зименкова.
Устав от жары, Гека полежал в тени, потом пошел вдоль забора, с отчаянием
выкрикивая:
- Дядь Аркаша, пусти!
Из калитки появились служители, одетые в тельняшки.
- Уходи, мальчик. Директор не велит пускать. С Гогой шутки плохи. Он в
цирке выступал, и дрессировщик чем-то его обидел. Так он хотел пригвоздить
дрессировщика в своем стойле. Разбежался и... ладно дрессировщик отскочил.
Гога так и пронес бивнями стену.
- Меня не тронет.
- Не тронет, так уронит. Не уронит, так ногу оттопчет.
- Позовите дядю Аркашу.
- Директор запретил. Строго-настрого.
Они исчезли. Лязгнул засов.
Гека бил пяткой в калитку, но никто не отзывался. Потом он валялся в траве.
Смотрел на рекламного леопарда. Леопард воздушно крался под пальмами.
Из калитки выглянул директор-крикун. Гека вскочил и наутек. Добежал до
сквера и юркнул в акации.
Оттуда было видно, как директор повернул на проспект Металлургов.
Наверно, отправился обедать в пирожково-блинную.
Гека бросился к зверинцу. Толкнул калитку. Дядя Аркаша - он расчесывал
гриву зубробизона - разрешающе махнул гребнем в сторону слоновой площадки.
Гога разинул розовый рот: разулыбался до ушей. Танцевал пуще вчерашнего.
Овсянку он съел вместе с капроновым пакетом. Мальчик было встревожился, но,
взглянув на брюхо слона, успокоился: не то что пакет - резиновый дождевик
переварит.
Траву слон слопал с удовольствием и обсыпался отрубями, замоченными в
колоде. Замлел он на жаре. Кожа серая, то ли от грязи, то ли цвет такой.
Гека спросил Аркадия, как помыть слона. Аркадий, насвистывая по-
скворчиному, принес и поставил на настил бадью воды, и Гога стал обливаться.
Мальчик помечтал:
- Шланг бы сейчас!
Аркадий раскатал пожарную кишку, прикрепил к ней медный наконечник.
В слюдянистой вышине струя распадалась, сыпалась на Гогу и Геку.
Чтобы чище вымыть слона, мальчик направил воду, окруженную радужным
бусом, в его твердую кожу. А слон, наверно, думал, что и Геке пора купаться, и
он окатывал его из хобота.
Вдруг кто-то схватил Геку за уши. Мстительно схватил. Сжал верхушки
ушей ногтями и давил, давил. Боль огнем отдавалась в голове, но мальчик не
заревел: еще унижаться перед врединой, разволнуешь Гогу.
Слон вскинул хобот и захрипел в яростной тревоге. Тотчас заверещали
обезьяны, рявкнул лев, гнусаво замяукал камышовый кот.
Прибежал Аркадий. Освободил Геку. Рассвирепевшего крикуна повел к
автофургону, отчитывая за жестокость и за непонимание слоновой натуры: Гога
может так сильно взвинтиться из-за мальчика, что порвет цепь, растопчет
уважаемого товарища директора и расшвыряет зверинец.
Слон долго не спускал с автофургона карих, налившихся кровью глаз.
И в тот день он закинул Геку на себя.
Мальчик сидел во впадине между туловищем и башкой, поражавшей
огромностью и величиной лобных холмов. Он действовал пятками, как
шпорами, дергал за лопухи ушей, понукал:
- Н-но, милай.
Служители в морских тельняшках завидовали ему.
7
В сумерках Аркадий проводил мальчика за калитку.
Гека ударил себя лямками рюкзака, поскакал коняшкой. Он скакал торопко,
сбивчиво. Радость была слишком велика, и он попробовал перевернуться через
спину, но неловко оттолкнулся: не на ноги попал - распластался.
Вставал кряхтя: никак не дышалось. В отшибленных пятках кололо.
Чье-то снизу поддерживающее прикосновение к локтю. Дядя Аркаша! Ой,
нет. Крикун!
Рванулся. Удрать не удалось. Цепок директор.
- Не дойдешь до дому. Помогу.
- Сам.
- Не спорь. Святая обязанность взрослых помогать детям.
Откуда он взялся? Внезапно, как колдун. Дурачок я. Он за углом зверинца
ждал. А я рядышком растянулся.
Гека расслабил мышцы руки. Пусть директор думает, что он ему поверил.
Остановились возле телефонной будки. По шоссе, надвое разделенному
мозаикой брусчатки, в которую вмурованы рельсы, мчались машины.
Директор пошевелил занемелыми пальцами: уж очень крепко, как в гайке,
был зажат в его ладони локоть мальчика.
Гека порхнул в просвет между трактором-экскаватором и платформой,
везшей железобетонную ферму.
Чуть не попал под трамвай. Вовремя отпрянул, и тот прогремел впритирку с
ним. На другой половине шоссе сначала едва не угодил под кривоколесный
чехословацкий грузовик, потом - под автоинспекторский автобус,
уговаривавший водителей соблюдать правила уличного движения.
Гека не сообразил, куда бежать, и кинулся к своему корпусу. На поляне, где
шла игра в футбол и где для потехи Геку заставляли быть штангой, его настиг
крикун.
Вокруг загалдели ребята. Они совсем не предполагали, что Геку-тюхтяя
может кто-нибудь ловить, поэтому и не подумали о том, чтобы его выручить, а
наперебой спрашивали, что он сделал.