К сожалению, в Америке очень многим (даже членам одной семьи) грозит серьезная опасность быть «заточенными в уединенную камеру собственного сердца». Американцу нужно быть очень сильным и уверенным в себе человеком, чтобы появиться на людях с серьезным или торжественным, печальным или унылым выражением на лице. Нужно быть сильной личностью, чтобы сознательно «раскрыться» перед другими, особенно в публичной обстановке (в отличие от непроизвольного эмоционального срыва в слезы, крик, признания и т. п.)
Многие американцы никогда не раскрывают свою душу в разговорах даже с самыми близкими друзьями. Они могут любить и принимать (или ненавидеть и отвергать) друг друга, но при этом никогда не выскажут честно и открыто, что на самом деле думают о других, рискуя обнаружить свою душевную уязвимость. Серьезные и откровенные разговоры в стиле «русской кухонной философии» — большая редкость в США. Во-первых, в американском «плюралистическом» обществе становится все меньше общих идей и знаний для разговора о жизни, мире и человеке; во-вторых, многие американцы с детства приучены скрывать от окружающих свою внутреннюю жизнь, свои душевные страдания и порывы.
Большинство американцев окружено какой-то невидимой психологической «стеной». Эта таинственная защитная «стена» не обязательно отражается на лице или в глазах, она может быть высокой и очень толстой, или маленькой и тонкой, но она почти всегда окружает американцев (а также жителей многих других западных стран), независимо от того, нравится ли им это, желают они этого или нет! Это какой-то загадочный, мистический компонент «американской души», та неуловимая реальность, которую социологи едва ли когда-нибудь смогут полностью объяснить.
По мнению автора, душа русского человека часто напоминает не крепость, а скорее беззащитное селение, открытое со всех сторон — иногда даже слишком открытое. Как автор убедился на собственном опыте в последние годы существования СССР, мрачные советские лица (так шокировавшие американских туристов) очень плохо скрывали истинные душевные переживания. Личность человека сразу же проявлялась в открытом выражении глаз, и в разговоре люди изливали душу при первой возможности. В русской душе заложена простая и насущная потребность поделиться чувствами, мыслями и опытом с другими людьми, а также потребность общения с природой, музыкой, искусством, Богом. В этом ее фундаментальное отличие от американской психологии, где такую важную роль играет улыбающаяся «Американская persona».
Помню, как после нескольких поездок в Россию начиная с 1986 года, после московских улиц с обшарпанными зданиями, вонючими туалетами, старыми грязными автобусами и повсеместными табличками «Закрыто на ремонт» я вернулся в Америку, где все выглядело гораздо чище, организованнее, удобнее и богаче, но при этом испытал странное чувство, что почти вся американская действительность — это какой-то призрачный фасад. Переполненные товарами, удобные и чистые магазины с яркими витринами, подобно «Американской улыбке» или ответу «У меня все прекрасно!», показались мне какими-то ненастоящими, фальшивыми. Уверен, что именно фальшиво-стерильный, коммерческий стиль американской архитектуры оказывает серьезное влияние на человеческую психику и поведение. В Москве и в других городах России у меня было ясное ощущение, что все вокруг по крайней мере настоящее, неподдельное — даже если выглядело грязным и безобразным. Лицо русского человека (особенно глаза) чаще всего выражает истинные чувства, хорошие или плохие. Поэтому жизнь в России была и остается гораздо более реальной.
Если в античной драме актер носил на лице маску (persona), то в Америке само человеческое лицо очень часто превращается в постоянную персональную маску, за которой человек может всю жизнь прятать свои сокровенные мысли и эмоции. В такой ситуации только по глазам, по этим «окнам души» можно распознать истинные чувства, но иногда и это затруднительно. По глазам удается разве что определить, насколько в душе человека сохранилась независимая внутренняя жизнь, прикрытая общепринятой улыбающейся маской. Можно найти немало людей, чья внутренняя интеллектуальная и эмоциональная жизнь протекает более-менее благополучно в гармонии с окружающими социальными условностями — тогда лицо соответствует душевному настроению, и такие люди хорошо приспособлены к общественной жизни. Но с другой стороны, по глазам или по натянутой улыбке можно распознать тех, чье душевное состояние резко противоречит обычной социальной маске (из-за временных бытовых трудностей или по более серьезным причинам). Особенно проницательный наблюдатель может также догадаться, скрывает ли дежурная улыбка проблемы философско-экзистенциального характера, или же личные, семейные, медицинские, эмоциональные, финансовые и т. д. Однако, вызвать американцев на откровенный разговор о подобных секретах чрезвычайно трудно.
Пожалуй, самая неудобная в американском обществе ситуация возникает, когда два человека вежливо общаются в социально-приемлемой манере (безопасная тема, умеренный тон, ограниченный зрительный контакт, соответствующий стиль юмора и т. п.), при этом оба понимают по выражению глаз собеседника, что ни один из них не выражает своих истинных мыслей и чувств, но все же они не могут прекратить этот лицемерный разговор. Каждый не только осознает свое притворство и видит то же самое в собеседнике, но оба прекрасно понимают, что являются заложниками собственной вежливости, не могут открыто признать свое дурацкое положение и чувствуют себя совершенными идиотами.
Необходимо изучать и принимать во внимание все особенности американской психологии. И путешествующие по миру, и живущие дома американцы со всей их исторической безграмотностью, культурным невежеством и национальным «провинциализмом» могут ничего не знать об этих особенностях или считать их «общечеловеческими» — тем не менее, существует вполне определенный исторический, культурный и психологический тип американца.
И хотя надо было бы рассмотреть еще многие особенности американской психологии, одно можно сказать наверняка: очень часто за «Американской улыбкой» скрыта просто… одинокая человеческая душа.
КАК ПОНЯТЬ АМЕРИКАНЦЕВ? [99]
Часть первая
В газете English (№2, 1999) под рубрикой «За» была напечатана интересная статья Ольги Ольговой «Американская политическая культура». Как историк, подробно изучающий культуру и цивилизацию Америки в моих «Американских размышлениях», я хотел бы использовать эту возможность и добавить к статье несколько комментариев, которые, надеюсь, помогут моим русским читателям глубже понять Америку.
Джордж Кеннан, создававший американское посольство в СССР и проработавший там послом с 1952 по 1953 год (пока не был выслан из страны), хорошо знавший и любивший Россию, ее историю, культуру и литературу, так писал в 1944 году:
Будут много говорить о необходимости «понять Россию», но не найдется такого американца, который бы и вправду пожелал взяться за эту неблагодарную работу. То, что ценится у русских, у американцев вызывает беспокойство и отвращение [100].
Столь яркий контраст между СССР и США нельзя объяснить только явными различиями между «коммунизмом» и «капитализмом», «тоталитаризмом» и «демократией». Разумеется, подмеченные Кеннаном противоречия существовали и в XIX веке между монархической Россией и республиканской Америкой. Как писал Александр Герцен в 1865 году:
Северо-Американские штаты и Россия <…> представляют два противуположные, но неоконченные решения и потому скорее дополняющие друг друга, чем исключающие [101].
Эти противоречия между Россией и Америкой явно сохраняются и поныне, даже после исторического распада СССР. Но если американцам так трудно понять Россию, давайте рассмотрим, насколько хорошо русские могут понять Америку. Предупреждаю, что молодые русские читатели могут быть вовсе не знакомы с описанными ниже социальными явлениями, имевшими место всего несколько лет назад.
Когда американец приезжал в Советскую Россию, то часто в той или иной форме слышал решительные мнения и отзывы об Америке. Конечно, официальная советская пропаганда ругала американское правительство, общество и культуру, обличала «ужасы» и несправедливости американской жизни, нередко преувеличивая их до смехотворных масштабов; поэтому слишком часто естественной реакцией русских людей была такая же преувеличенная идеализация «сладкой» жизни в Америке. Сколько раз в наших разговорах русские обрушивались на меня, как только я пытался хотя бы в самой мягкой форме критиковать политическую или общественную жизнь США! Казалось, русским людям в то время требовалась вера в чудесную американскую жизнь — возможно, как своего рода психологическая компенсация за трудный советский быт или как гарантия морального превосходства и осознания собственных проблем как «величайших», не идущих ни в какое сравнение с «легкой жизнью» за границей. После множества подобных разговоров я сдался и больше не пытался разъяснять русским особенности американской жизни. Мне стало ясно, что они не могут или не хотят понять и принять мои слова; поэтому в конце концов я решил не разрушать их воздушный замок. А в то же самое время некоторые американские либералы и социалисты безусловно верили в обратное: какая же чудесная жизнь в СССР по сравнению с проблемами и недостатками Америки! Когда я возвращался из интереснейших многомесячных поездок в Советскую Россию, американские друзья в Калифорнии не слишком интересовались моим опытом. Разговор получался приблизительно такой: «О, привет, Стивен! Ну как тебе Россия?» «Это был самый интересный опыт в моей жизни». «О, замечательно! Ну ладно, до скорого!» Вопрос закрыт, разговор окончен! Сравнительно немногие, как правило, хорошо образованные и разносторонние люди, действительно проявляли интерес. Казалось, некоторые даже начинали что-то понимать в моих рассказах о «той жизни». Но подавляющее большинство просто не верили, когда я пытался поведать о моей встрече со страстной и полной поэзии русской душой; мои собеседники вежливо и деликатно давали понять, что я просто фантазирую! Вконец разочаровавшись, я бросил уверять американцев в том, какой изумительно волшебный опыт общения мне довелось пережить во время поездок в Россию (главным образом, в Москве и Ленинграде). Я очень хорошо понял, что имел в виду Кеннан, когда писал об «одинокой радости путника, который наконец-то взошел на ледяную и бесприютную вершину горы, где немногие были до него, куда немногие смогут дойти, и немногие поверят в то, что он там побывал».
Поездка в Советскую Россию могла быть интереснейшим опытом, социальным и психологическим откровением для американца или другого западного человека, хотя по моим наблюдениям очень немногие из приезжавших сюда американцев были для этого достаточно восприимчивыми, душевно чуткими и интеллектуально зрелыми. Именно об этом писал Вальтер Шубарт в своей книге «Россия и человек Запада» (1938):
Русские и европейцы олицетворяют друг для друга иной мир. Когда европеец смотрит на русского, а затем на себя, он предстает перед собой в новом свете. В этом невероятная ценность такого сравнения! Сравнивая себя с русским, европеец способен познавать себя все глубже и глубже. То, что раньше казалось ему само собой разумеющимся, теперь покажется странным; очевидное станет вызывать вопросы. Европеец вдруг обнаружит, что привычные для него явления могут оцениваться по-разному в других странах. Это обретение новых возможностей, критериев и перспектив открывает путь для глубочайшего самоанализа, а такой новый взгляд на основы нашей природы составляет сущность духовного обновления и тайну перерождения [102].
Обобщая, можно сказать, что чем более серьезной личностью был американец или европеец, чем больше у него было опыта, мыслей, чувств, наблюдательности и восприимчивости — тем большее впечатление производила на него Россия и ее народ. В России были тайна, новизна и глубина, хотя большинство западных людей были невысокого мнения о советской системе, ведь любой иностранец мог заметить, как жестко она контролировала частную жизнь человека по сравнению с жизнью на Западе. Как писал Николай Бердяев:
Oчeнь cвoeoбpaзнo cтpoeниe pyccкoй дyши и oтличaeтcя oт cтpoeния дyши зaпaднoгo чeлoвeкa. B pyccкoм Bocтoкe oткpывaeтcя oгpoмный миp, кoтopый мoжeт быть пpoтивoпocтaвлeн вceмy миpy Зaпaдa, вceм нapoдaм Eвpoпы. И чyткиe люди Зaпaдa этo пpeкpacнo чyвcтвyют. Иx пpитягивaeт зaгaдкa pyccкoгo Bocтoкa [103].
По словам Гете, каждый видит то, что носит в своем сердце. Вспоминая слова Джорджа Кеннана, надо признать, что очень немногие американцы смогли тогда (а по моим наблюдениям, и сегодня) «разглядеть» русских. На самом деле, если нет глобального кризиса, и не происходит каких-то сенсационных событий, большинство американцев просто не интересуются Россией, особенно после окончания так называемой «холодной войны». Показательно, что число поступающих на факультеты русистики и славистики в университетах США стремительно сократилось после перестройки.
И американские, и иностранные социологи отмечают, насколько провинциальны массовая культура и пресса Америки, которые в основном занимаются домашними проблемами и могут быть месяцами поглощены национальными сенсациями и сплетнями вокруг знаменитых актеров или политиков. Такие журналы, как «Тайм» и «Ньюсуик» публикуют очень разные материалы по домашним и международным вопросам, при этом домашние публикации предназначены для читателей с более низким образовательным уровнем (в российской прессе гораздо больше ежедневных новостей о США, чем в американской!) И при этом американцам не нужно учить русский язык, заменять коммерческие рекламные лозунги на коммунистические, менять Голливуд на Мосфильм, или пересчитывать деньги в рублях! Поэтому, подавляющее большинство американцев по-прежнему не будут интересоваться Россией, если только не разразится какой-нибудь международный кризис или не объявят о сенсации. И такое положение не изменится.
Часть вторая
Приведу цитату из статьи «Американская политическая культура»:
Американцы придают большое значение всеобщему политическому равенству, но не слишком заботятся о равенстве экономическом.
Очень верно сказано. Вместо идеи общественного сотрудничества в основе американской экономики лежат индивидуализм, частная собственность, laissez faire [104] и конкуренция. Сравнивая уровень жизни в США и в позднем СССР, можно повторить вслед за американским историком Пейджем Смитом, рассматривавшим в 1988 году возможность социальной «перестройки» в Америке: жадность оказалась гораздо более успешным социальным стимулом, чем альтруизм. Один очень богатый бизнесмен [105] в середине 80-х произнес знаменитую речь в Калифорнийском университете в Беркли. В своей речи этот человек, впоследствии угодивший в тюрьму за нелегальные финансовые махинации, заявил: «Жадность — это хорошо» (Голливуд, никогда не упускавший шанс извлечь очередную сверхприбыль, даже снял об этом фильм).