-- Говорю, ты у меня -- первый гость.
-- Значит, отец твоей невесты жестоко обходится со своими крепостными? -- меняя тему разговора, спросил Тольский.
-- Майор -- очень злой человек, нрав у него отчаянный. Он никогда ничем не бывает доволен. Он скуп, но я его скупости есть какая-то странность. Да и во всем характере майора что-то непонятное...
Намекин уехал, а Тольский принялся шагать по кабинету, низко опустив голову.
"Вот тут и пойми, и разгадай судьбу... Не прошло идвух дней, как я познакомился с Намекиным, он пришелся мне по нраву; я смотрел на него, как на своего искреннего приятеля, а теперь он -- соперник, враг... Он отбивает меня девушку, которую я так люблю, как он любить не может... Нет, не Алеша отбивает у меня, а я у него... и не он мне враг, а я ему..."
Эти размышления были прерваны приходом Ивана Кудряша.
-- Домохозяин за деньгами пришел, -- сказал он.
-- Гони к черту!
-- Гнал, не идет... Уселся в передней и сидит как квашня. "Мне, -- говорит, -- надо повидать самого барина".
-- Вот что... Ему надо меня видеть?.. Хорошо, пусть войдет.
Мошнин робко переступил порог кабинета своего неугомонного жильца и остановился у двери. У него болели зубы, и щека была подвязана большим платком.
-- Здравствуйте, любезнейший, -- насмешливо посматривая на жалкую фигуру купца, проговорил Тольский. -- Вы за деньгами?
-- Так точно-с.
-- Так. Что это, у вас зубы болят?
-- Так точно-с... покоя нигде не дают. Просто мука.
-- Садитесь и открывайте рот.
-- Как-с? Зачем-с? -- опешил Мошнин.
-- Я вам вместо денег за квартиру вырву больные зубы; у меня для сего имеются зубные щипцы, я -- мастер на это дело.
-- Помилуйте, как можно-с.
-- Садитесь, говорят вам! Ну!.. Показывайте, какие у вас болят зубы?
-- У меня зубы не болят-с.
-- Врете, вы сейчас говорили, что зубы вам не дают покоя. Ну, показывайте больной зуб... Не хотите? Эй, Кудряш!
На зов Тольского в кабинет быстро вошел камердинер.
-- Держи его крепче! -- И Тольский показал на Мошнина.
Исполнительный Кудряш схватил купца и не выпускал, пока его господин рвал у бедняги здоровые и больные зубы. Мошнин ревел и кричал на весь дом, дергался, но Иван держал его, как железными клещами.
-- Ну довольно, пусти его... устал, -- спокойно проговорил Тольский камердинеру.
Мошнин выскочил из кабинета жильца, бросился на дрожки и приказал везти себя к начальнику полиции.
Мошнин в то время славился в Москве своим богатством, считался одним из крупных домовладельцев, вел большую торговлю мануфактурным товаром и был владельцем огромной фабрики. Он, хотя и был скрягой, жертвовал немало денег на благотворительность и водил знакомство со многими важными лицами, начиная с губернатора.
В своей семье, состоявшей из пятерых взрослых сыновей и жены-старухи, он был в полном смысле "сам": его слово было для всех домочадцев законом, и горе тому, кто вздумал бы возражать или не повиноваться ему. Жена, сыновья и другие домочадцы были слепыми исполнителями его воли, его каприза.
Поступок с Мошниным Феди Тольского, известного бедокура и кутилы, не остался секретом: в Москве много было разговоров и смеха, когда узнали, как Тольский произвел операцию с Мошниным и вырвал у него несколько зубов, не только больных, но и здоровых. Многие не любили Мошнина и рады были посмеяться над ним.
Однако это вырывание зубов у богатого и знатного купца не прошло даром для Тольского: его вызвал генерал-губернатор в свою канцелярию, сделал ему строгий выговор и приказал немедленно выехать из дома Мошнина, грозя за неисполнение высылкою из Москвы.
Тольский не боялся этой угрозы, он не раз слышал ее из уст губернатора, но все же принужден был искать себе другую квартиру.
Тольскому приходилось плохо: полиция вынуждала его выезжать из дома Мошнина, а квартира не находилась. Поэтому он волей-неволей вынужден был на время оставить свой клуб, друзей и свою любовь к красавице Насте, и рыскать по Москве в поисках пристанища.
Как-то, проезжая одним из глухих переулков от Остоженки к берегу Москвы-реки, Тольский заметил барский каменный особняк с подвальным жильем и наглухо закрытыми ставнями. На воротах дома виднелся лоскуток бумаги с надписью: "Сей дом сдается". Дом понравился Тольскому, он вылез из саней, подошел к воротам и хотел отворить калитку, но она оказалась запертой. Тольский дернул за проволоку; раздался резкий звонок, а в ответ на него громкий собачий лай, послышались тяжелые шаги по хрустящему снегу, загремел засов, и рослый старик в полушубке не совсем дружелюбно спросил у Тольского:
-- Что вам, сударь, надо?
-- Этот дом сдается? Да? Можно посмотреть? Если дом для меня подходящий, то я сниму его.
-- Неудобен он для вас, сударь, откровенно скажу.
-- Это почему? Почем ты, старик, знаешь, что для меня удобно, что неудобно?
-- Знаю, что неудобен... Который год дом-то пустует, жильцов-то немало в нем перебывало: снимут, поживут день-другой, да и вон, -- тихо и каким-то таинственным голосом проговорил старик. -- Нечисть тут завелась, нечистая сила житья никому не дает.
-- Вот что!.. Ну я никакой нечистой силы не испугаюсь. -- Тольский громко засмеялся и вошел на двор.
Двор был огромный; прямо виднелась садовая решетка, отделявшая его от сада; близ ворот стоял небольшой домик в четыре окна.
Тольский подошел к крыльцу особняка и, обратившись к старику, сказал:
-- Ну, отопри дверь и покажи мне квартиру.
-- Как, сударь? Неужели хотите снять? -- удивился тот.
-- Непременно, если понравится. Давай отпирай!..
-- Ключи у Ивана Ивановича. Он здесь вроде дворецкого барином приставлен: и за домом смотрит, и сдает, и деньги получает.
-- А кто твой барин?
-- Викентий Михайлович Смельцов, барин важный, заслуженный, в чужих краях проживает уже вот лет пять... Я пойду, сударь, скажу Ивану Ивановичу, он вам и дом покажет. -- И старик направился к крыльцу.
"Смельцов, знакомая фамилия, слыхал... Что это старик вздумал пугать меня нечистой силой? Вот чудак-то!.. Впрочем, в Москве, говорят, есть такие дома", -- подумал Тольский и вслух произнес:
-- Меня заинтересовал этот дом, и я сниму его; ни чертей, ни дьяволов я не боюсь.
К нему подошел низенький худенький старичок, с чисто выбритым лицом и добрыми, кроткими глазами.
-- Здравствуйте, сударь, здравствуйте-с! Квартирку снять желаете-с? -- каким-то певучим голосом проговорил он, снимая картуз и кланяясь. -- Что же, в добрый час... А все же, сударь, я должен предупредить вас...
-- Насчет нечистой силы, поселившейся в вашем доме? Знаю, слышал. Мне старик сейчас говорил.
-- Его, сударь, Василием звать, а я из приязни к нему зову Васенькой. С малых лет мы с ним приятели, оба дворовые, вместе росли, на одном солнышке онучи сушили. Оглядеть желаете, сударь, наш дом?.. Можно, можно... Васенька пошел ставни отворять, а то темно в дому-с... Пойдемте благословясь; ключики у меня.
Дворецкий отпер наружную дверь в просторные сени с широкой лестницей, откуда двери вели в переднюю. Тольский и сопровождавший его дворецкий вошли в комнаты; на них пахнуло затхлым, холодным воздухом нежилого помещения. Зал, гостиная и другие комнаты были совершенно без всякой меблировки, но отделаны прекрасно; стены в некоторых комнатах были расписаны, в других -- обиты цветным атласом, на потолке размещались искусной кисти картины из мифологии, полы были штучные, из дорогого дерева. Дом был с небольшим мезонином, и дверь в последний шла с заднего крыльца.
-- Мезонин принадлежит к этой квартире? -- спросил Тольский у старика.
-- Никак нет-с, отдельно; мезонин не сдается. В сем доме барин наш изволили жить до своего отъезда за границу. Мебель и кое-какое имущество приказали запереть в мезонине-с, беречь, значит, до своего возвращения из чужих краев; так мезонин и стоит запертой-с.
-- А давно уехал твой барин?
-- Давно, более пяти годов...
-- Сколько лет твоему барину? -- полюбопытствовал Тольский.
-- Да лет с полсотни, а может, и побольше... При покойном императоре Павле Петровиче наш барин занимал видное место, также и в начале царствования Александра Павловича... Да с Аракчеевым Викентий Михайлович не поладили...
-- Стало быть, твой барин -- хороший человек, если не поладил с Аракчеевым.
-- Добрейшей души человек; дай Бог ему здоровья на многие лета! -- И старичок дворецкий, сняв картуз, усердно перекрестился.
Дом понравился Тольскому, и он, несмотря на предупреждение о нечистой силе, снял его, вручив дворецкому задаток, а на другой день и совсем переехал со своей немногочисленной дворней.
V
В тот же день кучер Тольского Тимошка пришел из ближайшего кабака, где успел уже свести знакомство с целовальником, сильно встревоженный и обратился к своим товарищам-дворовым с такими словами:
-- Ну, братцы мои, попали мы на фатеру.
-- А что? -- спросил у него камердинер Тольского Иван Кудряш.
-- В доме, куда мы переехали, черти живут, -- робко и таинственно промолвил Тимошка, поглядывая на товарищей.
-- Ври, дурачина! С чего взял? -- остановил его барский камердинер.
-- Провалиться, не вру... Сейчас целовальник мне сказывал: "Напрасно, -- говорит, -- твой барин в дом Смельцова переехал; там, -- говорит, -- черти вам житья не дадут. Много охотников было на дом Смельцова; поживут день-другой, да и вон; не один год дом-то пустует. И твой барин не проживет в нем недели, съедет". Да и не один целовальник о том сказывал. Народу в кабаке было немало... Все то же говорили... что от нечистой силы житья нам не будет. Теперь, как только пробьет, говорят, полночь, сейчас и начнется работа у чертей. Пойдет по всему дому дым коромыслом, шум, стук. Стулья, столы пойдут по комнатам плясать; посуда в буфете трясется, песни запоет нечистая сила, а то хохот такой поднимет, что волосы станут дыбом и по телу мурашки пойдут, -- рассказывал кучер и сам дрожал, как в лихорадке, от своего рассказа.
Дворовые слушали его с испуганными лицами, некоторые крестились.
-- Все это -- враки, бабьи сказки! -- авторитетно промолвил камердинер, хотя и на него рассказ Тимошки произвел некоторое впечатление.
-- Все, брат Иван, врать не станут. Видно, неспроста идет нехорошая молва об этом доме.
-- Не верьте, ребята, все пустое! -- стал успокаивать дворовых барский камердинер, но его слова не достигли цели: дворовые боялись ложиться спать на новой квартире, собрались все в кучу и ожидали какого-нибудь сверхъестественного явления, вздрагивали, прислушивались.
Однако первая ночь прошла благополучно, ничего необычайного не случилось.
Что касается Тольского, то он спал всю ночь богатырским сном, так как не верил ни в какие привидения и не признавал никаких таинственностей и непостижимостей.
Камердинер Иван находился в комнате, смежной с кабинетом своего барина, и, как другие дворовые, не спал почти всю ночь, а только лежал на своей койке с открытыми глазами, готовый каждую минуту при малейшем шорохе бежать к своим товарищам.
Однако было тихо как в могиле, и только перед утром Иван услыхал, что наверху, в мезонине, как будто кто-то ходит. Камердинер приготовился было дать тягу, но шорох или шаги скоро утихли.
Проведя спокойно ночь на новой квартире, Федор Иванович утром послал за дворецким Смельцова и, как только тот явился, сказал ему:
-- Вот, почтеннейший, ты пугал меня привидениями напрасно! Ни единого привидения, и спал я как убитый. Стало быть, все эти привидения -- одни глупые выдумки.
-- Кто знает!.. Много за пять лет жильцов перебывало в этом доме, а больше недели никто не жил.
-- Стало быть, все жильцы были глупы -- верили в чертей и в разную ерунду. Я вот самого сатаны не испугаюсь и с квартиры съеду тогда, когда захочу.
-- Смею доложить, сударь, всякому свое, у всякого свой нрав.
-- А ты, почтеннейший, как видно, веришь в существование чертей?
-- Сударь, сами вы изволите знать, что на белом свете есть добро, есть и зло. Есть правда, есть и кривда -- от дьявола.
-- Браво, браво, почтеннейший, ты рассуждаешь, как философ... Однако поговорим лучше о житейском. Скажи, твой барин постоянно живет за границей?
-- Почти постоянно; в течение пяти лет приезжали они в Россию раза два, не больше, -- ответил Иван Иванович.
-- Женатый он?
-- Да, как же.
-- И жена с ним за границей?
-- Никак нет! За границей Викентий Михайлович одни.
-- А где же его жена?
-- Верно, сударь, не знаю. Кажется, барыня живет в Питере. Настоящего развода у них нет, а только вместе они давно не живут.
-- Что же она, молодая?
-- Да, чуть не вдвое моложе барина.
-- И хороша собой?
-- Чудной красоты.
-- Ну, теперь я наполовину понял, почему твой барин не живет с женой: он стар, ворчлив и, вероятно, ревнив, а она молода, красива и любит пожить в удовольствие. Однако мне до твоих господ нет никакого дела, я призвал тебя, почтеннейший, за тем, чтобы сказать: деньги я буду платить не вперед за год или за полгода, а частями... Понимаешь?
-- Так точно, понимаю. Не извольте, сударь, беспокоиться насчет платы за квартиру; как хотите, так и платите... Мне барин Викентий Михайлович наказывали, чтобы жильцов деньгами не теснить.
-- Вот это хорошо! Ябуду платить, когда у меня будут деньги, -- весело произнес Федя Тольский.
Зимний короткий день скоро прошел; настал вечер, а там и длинная ночь. Тольский в течение дня никуда не выезжал, будучи занят распоряжениями относительно уборки и устройства новой квартиры. Утомленный этим, он лег в постель ранее обыкновенного.
Его дворовые, усталые от работы, тоже улеглись и скоро заснули. Теперь они уже не так боялись нечистой силы, как в первую ночь своего новоселья.
Одному только камердинеру Ивану Кудряшу что-то не спалось. Долго он ворочался с боку на бок, стараясь заснуть, но никак не мог.
В самую глухую полночь, при гробовой тишине, он опять услышал какой-то шорох в мезонине, как будто там кто-то ходил. Затем шорох шагов сменился тихой, унылой песней. В мезонине кто-то пел; Иван слышал это ясно, только не мог разобрать слова песни.
"В мезонине несомненно кто-нибудь живет; старичишка дворецкий и сторож обманывают, говоря, что там одна мебель да рухлядь", -- подумал было молодой парень.
Песня стихла. Опять послышались шаги, они стали приближаться к Ивану, делаясь все яснее; он, бледный, дрожа всем телом, быстро встал, зажег свечу и приотворил дверь из своей горницы в коридор. Тотчас же из груди его вырвался крик ужаса, подсвечник выпал из рук, свеча погасла, и сам он без памяти упал в коридоре на пол.
Необычайный крик и падение Ивана разбудили крепко спавшего Тольского. Он быстро встал, зажег свечу и вышел в коридор; там он увидал распростертого, с помертвевшим лицом камердинера, валявшийся подсвечник и изломанную свечу.
-- Что это значит? Что с Иваном? -- растерянно проговорил Тольский.
Он спустился в людскую, разбудил дворовых и с их помощью постарался привести в чувство своего камердинера.
Обморок Ивана Кудряша был довольно продолжителен. Наконец он открыл глаза и увидал около себя Тольского с озабоченным лицом.
-- Иван, что с тобою? Чего ты так испугался? -- спросил у него Тольский.
-- Ах, сударь, страшно, страшно! Привидение в белом саване здесь, в коридоре. Ах как страшно! Я думал, что умру со страху! -- дрожал, как в лихорадке, Кудряш.
-- Ты большой трус, и тебе, верно, что-нибудь показалось, -- промолвил Тольский.
-- Нет, сударь, не показалось; я ясно видел женщину в белом одеянии, как в саване; волосы у нее распущены... Завидев меня, она стала быстро подходить ко мне и манить рукой. Тут сердце во мне замерло, и я упал без памяти.