— Пусть сорок охотников оставят здесь все свои вещи, кроме оружия, — проговорил Касанда. — Мы догоним хумбу-хумбу. Ветер дует в нашу сторону, и мы подойдем к нему близко. Остальные пойдут вслед за нами.
Спустя несколько минут они бежали по следам слона с копьями в руках. Когда солнце склонялось к вершинам деревьев, Касанда подал знак остановиться. Впереди на небольшой поляне стоял огромный хумба-хумба с кривыми розовыми бивнями и, обрывая хоботом плоды лианы инобоунга, отправлял их в рот. Пережевывая плоды, он пыхтел от удовольствия, щурил маленькие глазки и медленно раскачивался.
— Хумба-хумба, отбившийся от стада, очень злой, — прошептал охотник по имени Нгава. В глазах его был страх.
— Надо выбрать место для боя, — сказал Касанда, не обращая внимания на слова Нгавы. — Когда много больших деревьев, легче уклоняться от ударов. Пусть половина охотников обойдет хумбу-хумбу и гонит его сюда.
Пока одни охотники обходили слона, другие стали забираться на деревья. Касанда рассердился и знаками потребовал, чтобы часть из них спустилась на землю. Нельзя выпускать зверя из живого кольца.
Вскоре послышались крики загонщиков. Слон двигался медленно, настороженно осматриваясь. Ни одни сучок не хрустнул под его огромными ногами.
Когда слон оказался под высоким деревом, на ветвях которого притаились охотники, в его большую спину вонзилось несколько стрел. Хумба-хумба грозно затрубил и, подняв тяжелый хобот, бросился на охотника, высунувшего из-за дерева курчавую голову. Тот помчался, петляя между деревьями. Хумба-хумба то и дело застревал между стволами. Стрелы сыпались на него и сверху и снизу, но он упорно преследовал намеченную жертву, не обращая внимания на других. Касанда стоял за стволом смоковницы, сжимая длинное копье из сандалового дерева, и готовился нанести удар. Нужно было вплотную подойти к зверю и вонзить в него копье как можно глубже.
Из-за ствола дерева выскочил Нгава и ударил пробегавшего мимо него слона копьем. Но, видно, ослабела рука Нгавы: копье лишь скользнуло по ребру животного. Хумба-хумба обернулся так быстро, что Нгава не успел даже отпрыгнуть. Тяжелый хобот свалил его с ног, и серая гора пронеслась над ним. Почти в то же мгновение рядом с хумбой-хумбой вырос Касанда. Взмах, и копье глубоко ушло в большое тело зверя. Касанда рванул копье, расширяя зазубренным наконечником рану. В этот момент многоопытный Имбонбо спокойно вышел из-за дерева и рубанул слона длинным ножом по сухожилиям задних ног. Слон, издав глухой стон, сел. Охотники окружили его, Через несколько минут все было кончено.
Голодные люди принялись резать тугое мясо. Касанда, опираясь на копье, молча смотрел на возвышавшуюся перед ним гору пищи. Теперь хватит ее до конца пути. Жаль только, что Нкайна уже не может есть.
Люди ходили вокруг поверженного слона, выбирая лучшие куски, разводили костры.
Касанда тоже стал готовить обед. Он вырезал кусок толстого зеленого бамбука, налил туда воды и положил мясо. Пока в бамбуковом сосуде есть вода, он не загорится на костре…
Один из охотников предостерегающе вскрикнул. Касанда увидел маленьких людей, вышедших на поляну. В руках у пигмеев были луки и стрелы. Они ожесточенно кричали. Касанда знал, что стрелы пигмеев отравлены, Он встал и, не взяв оружия, пошел с несколькими охотниками навстречу маленьким людям. В кустах он заметил много прячущихся воинов. Их лица были возбуждены. Натянув луки, пигмеи целились в подходивших. В любой момент отравленная стрела могла вонзиться в грудь Касанды или его товарищей Он шел неторопливо, стараясь не показывать страха. Воины Касанды шли за ним, сбившись в плотную группу.
Касанда остановился перед пришельцами. У пигмеев была светло-красная кожа и на груди росли мелкие пучки рыжеватых вьющихся волос. На курчавых головах ото лба к затылку выбрито по три узкие полосы. На кисти левой руки у каждого между указательным и большим пальцами — кожаным мешочек для защиты от случайного ранения отравленном стрелой при натяжении лука.
— Вы убили хумбу-хумбу на нашей земле, — сказал маленький человек, по-видимому, их вождь. — Он поэтому наш.
— Хумба-хумба убил двух моих воинов, — ответил Касанда. — Он пришел сюда с реки. Там не ваша земля.
— Все, что находится в нашем лесу, принадлежит нам, — заявил маленький человек.
Касанда подумал, что столкновение не сулит его племени ничего хорошего, и сказал:
— Если зверь принадлежит вам, то вы должны заплатить нам за работу, так как мы охотились за ним целый день. Возьмите бивни и отдайте нам тушу.
Уступчивость Касанды смягчила маленького человека. Он подумал немного и ответил:
— Нам тоже нужно мясо. Мы даем вам половину туши.
Согласие было достигнуто.
Маленькие люди ушли, когда стемнело, унося свою долю мяса.
Ночь охотники провели у костров. Остальная часть отряда пришла утром. Набетуну едва двигалась. За эти дни она состарилась на несколько лет. Нкайну, который теперь стал совсем легким, принесли четыре человека. Они сделали это из уважения к своему начальнику.
Но собака Касанды не пришла с ними: ее съели ночью, воспользовавшись отсутствием хозяина.
На двадцать шестой день пути в полдень племя вышло к Великой реке. С высоких холмов люди смотрели на широкий поток, пробивавший себе путь в белом скалистом ложе, с наслаждением ощущали на лицах дуновение прохладного ветерка. Эти мутные, коричневые воды означали конец тяжелому пути через лес. Впереди их ждала новая, неизведанная еще жизнь.
Касанда стоял, прислонившись к дереву. Он был теперь один. Два дня назад во время перехода Набетуну упала и больше не встала. Касанда долго сидел около нее. Потом, поняв, что это конец, закопал тело и заложил могилу камнями. И за четыре дня до этого скончался Нкайна.
Касанда тяжело было вспоминать, что в последние дни он, занятый отрядом, почти не заботился о матери. Но мать в эти последние дни думала лишь о нем. Когда Набетуну упала там, в лесу, слабеющей рукой достала она из кожаного мешочка и молча отдала Касанде маленькую монету — все, что осталось у нее от долгой трудовой жизни. Касанда не мог простить себе, что он, усталый, кричал на больного Нкайну, который ворочался за спиной, мешая ему идти. Но горевать было некогда. Путь еще не окончен. Касанда осмотрел отряд. Из двухсот с лишним человек, выступивших в поход, осталось меньше половины. Ни детей, ни стариков — все они лежали там, в лесу.
Касанда стал спускаться к реке. За ним двинулись остальные. К вечеру отряд вошел в Кииму. Большой крааль поразил Касанду. По пыльным узким улицам мчались сверкающие лаком машины, о которых он раньше только слышал. Одна из них едва не наехала на него. Касанда еле успел отпрыгнуть в сторону.
Вскоре они предстали перед пожилым агентом с рыжими усиками, а через два часа были уже в поезде.
Рано утром показался город. Касанда смотрел как зачарованный на белую от пены реку, мчавшую в глубоком ущелье свои воды. Река ревела и грохотала. Зажатая с боков мрачными серыми скалами, она мчалась по пробитому в граните крутому ложу, прыгая через камни и взметая брызги в лучах утреннего солнца. Касанда не слышал, что кричал ему сосед, указывавший вниз, в узкое ущелье.
От города ехали на баржах, потом снова на поезде и наконец на грузовиках. Машины шли по скучной, однообразной саванне, покрытой сухой, выжженной солнцем травой. Несколько раз грузовики останавливали вооруженные люди, и агенты компании предъявляли им пропуска. Солдаты пересчитывали сидевших в грузовиках африканцев.
Было за полдень, когда они въехали в ворота лагеря, обнесенного колючей проволокой.
На огромной территории рядами стояли бараки. Машины остановились у огороженного высоким забором карантина.
Вновь прибывших встретил пожилой неприветливый африканец. Он повел их к длинному темному бараку с единственным выходом, служившим одновременно и окном.
Появился доктор-европеец в белом халате и сел за стол под навесом. Фельдшер-африканец поставил на стол микроскоп.
— Доктор, доктор! — шептали африканцы, с опаской поглядывая на белого. Фельдшер, усевшись за стол, открыл толстую книгу. Доктор подозвал одного из прибывших, сделал прокол на его пальце, снял каплю крови и стал рассматривать ее в микроскоп. Он одобрительно кивнул, фельдшер записал имя прибывшего в книгу. Африканец приложил палец, смоченный в чернилах, против своей строчки. Фельдшер сообщил ему, что он принят на работу в рудники горнорудной корпорации.
Иногда, глядя в микроскоп, доктор неодобрительно качал головой. Фельдшер ставил людей, вызвавших неудовольствие доктора, в отдельную группу. Они не прикладывали палец к толстой книге и робко ожидали решения своей судьбы. В их числе оказался и Имбонбо Длинный Язык.
Касандой доктор остался доволен. Он весело похлопал его по плечу, попробовал упругость больших бицепсов. Касанда почувствовал к доктору симпатию и, осмелев, спросил:
— А нам дадут хижины, такие, как у белых? Бвана вербовщик обещал, как только мы приедем сюда, нам каждому дадут по такой хижине.
Услышав эти слова, все насторожились, но доктор лишь махнул рукой и не ответил.
Осмотр окончился. Принятых на работу повели в бараки карантина. Остальным фельдшер объявил, что у них сонная болезнь и компания не будет заключать с ними контракт. Их отвезут на машине в больницу. Они могут не беспокоиться, там никто не сделает им плохого.
Когда грузовик с больными остановился в огороженной невысоким забором зоне, Имбонбо осмотрелся и все понял. Их привезли сюда умирать. Он уже видел однажды такую зону. Здесь были собраны больные сонной болезнью, чтобы они не передавали заразу другим. Если муха цеце укусит такого больного, находящегося среди здоровых, она заразит еще десятерых.
— Уходить из зоны запрещается. Кормить будут, — сказал на прощание рудничный фельдшер.
Имбонбо прошелся по зоне. Здесь жила смерть. Больные сидели, лежали, ползли куда-то в бреду. Многие спали. Вокруг кишели крысы, мухи. У одного больного муравьи съели плечо до кости. Он спал. Некоторые, видимо, уже умерли. Двое конголезцев несли на носилках труп женщины. Больных никто не лечил. Лекарства были слишком дороги. Единственный фельдшер раздавал пищу.
Имбонбо стал строить шалаш. Пока были силы. Бежать некуда. Да и зачем? Через полгода все кончится.
Часть третья
Давно уже работал Касанда на урановом руднике в Тинковелью. С утра до ночи бросал он лопатой черно-зеленую землю — уранинит — на ленту транспортера, и тело его всегда ныло от непосильного труда. Но здесь было еще не плохо. Те из соплеменников, которые работали на обогатительной фабрике, ходили уже словно тени. Уранинит причинял страдания и смерть тем, кто с ним близко соприкасался.
Все работавшие с Касандой боялись своего надсмотрщика Ксири — парня с берегов озера Тиву, вечно пьяного, драчуна и подхалима, — и старались задобрить его подарками. Ксири брал их с величайшим пренебрежением. Лишь Касанда не дарил ничего. Он даже осмеливался задавать Ксири разные вопросы, словно равный равному.
Как только Касанда появился на руднике, он прежде всего осведомился у Ксири, не знает ли господин надсмотрщик, когда им дадут по каменной хижине, как обещал вербовщик.
Ксири даже подумал, что Касанда издевается над ним. Но рабочий смотрел на него так серьезно, что надсмотрщик решил: парень не в своем уме. Когда их взгляды встречались, Касанда никогда не опускал глаз, как это делали другие. Он был уверен, что Ксири любит его за усердную работу: ведь он никогда не сидел без дела. А у Ксири чесались руки «проучить» Касанду, так как он подозревал, и не без основания, что остальные рабочие думают, что он побаивается Касанды. Он и действительно не решался ударить черного Геркулеса. Могучие руки с огромными узловатыми мышцами невольно внушали ему уважение.
Надсмотрщик придирался к Касанде за каждый пустяк, ставил его на самые тяжелые работы. И Касанда постепенно возненавидел своего мучителя. Их взаимная неприязнь росла с каждым днем. Однажды, когда Ксири, усмехаясь, заставил Касанду разбивать в обеденное время большой камень, Касанда возмутился и отказался выполнять ненужную работу.
Рабочие смотрели на них, и Ксири почувствовал, что, если он не предпримет решительных мер по подавлению мятежа, авторитет его рухнет. Оскалив зубы, он шагнул к Касанде и хлестнул его плетью по лицу. Касанда попятился, зацепился за ком земли, упал. Плеть Ксири засвистела над ним. Вся злость надсмотрщика против непокорного рабочего излилась в этих ударах.
Оглушенный вначале неожиданным нападением, Касанда пришел в бешенство. Он вскочил, и его кувалда мелькнула в воздухе. Не успей Ксири вовремя отскочить, голова его была бы разбита.
Прибежали охранники. Но разъяренный Касанда не хотел сдаваться. Он выбил кувалдой винтовку из рук одного из них. Опрокинул кулаком другого. Но Ксири кинул в глаза Касанды горсть песку. Охранники сбили его с ног, упали на землю вместе с ним. Справиться даже с ослепленным Касандой было не просто. Одни из противников от удара ногой вылетел в воздух из кучи тел. Второй хрипел, схваченный за горло железной рукой. Но тут к охранникам подоспели свежие силы. Они били Касанду ногами, прикладами, пока он не перестал двигаться.
— Будет уважать теперь надсмотрщика, — сказал Ксири.
Добыча руды шла открытым способом. С утра до ночи вгрызались люди в землю, расширяя и углубляя огромный котлован. Рабочих-европейцев было немного. Они работали на машинах, жили в отдельном поселке, получали в десять раз больше, чем африканцы. И даже те немногие местные жители, которым выпала редкая удача стать машинистами, механиками, получали гораздо меньше европейцев.
В бараке Касанды появился коренастый африканец лет тридцати. Это был слесарь по ремонту рудничных механизмов. Он показался Касанде озлобленным человеком. Но первое впечатление скоро рассеялось. Анака — так звали слесаря — оказался приветливым и разговорчивым парнем. Он не был похож на большинство горняков — неграмотных, не видевших ничего, кроме рудника и своей деревни. Анака бывал в далеких городах и даже мог говорить и читать по-французски. Однажды в воскресенье в руках Анаки появилась газета. Целый час он читал ее, и Касанда смотрел на него с благоговением.
— И вы все понимаете? — Касанда не мог заставить себя сказать ученому человеку «ты».
Анака улыбнулся, заметив эту перемену.
— Я учился в школе. — И он рассказал Касанде, о чем пишут газеты. — Африканцы воюют сейчас за свободу, за изгнание плантаторов, их солдат и полицейских. За то, чтобы отнять у капиталистов фабрики, заводы и вот эти урановые рудники, отдать все народу. Но мзунгу не хотят уходить и привезли новых солдат. Идут жестокие бои.
— Бои? А мы здесь работаем на мзунгу, — сказал Касанда зло. — Выходит, мы против народа?
Анака внимательно посмотрел на него и ничего не ответил.
Касанда часто задумывался. Почему они покорно подчиняются завоевателям, которых уже выгнали из многих городов? Почему он сам целыми днями добывает для них руду? Почему не убежит? Может быть, повстанцам нужна его помощь? Беглецов, правда, ловят и наказывают «за нарушение контракта», но разве он, Касанда, трус?
Ксири замечал на себе пристальные, стерегущие взгляды Касанды. Тревогу надсмотрщика усиливало и то, что рабочие часто шептались и загадочно поглядывали на него.
Как-то вечером Ксири отправился в «черный городок». Было темно. Сквозь рваные низкие тучи светили звезды. Ксири шел по безлюдному полю, думая о горячем ужине.
От резкого крика он остановился. В двух шагах от него стоял Касанда. С земли поднялось еще несколько человек.
Ксири не мог бежать, страх сковал его ноги. Сзади раздались крадущиеся шаги. Ксири хотел обернуться, но в этот момент кто-то сжал ему руки и грубая ладонь зажала рот. Люди подняли его и понесли. Ксири старался вырваться, но сильные руки крепко держали его. Минут через десять люди остановились и бросили Ксири на землю.