Глядя, как порой, отринув на время все дела, сам князь Киевский с превеликим удовольствием подставляет крепкое плечо под свежеошкуренное бревно или с молодецким уханьем вбивает точными ударами огромной деревянной киянки сваи в речное дно для устройства пристани, Калокир и сам заражался этой удалью и, сбросив красивую одежду, включался в общее действо совместного творения. Это помогало посланнику отвлечься от невесёлых мыслей, которые всё чаще стали посещать его. Здесь, в сравнительной близости от границ Империи, он то и дело встречал купцов, священников, посланников и прочих приезжающих из Константинополиса. Разговаривая с ними, он жадно впитывал все, даже самые незначительные новости, и понимал, что те, кто ещё недавно боготворил императора-воина, теперь всё более от него отворачиваются. Особенно возмущались и злопыхали в адрес Фоки служители церкви, которым он перекрыл денежные потоки из казны. Калокира это весьма тревожило.
Святослав же был доволен обустройством Переяславца.
– Здесь будет средина моего Дунайского княжества, – рёк он, трапезничая за столом вместе с темниками. – Весьма удобное место: с востока море, с севера и запада Дунай с его непроходимыми речушками и болотами, а с юга – валы Трояновы. Сей остров изобилует прекрасными землями для скотоводства и земледелия. Сюда из Киева будут идти меха, просо, жито и мёд, из Донских степей – скакуны, всякое добро – с Волги, из Тьмуторокани рыба, а из Византии – бронза, железо и шёлк. А отроки – и с полудня, и с полуночи. Любо мне здесь будет княжить!
Воины всецело поддерживали своего князя, тем более что многие из них уже успели взять себе болгарских жён и завести семьи.
Глава 7
Печенеги
Лета 6476 (968)
Как ведёт себя в Болгарии Русский Барс? – сидя на прохладной мраморной скамье в цветущей беседке, что укрывала от щедрых весенних лучей, вопрошал император Фока своего главного трапезита, чуть склонив большую лохматую голову и задумчиво глядя на резной лист диковинного растения. – Всё ли идёт по нашим расчётам?
– Пока да, о великий, – ровным голосом отвечал Викентий Агриппулус. – Барс исполнил своё обещание и разбил мисян на Дунае. Он вошёл в Болгарию, подобно стальному клинку в нежное мясо дикой козы. Занял именно ту часть, о которой было договорено посредством миссии патриция Калокира.
– Кстати, где сей способный молодой человек, что смог уговорить грозного варвара, он вернулся? – вопросительно поднял мохнатую чуть с проседью бровь император.
– Он пока ещё при Сффентослафе, – ответил начальник Тайной стражи. – Считаю это правильным решением, очень полезным для империи, хотя и небезопасным. Он следит за тем, чтобы скифы исполняли свои обязательства относительно мадьяр.
– Нужно будет непременно наградить отчаянного патрикия, – не то размышляя вслух, не то напоминая архистратигосу, произнёс Фока.
Агриппулус в знак согласия склонил голову, а затем продолжил:
– Варвар держит данное нам слово. Но меня беспокоит, во-первых, та лёгкость, с которой он расправился с Болгарией, а во-вторых, то, что к нему потянулись не только язычники из мисян, но и часть крещёного христианского люда, которых сей Сффентослаф заставляет служить в его войске. Западную Болгарию он вовсе не трогает, оставив власть местным правителям, среди которых много язычников и иудеев. К тому же Сффентослаф заключил мир с мадьярами. А такое положение у границ империи уже само по себе опасно для нас. Тем более что Русский Барс, похоже, хочет обосноваться в Болгарии надолго – он уже начал строить для себя логово – новый полис, именуемый Переяслофф…
Никифор Фока, приняв к сведению доклад, ничего не ответил на последнее сообщение.
– Как ведут себя арабы в Сирии? – спросил он.
– Весьма активно, они нападают на наши тагмы и вытеснили часть войск из Антиохии…
– Немедленно отправь туда лучших разведчиков, – распорядился император.
После беседы с императором Викентий Агриппулус в задумчивости шагал к выходу из императорского дворца. Фока так и не выслушал его план относительно Болгарии и Сффентослафа, а момент для исполнения задуманного очень удобный, досадно! Такое с начальником Тайной стражи случалось редко, обычно он довольно точно предвидел реакцию собеседника. В душе поселилось некое недовольство и раздражение то ли собой, то ли… Неожиданно один из евнухов, торопливо проходя мимо, что-то обронил прямо под ноги Викентию и, не останавливаясь, проследовал дальше, скрывшись из вида за колоннами. Агриппулус поднял клочок пергамента и, прочтя его, ускорил шаг.
В тот же день после вечерней молитвы в храме Святой Софии он тайно встретился с патриархом Полиевктом, который сразу поинтересовался обстановкой на полях военных действий и мнением императора по этому поводу.
– Судя по всему, Фока не собирается заниматься Болгарией, он велел мне отправить лучших разведчиков в Сирию, – не скрывая раздражения, ответил Агриппулус.
Патриарх, до этого задумчиво изучавший великолепный перстень на среднем пальце правой руки, вскинул глаза на собеседника и пристально поглядел так, что главному трапезиту показалось, что он стал на несколько мгновений прозрачным и беззащитным. Это длилось совсем недолго, и опытный в подобных делах Викентий тут же взял себя в руки.
Полиевкт ещё немного помолчал, любуясь игрой отражённых в большом камне перстня лучей светильников и лампад.
– Наш василевс слишком заботится об армии в дальней Сирии и упускает возможность возврата Болгарии у себя под боком. Империя и так достаточно была посрамлена и унижена Симеоном, сколько сил и золота было потрачено после воцарения Петра на ослабление Болгарии! – Взгляд Полиевкта снова вонзился в Викентия, но на этот раз не застал его врасплох, и ощущения собственной прозрачности архистратигосу удалось избежать. – И вот теперь в стране мисян распоряжается этот скиф Сффентослаф. – Полиевкт выдержал паузу. – Недовольство Никифором растёт так же быстро, как некогда популярность, но беда императора в том, что он не хочет прислушиваться к мудрым советам, – снова негромко произнёс патриарх. – Я думаю, Агриппулус, мы должны обратиться к людям, способным позаботиться о благе империи… У тебя, Викентий, наверное, есть предложение, как поправить дело? – мягко поинтересовался патриарх, снова перенеся взор на свою правую руку.
– Нужно отвлечь Русского Барса от устройства своего нового логова, – ровным голосом ответил архистратигос. Он привычно оглянулся по сторонам, хотя знал, что их никто не слышит, и принялся излагать свой план действий.
Когда он закончил, патриарх спросил:
– Сколько это будет стоить церковной казне?
– Вот, – протянул пергамент Агриппулус. – Здесь учтено всё, – добавил он, видя, как поморщился Полиевкт при виде цифр.
– Согласен, – через несколько минут раздумий ответил патриарх, – думаю, Болгария стоит того…
Старший стратигос Каридис сидел на подушках в шатре Курыхана, потягивая хорошее греческое вино, которое он привёз в дар могучему владыке печенегов. Осторожный повелитель кочевников, как всегда, предложил купцу – а именно в роли богатого торговца предстал Каридис перед владыкой – первым попробовать византийский дар. Купец был совершенно спокоен, всем своим видом показывая своё восхищение великим ханом, его мудростью и смелостью. Именно об этом говорил богатый грек Курыхану через его толмача. Повелитель печенегов, конечно, понимал, что сидящий перед ним – такой же купец, как он, Курыхан, молодой жеребёнок. Но обычно именно через подобных «купцов» шли тонкие нити тайных дел, которых как бы и не происходило вообще, и всем становились известны только их последствия, но не сами устроители. Поэтому Курыхан внимательно слушал гостя, стараясь не продешевить в «торговле».
– Есть люди, о великий хан, которые хорошо заплатят, если кто-либо потревожит Киев, причём даже не обязательно брать город, достаточно его просто осадить на некоторое время.
– Хм, чтобы князь урусов примчался с берегов Дуная и всей своей мощью обрушился на того, кто осмелится тронуть его столицу? – со злой издёвкой произнёс печенег. – Сейчас не самое удобное время дразнить барса, который силён, как никогда прежде.
– О великий Курыхан, сын знатнейшего рода племени Куэрчи Чур – Небесных Вождей, достойнейшего из всех восьми племён народа пачинакитов, разве могут те, кто послал меня, даже думать о том, чтобы причинить вред тебе или твоему мужественному племени?
От этих высокопарных слов лицо хана искривилось в едва заметной ухмылке. Уж он-то знал, что в коварстве и хитрости с Византией вряд ли кто из кочевых народов мог сравниться. Он даже не стал спрашивать, кто такие эти «люди», что прислали «купца», Курыхан знал это наверняка.
Он уже однажды, по совету византийских стратигосов, напал на обоз князя урусов, что возвращался с богатой добычей из Итиля… Печенег на несколько мгновений задумался, окунаясь в воспоминания. Тогда это дорого обошлось и ему, и его народу…
– Великий повелитель вольного, как дикий скакун, народа, ты можешь не участвовать в набеге сам, а послать кого-либо из подвластных тебе князей. Из тех, – прищурился «купец», – кто, скажем, не со всем должным почтением относится к тебе. Понятно, когда человек молод и горяч, он часто переоценивает свои возможности, особенно если этот человек относится к знатному роду племени Суру Кулпей… – Произнеся эти слова, Каридис внутренне напрягся, прислушиваясь, насколько верно переводит его речь толмач. Он хорошо знал язык печенегов, освоив его ещё во время службы в Хазарии, но не подавал вида, стараясь уловить, что скажет хан «не для перевода».
– Вот проклятые пронырливые византийские лисы, – пробурчал негромко Курыхан, сделав знак толмачу не переводить этого, – они знают всё, наверное, даже сколько раз я сплю с каждой из моих жён… Конечно, им хорошо известно, что Курыхан никак не может повелевать четырьмя племенами печенегов, кочующими на правом берегу Варуха. У них свои князья. А остальные три, что живут на левом берегу: Суру Кулпей, Боро Толмат и Була Чопон, – хотя формально и подчинены ему, всё равно без общего воинского собрания важных решений принимать единолично он не может. Значит, в случае отказа «купец», скорее всего, поедет к Суру Кулпеям…
Каридис даже не повёл бровью, великолепно играя человека, не владеющего чужим языком. Про себя он отметил, что приближённые хана совсем недорого продают его людям подробности из жизни своего повелителя.
– Пославшие тебя считают, наверное, что моё «величие и мудрость» распространяется только на племя Небесных Вождей? – раздражённо проговорил Курыхан.
– Нет-нет, конечно, никто так не думает, – быстро заговорил Каридис, чувствуя, что разговор заходит не в то русло, которое удобно ему.
– Тогда я сам разберусь и в своём стойбище, и в отношениях с моими племенами! – недовольно произнёс Курыхан и встал, давая понять, что разговор закончен. – Передай пославшим тебя, что вино хорошее, но весна – не время для пиров, нужно думать о пастбищах, ведь мы кочевники.
Старший стратигос покидал стойбище Курыхана в мерзком настроении. Мало того что он не выполнил свою задачу, провалив переговоры, что случалось с ним крайне редко, но самое главное – подвело его непревзойдённое чутьё, а это уже совсем плохо.
Сами собой выплыли подробности разговора со старым и опытным трапезитом Никандросом, который многие годы занимался именно пачинакитами и потому знал их лучше других. Каридис встречался с ним последний раз ещё тогда, когда совместно с хазарами они организовали набег на Киев. Он слышал, что ветеран Тайной стражи после ранения не смог вернуться в строй. К удивлению стратигоса, Никандрос не так сильно постарел за эти годы. Совершенно седой, но ещё довольно крепкий хозяин живописной виллы в тихом заливе на побережье встретил его радушно. Опираясь на искусно вырезанную костяную трость и припадая на левую ногу, он провёл гостя в уютную беседку из виноградных лоз, где на столе уже стоял запотевший кувшин с вином и в плетёной вазе лежали фрукты. У ног хозяина устроилась красивая собака, не отрывавшая умных глаз от гостя.
– О пачинакитах могу рассказать много, но тебе это сейчас ни к чему, поэтому кратко. Откуда они появились, точно сказать не может никто, даже они сами, но известно, что по крайней мере век тому эти народы уже кочевали между Итилем и Каменными горами, что лежат на восходе от Итиля-реки. Сейчас они делятся на восемь племён, в каждом из которых насчитывается пять родов – итого сорок колен. На правом берегу Борисфена, который они называют Варух, живут четыре племени: Язы Копон – Вожак Язы, которые кочуют вблизи от страны Мисян, Кабукшин Йула – Предводители Цвета Древесной Коры, которые обитают у границы с Уграми, а ещё Явды Эрдым – Прославленные Подвигами, и Кара Беи – Черные Князья, что граничат со Скифами-Русь. На левом же берегу обитают Куэрчи Чур – Небесные Вожди, Суру Кулпей – Серые Кулпеи, Боро Толмат – Неясно Говорящие, и Була Чопон – Пастухи Оленей.
– К кому мне стоит обратиться, чтобы варвары потревожили Киев? – спросил Каридис.
– Хм, трудно сказать, я ведь давно отошёл от прежних дел, ты же знаешь, – задумчиво произнёс хозяин.
– А тогда, когда ты был в потоке дел, к кому бы ты поехал с такой просьбой в первую очередь?
– Тогда бы, конечно, к Курыхану и его племени Куэрчи Чур, который и поныне держит в руках четыре левобережных племени. Он решителен, хитёр, любит золото, а главное – у него как бы негласный поединок со Сффентослафом: они почти ровесники, рано остались без отцов, оба по законам их народов стали князьями, оба отчаянны, смелы и воинственны…
– Постой, но отец Курыхана, прежний владыка левобережных пачинакитов Нудыхан, он же был жив, когда…
– Он не отец нынешнего повелителя, а его дядя. Отец погиб, когда Курыхану было около семи лет от роду. По законам пачинакитов, власть нельзя передать родному сыну, только племяннику или шурину. Так ещё в древности решили старейшины, дабы не ослабить свой народ единоличной властью, передаваемой от отца к сыну.
– А из правобережных пачинакитов кто более всего может подойти для такого дела?
– Думаю, что сейчас более всего будут сговорчивы Язы Копон и Кабукшин Йула, ведь они вместе с Симеоном Великим некогда ходили на нас, а теперь Сффентослаф разбил их бывшего союзника – Болгарию, а значит, лишил части добычи от набегов на Империю. Там более что, как ты говоришь, сей северный скиф заключил договор с мадьярами, а они – извечные противники пачинакитов, из-за того что пачинакиты вытеснили их сначала из придонских степей, а потом перерезали их стойбища в Паннонии…
– Возьмут ли они теперь деньги от нас, от тех, на кого нападали?
– Поверь, им всё равно, как получить с нас плату – нападая на Империю или помогая ей. Знаешь, если князь россов заплатит им или пообещает часть добычи, то они с охотой пойдут на нас, не сомневайся. Да ты пей вино, я сам вырастил этот виноград. – Хозяин вдруг сменил тему разговора, касаясь небольшой, но широкой ладонью шершавой поверхности лозы. – Сам его давил и выдерживал, это часть моей души, дорогой Каридис.
Хозяин проводил гостя до коновязи и придирчиво проследил, чтобы слуга осторожно установил в перемётных сумах две винные амфоры. Каридис, уже собираясь вскочить в седло, вдруг обернулся и неожиданно предложил:
– А может, поедешь со мной, Никандрос? Ты ещё не так стар, разум чист, а рука тверда, и не зря твоё имя – Мужественный Победитель!
– Знаешь, Каридис, я всю жизнь служил Империи. Стравливал народы, добывал важные секреты, устранял неугодных. И только после ранения, когда лежал здесь, как полудохлый пёс, глядя на морской залив, на восходящее и заходящее солнце, я понял, что ничего в этой жизни не сделал. Тогда я пообещал себе, что, если встану на ноги, никогда больше не буду заниматься тем, чем занимался прежде.
– Но ты же герой, ты защищал Империю Ромейскую! – воскликнул почти возмущённо старший стратигос.