Когда Волга текла кровью - Эдельберт Холль


Панцергренадеры Гитлера

в Сталинграде

ЭдельЯерм Халль

ПАНЦЕРГРЕНАДЕРЫ ГИТЛЕРА В СТАЛИНГРАДЕ

Москва

«ЯУЗА-ПРЕСС»

2010

УДК 355/359 ББК 68 Х75

Оформление серии П. Волкова

Холль Э.

X 75 Когда Волга текла кровью. Панцергренадеры Гитлера в Сталинграде / Эдельберт Холль; [пер. с нем. А. Кияйкин]. М: — Яуза пресс , 2010. — 256 с. : ил. — (Вторая Мировая война. Жизнь и смерть на Восточном фронте).

ISBN 978-5-995-50213-5

Здесь горела земля, пылало и рушилось небо, а Волга текла кровью. Здесь решалась судьба Великой Отечественной войны и судьба России. Здесь Красная Армия сломала хребет прежде непобедимому Вермахту.

Переломное сражение Второй Мировой глазами немецкого офицера. Панцергренадеры Г итлера в огненном и ледяном аду Сталинграда.

УДК 355/359 ББК 68

© Кияйкин А.Б.пер. с нем, 2010

ISBN 978-5-995-50213-5    © ООО «Яуза-пресс», 2010

Глава 1

БИТВА ЗА УСТЬЕ ЦАРИЦЫ

От женской тюрьмы ГПУ до берегов Волги за три дня

23 сентября 1942 г.

— Лейтенант Холль прибыл из отпуска по ранению! — Я стоял перед батальонным командиром, доктором Циммерманом.

—    Господи, Холль, вас мне сам бог послал!

Я с удивлением взглянул в усталое вытянутое лицо моего майора.

—    Должен вам сказать, — продолжал он, — в списке потерь последних дней — все ротные командиры. Ваш преемник, обер-лейтенант Менхерт; лейтенант Янке из пятой роты потерял правую руку в атаке на Сталинград-Южный, рубка была еще та, и пока что 8-ю роту принял обер-фельдфебель Якобс. Теперь у меня есть хотя бы вы и мой адъютант, лейтенант Шюллер.

Этот высокий худой человек — который годился мне в отцы — сидел, согнувшись над котелком, и серьезно смотрел на меня. Пламя свечи отражалось в стеклах очков.

—    Мы каждый день ждем пополнений, потому что они отчаянно нужны; наверное, они уже на подходе.

8 июля мы оставили зимние позиции у реки Донец рядом с Нырково, чтобы принять участие в летнем наступлении. Атака на Бастион, где в апреле вас ранило, с самого начала стоила нам больших потерь. Лейтенант Ри-дель из 5-й роты — убит, его сменил лейтенант Янке; лейтенант Мадер из 6-й роты — убит, его сменил лейтенант Лейтенант АдельбертХолль в 1941 г. Кремер. Мы ПрОШЛИ через

Ворошиловград в общем направлении на юго-восток к Кавказу. Перейдя Дон, мы шли по калмыцкой степи, все так же на юго-восток. Встретили серьезное сопротивление у Катышевой балки. Когда мы его сломили, пришел приказ развернуться флангом влево и идти на северо-восток к Сталинграду. На южной окраине города нам снова пришлось преодолевать сильное сопротивление. Сейчас мы в самом разгаре уличных боев.

Я огляделся внимательнее. Поскольку города я не знал, батальонный связной встретил меня на исходе дня где-то в южных пригородах. Он провел меня в это трехэтажное каменное здание, проводив на КП батальона по настоящему лабиринту подземных ходов. Это был голый подвал без окон, с запахом сырости и плесени. Мне предстояло узнать, что все предыдущие недели помещение использовалось как женская тюрьма.

— Теперь расскажите, что с вами стало после ранения в Нырково.

— Мне хватит нескольких коротких фраз, герр майор. После того как меня прооперировали в Бад-Швапьбахе, чтобы вынуть пулю из правого плеча, я получил отпуск для свадьбы. Мы поженились 20 июня. Потом мой отпуск кончился, и мне пришлось доложить

о себе в запасном батальоне в Наумбурге-на-Заапе. Там я встретил несколько товарищей из нашей дивизии, включая теперешнего командира, герра гауптмана Шольца, моего бывшего командира роты, обер-лейтенанта Ферстеру, лейтенанта Мапеца и лейтенанта Ширбеля из нашего батальона и нескольких господ из других полков. Герр Малец предложил мне стать инструктором отряда истребителей танков (5 мая 1942-го Холль получил два значка «За подбитый танк противника» — за два танка, подбитых 8 августа 1941 г. из противотанкового ружья. — Прим. ред.), но я отклонил его предложение, потому что хотел вернуться к товарищам на фронт. Пока шло мое назначение на должность, у меня получилось еще несколько дней отдыха. 20 августа я снова был в Наумбурге и получил направление в 134-ю пехотную дивизию, развернутую в центральном секторе в районе Орла. Несмотря на теплый прием, оказанный командованием и солдатами, мне было невесело. Они не были моими старыми товарищами. У себя я знал каждого рядового в батальоне. А здесь я чувствовал себя как рыба, вынутая из воды. То, что я был назначен офицером пехотного прикрытия к командиру XXXXI танкового корпуса, генералу танковых войск Харпе, ничего не меняло. Под предлогом того, что меня беспокоит рана, я попросил генерала Харпе отправить меня домой до выздоровления. Вот командировочное предписание. Дорога в родную часть заняла 8 дней.

Майор ухмыльнулся:

—    Так это все было сплошным притворством?

—    Так точно, герр майор!

—    Переночевать можете здесь, на командном пункте, а завтра принимайте свою старую седьмую роту. Тогда же прибудет лейтенант Шюллер; он направляется в роты на переднем крае, чтобы посмотреть, все ли там в порядке. Шюллер введет вас в курс дела насчет положения на передовой. А как у вас дела дома? Как жена и родители?

—    Прекрасно, герр майор. Они, естественно, все были счастливы, особенно когда я быстро оправился от раны — все 8 недель за мной всячески ухаживали.

—    Рад за вас, Холль. Кто знает, сколько вам еще придется ждать отпуска. А вот и лейтенант Шюллер.

Я обернулся и увидел располагающее лицо моего друга Иоахима Шюллера. Он тоже узнал меня с первого взгляда. Его лицо просветлело.

—    Надо же, Альберт, хорошо, что ты вернулся. Ты прямо из дома?

Мы стиснули друг другу руки, поглядели друг на друга и обнялись.

—    Нет, Йохен, я из-под Орла в центральном секторе. Остальное тебе расскажет командир. Как дела на фронте?

Его глаза посерьезнели.

—    Сейчас на фронте тихо, но отчаянно нужно пополнение, последние дни были особенно жестоки и к людям, и к лошадям. С начала наступления от Нырково после зимней паузы у нас были значительные потери. Хельмут Ридель убит, Франц Мадер ранен, лошадь Зигфрида Пёнигка наступила на мину, погибли и всадник, и лошадь, и сейчас, перед Сталинградом-Южным, ранен твой преемник в седьмой роте, обер-

JL

~1Г

лейтенант Менхерт. Ханс Янке, принявший 5-ю роту после смерти нашего друга Риделя, потерял правую руку. У рядовых — не лучше; многие старые бойцы погибли или ранены. Самое время для пополнений.

Я вернулся от встречи с другом к грубой реальности. Всего пол года назад батальон имел хорошо сбалансированную структуру управления — командиром был гауптман доктор Циммерман, адъютант — лейтенант Шюллер, компанифюрер (временный командир роты. — Прим. ред.) 5-й роты — лейтенант Ридель, компанифюрер 6-й роты — лейтенант Мадер, компанифюрер 8-й роты — лейтенант Вайнгер-тнер, доктор Щепански — батальонный врач и обер-цальмейстер Кнопп отвечал за снабжение. Мы узнали друг друга во время формирования дивизии, в сентябре 1939 г., на войсковом полигоне в Кенигсбрюке под Дрезденом. А сейчас, всего три года спустя, нас осталось так мало.

—    Пошли, ты можешь лечь вот здесь, а завтра с утра я сразу отведу тебя в твою роту.

—    Спасибо, Йохен, я устал как собака. — Я лег на шерстяное одеяло, сделал себе «подушку» из походного ранца и попытался заснуть. В полусне я слушал, как наш командир разговаривает с полком по полевому телефону. Снаружи в подвал проникал приглу-

шенный звук разрывов световых бомб, и жужжание «швейной машинки» — так мы называли русские самолеты У-2 (По-2) — говорило о том, что я вернулся в родную часть.

24 сентября 1942 г.

В штаб. LIAK: 06.10 24 сентября 1942 г.

За ночь 23/24.9. тяжелые бомбовые налеты на городской сектор, а также артиллерийский и ракетный обстрел, но никаких боевых действий...

Меня разбудил толчок в плечо: «Герр лейтенант, герр майор просил вас разбудить».

Я прыжком поднялся на ноги. Быстрое «умывание по-кошачьи», форма приведена в порядок — и я стою перед командиром.

—    Лейтенант Холль явился по вашему приказанию!

—    Спасибо, Холль. Хорошо ли спалось?

—    Так точно, герр майор, можно сказать, хорошо.

—    Тогда начнем. Посмотрите на карту. Нам приказали продвинуться до Волги по обоим берегам Царицы — вот она, течет в Волгу и впадает в нее в километре отсюда. Противник устроился в развалинах и ведет упорное сопротивление. Мы наступаем в лоб. Вчера в этой точке наши пионеры (саперы. — Прим. пер.) на южном фланге противника пытались выкурить его огнеметами, пока не стемнело, — но их отбросили с большими потерями. Ваш сосед справа — на этом берегу Царицы — третий батальон гауптмана Риттнера. Левый сосед — батальон разведки 71-й пехотной дивизии. Граница с левым соседом проходит по этой улице, которая идет более-менее прямо в сторону Волги. Вам отдадут остатки 5-й и 6-й рот, а также 8-ю роту, которой сейчас командует обер-фельдфебель Якобс. Мы позавчера получили пополнение из учебно-запасного батальона, в основном 18-19-летних судетских немцев без фронтовой закалки. Вот-вот должны прибыть офицеры. Мне еще нужно получить точное время начала атаки из штаба полка, но, думаю, это будет 06.00. Вопросы?

—    Нет, герр майор. Рад, что здесь гауптман Риттнер, так что не придется беспокоиться о соседе справа.

—    Да, Холль, Риттнер на фронте надежен, как скала. За успешное командование батальоном его представили к Рыцарскому кресту.

—    Рад за него. На карте Сталинград выглядит лучше. Положение похоже на мой родной город Дуйсбург. Оба лежат на реке, оба вытянуты с севера на юг на 30 километров и с запада на восток на 8-10 километров. Только мой родной город лежит на восточном берегу Рейна, а Сталинград — на западном берегу Волги.

—    Ну, вам пора идти. Ваш связной Марек проводит вас на командный пункт. Берегите себя, и удачи.

Я отдал честь и вышел. Обер-ефрейтор Марек уже ждал в прихожей. Я его знал с тех пор, как принял роту. Он был из Верхней Силезии, у него там была небольшая ферма — а сам он был воплощенная надежность. Я был рад снова увидеть его честное лицо.

—    Ну, Марек, старая каналья, как дела? — я протянул ему руку.

—    Хорошо, герр лейтенант. Мне пока чертовски везет!

—    Был в отпуске?

—    Нет, герр лейтенант, последний раз — еще во Франции.

На обеих фотофафиях: разрушенные дома на Краснознаменской улице, известной у немцев как «Ления»

—    Тогда это черт знает как давно!

—    Ну да, но я не женат, и пришлось несколько раз уступить его женатым товарищам.

—    Когда закончится эта заваруха, придет и твоя очередь. Я прослежу.

Пока мы болтали, Марек вывел меня наружу по лабиринту коридоров под бывшей женской тюрьмой. Через улицу, параллельно, почти точно совпадая с линией север—юг, шла линия железной дороги. Мы повернули на восток и пошли в сторону будущего наступления к Волге. Временами слышался автоматный и ружейный огонь. Он доносился слева, из центра города. Над слегка светящимся горизонтом виднелись развалины каменных зданий, молчаливые и мрачные. Промежуток между ними — мешанина обугленных бревен — еще дымился. Метров через сто Марек ввел меня в подвал частично выгоревшего блокгауза. Я был на командном пункте роты. Он располагался в яме в подвале, перед которым темнели остатки кирпичной стены, с которой можно было наблюдать за противником. Когда я вошел, слабый свет гинденбурговой лампы («парафиновая плошка», или «тепловая свечка». — Прим. пер.) позволял лишь слегка различать обстановку. Темная фигура вытянулась и доложила: «Командный пункт 7-й роты. Фельдфебель Гроссман с тремя связными рад снова видеть вас в роте, герр лейтенант».

Я взволнованно взглянул в глаза испытанных друзей. По небритым Лицам, черным от сажи, читалось напряжение последних недель. Они были искренне рады видеть меня. Слов не хватало — их заменило рукопожатие.

—    Спасибо, Гроссман, вольно. Доброе утро, каме-раден!

—    Доброе утро, герр лейтенант!

—    Марек, пока остаешься здесь. Гроссман, покажи мне, где здесь что, у нас приказ атаковать через два часа. Марек, приведи командиров 5, 6 и 8-й рот и скажи, что приказом командира батальона сегодня они подчиняются мне. Ты знаешь, где у них КП?

—    Так точно, герр лейтенант, здесь все сидят друг у друга на головах.

Когда Марек рысцой убежал, фельдфебель Гроссман показал мне, где мы находимся, на захваченной карте Сталинграда. Оторвав глаза от карты, я взглянул в озорные глаза унтер-офицера; у него висел Железный крест первого класса. Мои глаза широко раскрылись от удивления:

—    Ничего себе, Павеллек! Юшко — ты унтер-офицер и у тебя Железный крест первого класса! Как тебе удалось?

За него ответил фельдфебель Гроссман:

—    Три дня назад Павеллек с легким минометом вывел из строя батарею «ратш-бумов» (советская 76-мм пушка. — Прим. ред.) и был повышен в унтер-офицеры и представлен к Железному кресту первого класса.

—    Фантастика! Юшко, ты должен мне об этом рассказать.

—    Ну что тут рассказать, герр лейтенант, мы пробивались через южную часть города, и я увидел целую батарею, четыре пушки, которые выкатывали на позицию прямо на перекрестке. Ну, я установил миномет за стеной, одна нога здесь, другая там — и второй выстрел дал прямое попадание, а дальше уже просто домолачивал. 20-30 минут, как дождик — как вы делали под Каневом на Днепре, когда Иваны (немецкое прозвище советских солдат. Подобно тому, как немецких солдат называли «фрицами» или британских «томми». — Прим. ред.) подошли на 40 метров по пшеничному полю, и вы дали им из легкого миномета отпущение грехов. Я ничего не забыл.

Я вернулся в мыслях в Оберлаузиц и во Францию, где я обучал этих грубых, но честных людей из Верхней Силезии владеть оружием пехоты. Иногда они втихомолку ругали меня, но знали, что я так же требователен к себе, как и к ним. В конце концов, я показал им все, что было на самом деле нужно. При этом я просто передал им то, что вложили в меня инструкторы рейхсвера. А они были родом в основном из Силезии и Восточной Пруссии.

—    И что потом?

—    Ну, весь батальон рванулся вперед; из-за моего благословения сверху Иван почти не оказал сопротивления, и мы взяли еще один кусок этого чертова города.

Я обернулся к фельдфебелю Гроссману. Он был в моей седьмой роте с тех пор, как у Канева год назад в августе (1941 г.) первый батальон был полностью обескровлен (в том бою батальон лишился практически всех офицеров. Командир батальона майор фон Хейдбранд унд дер Лаза и его адъютант, лейтенант Вилль, ранены. Командир 1-й роты, обер-лейтенант Ханн, убит шрапнельной пулей в голову; командир

2-й    роты, гауптман Бёге, ранен, взят в плен и вскоре погиб; командира 3-й роты, обер-лейтенанта Майн-харта, постигла та же участь. Командир 4-й роты, обер-лейтенант Риттнер, принял командование батальоном до его расформирования. — Прим. зарубежного издателя) и остатки распределили между 2-м и

3-м    батальонами. Он был родом из Мекленберга и был высок, худощав, белокур и голубоглаз — архетип викинга. Его надежность была невероятной. Выговор у него был северогерманский. В речи отчетливо слышалось острое «с», непохожее на четкое, раскатистое верхнесилезское «р» у остальных.

—    Ну-ка, Гроссман, что тут происходило с моего ранения 19 апреля у Нырково? Только, пожалуйста, вкратце.

—    Как вы теперь знаете, мы были назначены к атаке на Бастион 8 июля. После вас командиром стал обер-лейтенант Менхерт. Его ранили вскоре после того, как мы дошли до городской черты у Сталинграда-Южного. Это было 10 дней назад. С тех пор ротой командовал я. Лобовая атака на Бастион («Бастион» — господствующая высота 234,6, к северу от Нырково, на которой были советские наблюдательные посты. Необходимым условием наступления немецкой 94-й пехотной дивизии 9 июля 1942 г. был захват «Бастиона». 276-й пехотный полк начал атаку высоты 8 июля и после тяжелого боя захватил и удерживал против мощных советских контратак. Имея контроль над высотой, немцы начали основную атаку по плану. — Прим. ред.) у Нырково нам дорого обошлась. Там убили лейтенанта Риделя. Весь Южный фронт кипел, как котел. Для нас все это означало в основном марш — а потом еще марш. Мы с трудом поспевали за моторизованными частями. Через Ворошиловград и Калач, общим направлением на юго-восток в калмыцкую степь, но там дивизию повернули на восток, и мы вломились в Сталинград с юга. Лейтенант Янке, сменивший лейтенанта Риделя в 5-й роте, потерял руку вскоре после того, как мы дошли до черты города; лейтенант Пёнигк наехал на мину под Ворошиловградом и погиб. От старого состава мало кто остался. Теперь, после вашего прибытия, в роте:

Дальше