(Пауза)
СЕВЕРЦЕВ (тихо, спокойно): И вы носите партийный билет?…
ШИРОКОВ: Возьмите его, возьмите его…(достает партийный билет и кладет па стол) Как говорит Карамазов, «почтительнейше возвращаю» (пауза).
СЕВЕРЦЕВ (встает, подходит к Широкову и кладет ему партийный билет в карман кителя): Дорогой товарищ, ты устал. Нервы твои расстроены. Тебе, в самом деле, надо отдохнуть. Вот последнюю модель закончите — и отправляйтесь-ка месяца на три в санаторий. В самый лучший отправим вас.
ШИРОКОВ: Позвольте мне уйти.
СЕВЕРЦЕВ: Майор, протокол, пожалуйста (Широкову). Подпишите вот здесь. (Широков, не читая, подписывает). Относительно дочери можете быть спокойны. Она — тоже жертва, и мы это понимаем. Но встретиться нам с нею придется. К сожалению, этого избежать нельзя. Всего доброго.
(Расшивин и Широков уходят)
Ну и старикашка!… (в телефон) Особый корпус, пожалуйста… Спасибо… Северцев у телефона. Приведите ко мне арестованного Климова (кладет трубку. Вспыхивает лампочка). Войдите!
РАСШИВИН (входит): Ишь, разбушевался генерал-то наш! Попался бы он мне в 37-м году, я бы из него котлетку сделал.
СЕВЕРЦЕВ: Санаторий-то я ему устрою, конечно… лет на 25. Пусть только работу закончит… Ну, с Климовым у нас, собственно говоря, одни формальности. Режим соблюдается точно?
РАСШИВИН: Да. Два последние дня я не давал ему пить.
СЕВЕРЦЕВ: Очень напуган?
РАСШИВИН: Нет, представьте, хорохорится… Сигнал!
СЕВЕРЦЕВ: Допрос пойдет тем порядком как был запланирован. Возьмем перекрестным… Войдите. (входит Климов в сопровождении конвоира. Северцев конвоиру). Вы свободны.
КОНВОИР: Есть! (уходит, некоторое время Северцев и Расшивин занимаются своими делами, не обращая внимания на арестованного. Климов молча стоит).
КЛИМОВ: Товарищ полковник, я прошу объяснить…
СЕВЕРЦЕВ: Я вам не товарищ… Садитесь (Климов садится). Гражданин Климов…
КЛИМОВ: Дайте мне, пожалуйста, воды… Мне два дня не давали пить…
СЕВЕРЦЕВ (с деланным удивлением): Что вы говорите? Что за безобразие! Майор, почему арестованному не давали воды?
РАСШИВИН: Понятия не имею. Тут какое-то недоразумение.
СЕВЕРЦЕВ: Распорядитесь, пожалуйста (Майор выходит в коридор и быстро возвращается). Гражданин Климов, вам предъявляется обвинение (подает бумагу). Прочтите и распишитесь…
КЛИМОВ (читает): «… предъявлено обвинение по статье 58, пункт 6 Уголовного Кодекса РСФСР». Что это значит?
СЕВЕРЦЕВ: Шпионаж. Да ведь вы, впрочем, знаете…
КЛИМОВ: Что за вздор!
СЕВЕРЦЕВ: Вы — американский шпион.
КЛИМОВ: Вы с ума сошли, товарищ…
СЕВЕРЦЕВ: Я вам, кажется, раз уже запретил называть меня «товарищем».
РАСШИВИН: Брянский волк вам товарищ, а не мы…
СЕВЕРЦЕВ: Повторяю, вы — шпион.
КЛИМОВ: Это не так просто доказать… И вообще: почему до предъявления обвинения меня вот уже десять дней содержат в камере, как собаку. Что это значит?
СЕВЕРЦЕВ: Читайте дальше и распишитесь.
КЛИМОВ (дочитывает документ и возвращает Северцеву): Я никаких бумаг не подписываю и не собираюсь подписывать. Все, что здесь написано — ложь!
СЕВЕРЦЕВ: Так ведь это только формальность — предъявлено обвинение и больше ничего. Вот видите, как вы неумно себя ведете с самого начала. Поймите, я хочу вам искренне помочь в вашем тяжелом положении, а вы… > (вспыхивает лампочка). Войдите! (входит конвоир с бутылкой нарзана). Впрочем, если не хотите подписывать — пожалуйста… Конвой, распишитесь, пожалуйста, за гражданина Климова в том, что ему предъявлено обвинение.
КОНВОИР: Есть (подписывает).
СЕВЕРЦЕВ: Можете идти.
КОНВОИР: Есть. (уходит).
СЕВЕРЦЕВ: Итак…
КЛИМОВ: Дайте пить…
СЕВЕРЦЕВ: Одну минутку, Евгений Осипович. Напиться вы всегда успеете. Но если дело у нас пойдет так, как вы начали, то есть, если вы будете отказываться от ответов и подписей, то — боюсь — что вам долго еще не придется ни попить, ни поесть…
КЛИМОВ: Это что же — пытка, принуждение?
СЕВЕРЦЕВ: Ну, вы уж сразу и — пытка… Просто я хочу, чтобы вы раз и навсегда поняли, наконец, что дело, в которое вы так нелепо попали — не шуточное. Потрудитесь отвечать на вопросы, и чем скорее мы придем к обоюдному пониманию и согласию, — тем будет лучше. Где вы родились?
КЛИМОВ: Дайте, пожалуйста, глоток нарзана…
СЕВЕРЦЕВ: Потом. Где вы родились?
КЛИМОВ: В Москве.
РАСШИВИН: Где учились и что окончили?
КЛИМОВ: Школу-десятилетку № 213 и Институт иностранных языков.
СЕВЕРЦЕВ: Кем был ваш отец?
КЛИМОВ: Рабочий-электромонтер.
РАСШИВИН: Мать?
КЛИМОВ: Домашняя хозяйка.
СЕВЕРЦЕВ: Когда вступили в комсомол?
КЛИМОВ: В седьмом классе школы.
РАСШИВИН: Когда стали кандидатом ВКП(б)?
КЛИМОВ: В 1950 году, в Вашингтоне.
СЕВЕРЦЕВ: Кем и когда вы были командированы в Соединенные Штаты?
КЛИМОВ: Министерством Иностранных Дел в 1945 году.
РАСШИВИН: Где познакомились с американцем Юджином Смитом?
КЛИМОВ: На выставке нового искусства в Нью-Йорке.
СЕВЕРЦЕВ: Когда?
КЛИМОВ: В 1947 году.
РАСШИВИН: Какую школу разведки окончил Смит?
КЛИМОВ: Не знаю.
СЕВЕРЦЕВ: Лжете! Каким образом он завербовал вас в американскую разведку?
КЛИМОВ: Я не шпион и ни в каких разведках не состою. И вы это знаете.
РАСШИВИН (подходит вплотную): Вы — предатель!
КЛИМОВ: Нет! Вы не имеете права…
СЕВЕРЦЕВ: Вы — предатель! Вы продались американцам. Какое задание вы получили от Смита в Праге?
КЛИМОВ: Никаких заданий я не получал. Мы случайно встретились с ним на аэродроме. Я летел домой, в Москву, а он…
СЕВЕРЦЕВ: Это нас не интересует. Мы знаем, что вы не в Конотоп, а в Москву летели. Отвечайте на мой вопрос: какое задание он вам поручил?
РАСШИВИН: Ну-ка!
КЛИМОВ: Да никакого. Что за вздор! Послушайте, полковник, дайте же, наконец, стакан воды… У меня голова кружится.
СЕВЕРЦЕВ: Внесите сперва ясность в ваши ответы. Когда вы познакомились со Смитом?
КЛИМОВ: В сорок… нет… в сорок восьмом.
СЕВЕРЦЕВ: Вы же раньше говорили, что в сорок седьмом… Заврались ?
КЛИМОВ: Вы меня сбить хотите?… Зачем вам это надо?
СЕВЕРЦЕВ: Чтобы выяснить правду и заставить вас сознаться. Ведь вам же лучше будет (меняет тон). Эх, Евгений Осипович, попали вы в грязную историю и, право, сознайтесь — это облегчит и вашу совесть, и вашу судьбу. Кроме того, вы сделаете нам неоценимую услугу в деле разоблачения Смита и тем самым послужите родине, перед которой вы так виноваты…
КЛИМОВ: Я перед родиной ни в чем не виноват…
(Пауза)
СЕВЕРЦЕВ: Испытываете в чем-либо нужду? Кстати, как вас содержат в камере?
КЛИМОВ: Дайте пить!
СЕВЕРЦЕВ: Минутку… Что еще?
КЛИМОВ: Я не могу спать при ярком свете.
СЕВЕРЦЕВ: Такой порядок. Помочь не могу.
КЛИМОВ: Зачем у меня отобрали ремень с брюк?
СЕВЕРЦЕВ: Чтобы вы не повесились… Дальше?
КЛИМОВ: Зачем отрезали пряжки с куртки?
СЕВЕРЦЕВ: Чтоб вы не зарезались. Их можно отточить на подоконнике и легко перерезать себе вены. А вы еще нужны нам для следствия.
КЛИМОВ: Почему мне не дают папирос?
СЕВЕРЦЕВ (с деланным удивлением): Да что вы! Я не знал. Пожалуйста. (протягивает пачку) А знаете, Евгений Осипович, давайте-ка мы с вами по душам, по-хорошему… Вот вам вода (наливает четверть стакана. Климов пьет).
КЛИМОВ: Еще, пожалуйста…
СЕВЕРЦЕВ: Я бы не советовал, Евгений Осипович, сразу много пить — это вредно. Немного погодя я вам дам еще. Значит, по душам? Смит — подлец, а вы, я вижу, человек хороший, и, ей-Богу, мне вас искренне, искренне жаль. Поверьте!
КЛИМОВ: Полковник, если так… то объясните мне, пожалуйста, смысл всей этой затеи. Ведь вы прекрасно знаете, что я ни в чем не виноват… Я не знаю — быть может, какой-нибудь нелепый донос… Я так же, как и миллионы других, честно работал для родины… Меня взрастил комсомол…
СЕВЕРЦЕВ: Ну, да ведь мыслишки-то у вас кощунственные всегда были, Евгений Осипович. Уж это вы оставьте… Как говорит ваша бывшая невеста, «критическое отношение»… Ведь было оно и у вас, это «критическое отношение» к делам-то нашим? а?
КЛИМОВ: При чем тут моя невеста? Хоть ее-то вы не трогайте, не впутывайте.
СЕВЕРЦЕВ: Да так, к слову пришлось… Кстати, в Вашингтоне вам два раза предлагали помочь нам в какой-то разведывательной работе. Вы — уклонялись, и довольно тонко и ловко. Почему? — если вы преданный родине человек.
КЛИМОВ: Уезжая в Америку, я дал только одну подписку: о неразглашении и сохранении всех государственных тайн. Никакого обещания помогать разведке я не давал, да в то время с меня этого и не спрашивали… А в Вашингтоне… да, я отказался, потому что…
СЕВЕРЦЕВ: И приняли предложение американской разведки (делает знак Расшивину, и сразу начинается снова бешеная атака). Вот секретный чертеж тяжелого танка, который вы украли по заданию Смита и который найден у вас при обыске.
КЛИМОВ: Я ничего не знал о существовании этого чертежа.
РАСШИВИН: С помощью кого вы его украли?
КЛИМОВ: Я не крал…
СЕВЕРЦЕВ: Когда вы познакомились с семьей Широкова?
КЛИМОВ: В июне…
РАСШИВИН: Кто вас привел в дом к нему?
КЛИМОВ: Не помню…
СЕВЕРЦЕВ: Вспомните-ка!
КЛИМОВ: Не помню… Сам пришел…
РАСШИВИН- (вырывает у него папиросу из губ и отбрасывает): Не смейте курить, когда вас допрашивают…
КЛИМОВ: Майор, я не люблю, когда мне грубят… Я могу потерять терпение…
РАСШИВИН (тычет ему револьвер под подбородок):Встать!… Слушайте, вы… Стоять, я говорю!
СЕВЕРЦЕВ: Терпением вы запаситесь лет на десять, это — в лучшем случае. И вот что я вам посоветую: держитесь скромнее. Не забывайте, что характер вашего преступления дает нам право сделать с вами все, что мы захотим… Ну, садитесь пока…
КЛИМОВ (тихо): И после всего этого мы заявляем на весь мир, что наша страна самая демократическая.
СЕВЕРЦЕВ (смеясь): Майор, послушайте-ка: Валаамова ослица заговорила…
РАСШИВИН: А еще прикидывался… Дайте, я его!…
СЕВЕРЦЕВ: Подождите. Так кто же все-таки вас привел в дом к конструктору Широкову?
КЛИМОВ: Отвечать на вопросы, касающиеся семьи Широковых, я не буду.
СЕВЕРЦЕВ: Пить хотите?
КЛИМОВ: Нет.
СЕВЕРЦЕВ: Как угодно. Почему вы не будете отвечать на вопросы, касающиеся семьи Широковых?
КЛИМОВ: Потому что это честная и порядочная семья.
СЕВЕРЦЕВ: Это не совсем так… Каких настроений Наталья Широкова?
КЛИМОВ: Не знаю.
СЕВЕРЦЕВ: Хотите ее повидать? Так… в порядке очной ставки.
КЛИМОВ: Она арестована?
СЕВЕРЦЕВ: Нет еще. Но ведь чертежик-то это она вам передала?
КЛИМОВ: Ложь. Наглая ложь!
СЕВЕРЦЕВ: Ишь, ишь… как его! Что — свадебка-то не удалась? И не удастся!… Слушайте, если вы не подпишете вашего сознания, то ведь мы и ее посадим. Только ваше сознание спасет ее.
КЛИМОВ: Ловко и подло…
СЕВЕРЦЕВ: Как угодно. Ну?… Ну же?
КЛИМОВ: Вы в самом деле это сделаете?
СЕВЕРЦЕВ: Конечно (подает пачку листов и перо). Вот тут написано ваше сознание… никто из Широковых не упоминается. Подпишите — и девушка спасена… Ну же! (Климов нерешительно берет перо и долго смотрит на него). Ну же… Вот вода! Пейте! пейте!
КЛИМОВ: Нет! Не подпишу! (Отбрасывает перо. Северцев кивает Расшивину. Расшивин молча подходит и ловко выбивает ногой стул из-под Климова. Климов падает, больно стукнувшись головой об пол).
РАСШИВИН: У-у, гад!
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Обстановка первого действия. Осень. Поздний вечер. По саду шумит дождь, гудит ветер. Вера сидит на диване, что-то вяжет. Кузьмич за столом. Перед ним бумаги и деревянные счеты.
КУЗЬМИЧ (щелкает на счетах): 23-75… 11-8… 1333… Итого 112.01… Копейку потерял… Начинай, Кузьмич сначала… 10-17…
ВЕРА: Вот… все пошло шиворот-навыворот у нас. И в Москву не переехали этот год. А уж октябрь…
КУЗЬМИЧ: Да-с, октябрь… 41-80… А потом будет ноябрь 17-14… А потом — декабрь… А в ноябре будет праздник… 8-63… И товарищ Сталин на трибуне будет стоять… 2-13… Под дождем. Небось, продрогнет — ну-ка постой целый день.
ВЕРА: Аполлон Кузьмич, отчего это у вас ноги разные?
КУЗЬМИЧ: Это не ноги, это ботинки разные. Один — тридцать девятый, другой — сорок третий… Бориса Федоровича… (щелкает косточками). Сорок третий!… сорок третий!… Опять сбился… Начинай, Кузьмич, сначала. Данке шон, Верочка!
ВЕРА (прислушиваясь): Дождь… ветер. У нас в деревне уже посиделки начались (тихо напевает):
Аполлон Кузьмич, вы жили в деревне?
КУЗЬМИЧ: Нет. Я почетный, потомственный мещанин. Дед мой был пьяница, сапожник Чечкин. Нраву весьма крутого!… Заготпушнина…
ВЕРА: Какая пушнина?
КУЗЬМИЧ: Нет, это счет из Заготпушнины на 2.56. Однажды дед мой, сапожник Чечкин, едва не решил жизни дьякона Иконникова сапожной лапой… 11.89… за то, что дьякон в отсутствие деда моего весьма недвусмысленно посещал мою бабушку… 33.16…
ВЕРА: А ведь Елены-то Николаевны всё еще нет.
КУЗЬМИЧ: Не наше это дело, Верочка… Ты в колхоз-то этой зимой поедешь? Своих-то навестить?
ВЕРА: Не знаю… А Алеша день-деньской лежит сегодня. Всё думает, думает. Аполлон Кузьмич, отчего это женщины любить не умеют?
КУЗЬМИЧ: Как это? А вот посмотри на Наташу: Евгений Осипович в тюрьме, а она… Итого 11.99… Теперь двух копеек не хватает…
ВЕРА: Нет, не то… Почему одни умеют, а другие хвостом — туда-сюда?
КУЗЬМИЧ: Натуры такие. А чаще — люди впутываются.
ВЕРА: Как это?
КУЗЬМИЧ: Люди, Верочка, народ, в общем злобный. Им чужое горе видеть всегда приятнее, чем чужую радость. Разрушать люди любят. Знавал я одну преподлейшую старуху; умница, но жестокая — не приведи Господь. Сама про Христа говорит, а семью чужую, как червь, точит. На моих глазах развела людей и погубила.
ВЕРА: А что ж другие-то смотрели?
КУЗЬМИЧ: Другие? Другие радовались. Я ж тебе сказал, что чужое горе видеть приятно… Вот так, наверно, кто-нибудь и Леночке нашей нашептывает: «Брось его… брось его… на что тебе калека?»
ВЕРА: Да Алеша лучше их всех!
КУЗЬМИЧ: А разведут… Нет, отложу до завтра — совсем запутался. Трех рублей не хватает (собирает бумаги). Разведут. Так уж заведено. Спокойной ночи, Верочка… Шла б и ты.
ВЕРА: Сейчас.
КУЗЬМИЧ: Гуд-бай. Данке шон (зевая уходит).
ВЕРА (подходит к комнате Алеши, прислушивается): Не спит. Нет, не спит.
НАТАША (входит в пижаме): Вера, что ты там?…
ВЕРА: Я… ничего. Показалось, что Алексей Федорович звал.
НАТАША (ищет что-то в буфете):Ах, Верочка, всё-то я вижу, всё-то я понимаю, — но помочь ничем не могу. Ничем, Верочка… Слушай, ты не видела тут такого пузыречка с притертой пробкой? Маме плохо… Ах, вот он.
АЛЕША (входит): Кто у меня Диккенса забрал? Ты, Наташка?
НАТАША: Я.
АЛЕША: Так верни назад!
НАТАША: Не ори. Маме плохо.
АЛЕША: Мне тоже плохо (садится).
НАТАША: Так иди спать.
АЛЕША: Не хочу и не могу… Верни Диккенса.
НАТАША: Да отдам я тебе твоего Диккенса (уходит).
АЛЕША: Верок, ты что вяжешь?
ВЕРА: Носки.
АЛЕША: Зачем?
ВЕРА: Чтоб носить.
АЛЕША: Хороша и без носков.
ВЕРА: Это я вам… К зиме.
АЛЕША: Ты мне лучше петлю свяжи. Умеешь петли вязать? (Пауза). Твой колхоз как называется — «Красная борона»?
ВЕРА: Нет.
АЛЕША: Ну, «Красный хомут»? ВЕРА: Опять нет…