— Мне уже пора.
Николай, как большой актер в трудном месте, взял паузу. Наверняка наполненное грустью мужское молчание взывало к гуманному женскому началу, может даже к гражданской совести, и требовало произнести магическую формулу: не надо денег, все в порядке.
Я вздохнула, ну что за напасть, и ляпнула:
— Если собираешься вернуть мне деньги, то сейчас самое время.
Николай обреченно открыл кошелек.
— Ну конечно, это же это я тебя пригласил.
Наполненные невыразимой тоской, интонации говорили: как порядочный человек я с тобой рассчитаюсь. Но, если и ты — человек порядочный, то уместно разделить расходы поровну.
Не уместно! Жрал Николай за мой счет. И не спрашивал при этом, на какие шиши я покупаю продукты. Но этого я конечно, не сказала! Хотяо хотела неимоверно!
В общем, он вернул часть денег, часть зажал, мол, нет с собой, и целую неделю изображал склероз. Когда я уже махнула на все рукой, произошло чудо, Николай отдал долг.
Но куда больше скупердяйства меня раздражали постоянные просьбы Николая. Первая просьба прозвучала спустя неделю с начала знакомства. После вкусного ужина и интересной двухчасовой философской беседы о сущности бытия, Николай на прощание небрежно, будто озвучивал не свое, а мое желание, предложил:
— Собери-ка мне на дорожку: рыбки, мясца немножко…
От подобной бесцеремонности я растерялась (все было куплено за мои кровные) и послушно поплелась на кухню паковать продукты. Однако только один раз. Очередную заявку, прозвучавшую довольно скоро, я пресекла на корню.
— Все очень вкусно, — оглядывая убранство стола, объявил Николай. — Ты мне собери … — взгляд гостя пробежался по тарелкам. Засим последовал перечень.
Мило улыбнувшись, я ответила:
— Я не даю еду на вынос.
Николай опешил.
— Что?
Пришлось повторить.
— Не даю еду на вынос.
Николай натужно улыбнулся.
— Ну, представь, я буду кушать, и думать о тебе. Неужели ты этого не хочешь? Взгляд ухажера излучал лукавое кокетство. Он не сомневался в своем умении вить из женщин веревки и в праве это делать. И был прав. Всякая нормальная женщина мечтала бы кормить такого красавца и кулинарными талантами торить дорогу к его сердцу.
Я быть всякой не собиралась.
— Не хочу, — ответила. — Если ты хочешь думать обо мне, то не обязательно делать это во время еды.
Ира, дай мне то, Ира, дай это… — постоянные просьбы доводили меня до бешенства. Был бы у человека еще талант к нищенству и приличный арсенал манипулятивных средств, так нет же. Все делалось на уровне дешевой самодеятельности. Купи, говорит мне, домашние тапочки. Я буду приходить к тебе, и надевать их. Я ему с точно такой же интонацией отвечаю: купи себе домашние тапочки сам. Потом увидел, как я в перчатках резиновых мою посуду и сразу же: если у тебя есть запасные — дай мне. Я говорю: они рваные. Ладно, машет рукой — хоть такие. И так все время…
Впрочем, справедливости ради, надо отметить: вряд ли Николай понимал, что творит. Слишком уж естественен был он в своей потребительской сущности. Слишком похож на ребенка, который, увидев игрушку, требует: мама, купи. Он так и делал: подводил меня к прилавку кондитерского отдела, смотрел проникновенно и томным голосом сообщал: я так зефир люблю. Как в такой ситуации надо поступать? Покупать зефир или изображать проблемы со слухом?
Я все время хотела поговорить откровенно, но откладывала. Как же, за три прошедших года это был единственный более-менее приличный роман. Потом, я, как последняя идиотка, верила, что все придет в норму, утрясется. Я старалась не думать, не замечать очевидного: этот человек старается использовать меня и, что только мое воинствующее стремление к равноправию, мешает осуществлению его плана.
Ситуацию усугубляла и моя затянувшаяся бессонница.
Буквально с первого дня знакомства с Николаем я стала просыпаться ни свет ни заря. День начинался в четыре, полпятого, редко пять утра. К полудню мозги «коротило» от усталости. На закате сознание «отрубалось» окончательно. Неудивительно, что вечерние светские беседы превращались в муку.
Я была как натянутая тетива, тронь, зазвенит, но держалась: улыбалась, умничала, скрывала злость. Причин для раздражения становилось все больше. Мы виделись почти каждый день, но, уходя, Николай никогда не договаривался о встрече. Я как-то не выдержала, сделала замечание. И что? Ничего. Все осталось по-прежнему.
Как-то мы собрались после работы в театр. Николай позвонил мне из дому, спросил, как дела. Я ответила: все в порядке, съем сейчас бутерброд, и буду собираться. И тут слышу: не ешь, принеси лучше мне.
— Чем же это будет лучше? — спросила я возмущенно. Этот красавец дома около родного холодильника, а я в конторе, при делах и должна делиться последним куском колбасы.
А вот другой случай. Я ему говорю:
— Николай, пожалуйста, не надо приглашать меня на концерты экспромтом.
Он с помпой в ответ:
— Не могу этого обещать, я — человек спонтанный!
Я чуть не выматерилась. Ну и выдала по первое число. Напомнила:
— А я, между прочим, работаю, устаю, мотаюсь по встречам, должна быть одета, как следует и т. д.
Николай растерялся от моего напора и сказал первое, что пришло на ум — правду. Оказывается, он забыл, что я работаю.
Впрочем, что это я? Было между нами и хорошее. Приятно, было слушать, как он постоянно восхищается моей красотой и умом. Занятно было болтать на разные темы. Нравилось садиться в его машину. И вообще с ним материализовалось пару моих мечтаний. Простых таких, обычных бабских мечтаний. Мы, как настоящая семейная пара, покупали продукты в супермаркете, обсуждали фильмы и книги. Все было так, как я себе представляла. За исключением одного. У нас не было секса.
Сначала сдержанность Николая очень впечатлила. В кои веки, думала я, попался нормальный человек, который не воспринимают тебя единственно, как объект сексуальной охоты и средство для получения удовольствия.
— Я никогда не торопил женщину. По-моему это чистой воды эгоизм, — как-то уронил Николай, чем заслужил мое искреннее признание.
Но мы виделись практически каждый день, я уже привыкла к этому человеку, привязалась даже и ждала сначала настороженно, а потом все с большим нетерпением: сегодня-завтра это случится. Однако ничего не происходило. Сценарий свиданий оставался неизменным: ужин, светская беседа за кухонным столом, светская беседа на диване, прощание.
Николай все так же говорил красивые слова, все так же бросал многообещающие фразы и жаркие взгляды, так же строил планы на будущее и …не прикасался ко мне.
Самое противное в этой ситуации было то, что я решительно не знала, как себя вести.
Ждать у моря погоды? Увы, терпение мое отнюдь не безгранично.
Смириться с пионерскими отношениями? Да я вообще ни с чем мириться не желаю.
Идти ва-банк? Это я и сделала в максимально деликатной форме. Ответ превзошел все ожидания. Николай сказал, что не хочет близости, так как нам в любую минуту могут помешать. Он имел в виду Костика, который пару раз приходил ко мне ночевать. Еще Николай заявил, что, беседуя со мной, получает столько наслаждения, что ему и так хорошо.
Честно говоря, я растерялась окончательно. И едва удержалась от радикальных мер. Но Любка — хозяйская натура, из любого дерьма смастерит конфетку — дала хороший совет. «Ну не получается из твоего Николая нормальный полноценный ухажер. И ладно. Брось его или прими как естьт!»
Я подумала и в правду: все мое раздражение вызвано тем, что Николай не похож идеального мужчину моей мечты. Но это ведь мои иллюзии. Он не нанимался им соответствовать. Если его устраивают такие отношения, а меня — нет, значит, это мои проблемы, мне их и решать.
Но видит Бог, как же я хотела, чтобы эти проблемы решил Николай. И однажды это чуть это чуть не произошло.
Однажды, уходя, Николай немного смущенно уронил:
— Помнишь, я тебе показывал проспекты санатория в Закарпатье? Его хозяин — мой сосед по даче пригласил меня на выходные. Поедем вместе?
— Конечно, — сказала я, тут же реабилитировав Николая по всем статьям. Разговор состоялся во вторник вечером, в среду я только и делала, что представляла: лента шоссе, сумрак салона, негромкая музыка, мы вдвоем, впереди несколько свободных дней. Красота. Лучше я б подумала про другое: мужик три месяца вел себя, как евнух; пригласил в путешествие как-то неубедительно, в последнюю минуту, уже за порогом, с каким-то надрывом. Что-то явно было не так.
Не так было все. Николай не позвонил, как обещал, чтобы потолковать о поездке предметнее. В четверг он явился в гости, пожрал и стал быстро собираться. На прощание заявил, что едет один. Я чуть не закатила скандал. Наверное, не стоило сдерживать эмоций. Тогда бы Николай понял, что поступает неправильно. А так, он уходил с ощущением смущенного, но покоя и не задумывался о последствиях своего поступка. Я же впервые за долгое время чувствовала себя по-настоящему раздавленной.
На следующее утро, как было условлено, Николай позвонил. Сначала на мобильный, потом на рабочий. Он звонил и звонил. Я не брала трубку, сбрасывала вызов, предупредила своих менеджеров: меня нет, и не будет. Упрекать и выслушивать оправдания не было ни сил, ни желания. Я просто задыхалась от гнева, обиды, слез. Вечер пятницы прошел ужасно, это была форменная истерика. После нее меня неделю, как нынче говорят, колбасило, потом я успокоилась и поняла: Николай — не мой мужчина. Оставалось только принять эту истину и смириться.
В субботу Николай продолжал названивать, и один раз я ответила — коротко двумя-тремя фразами обрисовала ситуацию. Он жалобным тоном попросил прощения. В воскресенье состоялся еще одна беседа.
— Я сейчас в монастыре и молился о нас.
— Молодец, — признала я.
— Не обижайся, пожалуйста…
— О чем ты? Обиды — удел кухарок.
— Ирочка, ты знаешь какой сегодня день?
— Да. Сегодня прощальное воскресенье.
— Прощенное воскресенье, — поправил Николай и обреченно замолчал, усомнившись, была ли оговорка случайной. — Прости и ты меня…
— Бог простит.
Это был предпоследний разговор. По возвращении, Николай не позвонил. От этого я почувствовала себя еще более уязвленной, и поставила в пасторальном романе окончательную точку. За что сразу же получила награду. Просто чудо какое-то. Я стала просыпаться позднее, исчезло навязчивое желание закрыть глаза и забыться, которое за последние месяцы едва не превратилась в манию.
Объявился Николай дней через десять. Повод был серьезный. Он должен был вернуть одолженный мобильный. Мы встретились около метро, обменялись парой фраз и простились. Оба были очень сдержаны. Возможно, он ждал, что я первая сделаю шаг на встречу. Типа побесилась и хватит. Я ждала новой порции извинений. Но не воскрешения отношений. Мне было хорошо без Николая. Без него мне было очень хорошо. Поэтому встреча прошла без жертв, разрушений и последствий. Но самый главный вопрос, я так и не выяснила: Николай был импотентом или просто тормоз?
*
Каждая ошибка заслуживает своего анализа. В истории с Николаем я сделала один, но серьезный промах. Я так бурно размечталась о счастье и наплодила столько иллюзий, что за этим розово-голубым сопливым бредом перестала соображать, что к чему. Я кормила Николая ужинами, а себя потчевала ожиданиями. Он меня доставал до печенок своими выкрутасами, а я доблестно терпела и гордилась своим самообладанием. Зачем, я все это делала? Затем, что зациклилась на персоне «прынца» и потеряла при этом себя.
Теперь буду более бдительной и умной.
Глава 2. Мечта идиота
Ира обвела взглядом присутствующих. Надо ж такому было случиться: на новой работе все руководство — холостяки, потенциальные женихи. И все как один — препятствие на пути к деньгам.
— Вы понимаете, какие перед нами стоят задачи… — монотонный голос Рубаняка, не мешая течению мыслей, стелился где-то за гранью реальности.
…
Директору издательства Всеволоду Петровичу Рубаняку 55 лет. Рост, вес и умственные способности в норме. А вот энергии и амбиции хватит на пятерых. Уравновешен, ценит порядок и систему, подтянут, одет с иголочки, на симпатичном лице значимость и готовность отдавать приказы. Любит японские автомобили.
…
— Вы меня слушаете, Ирина Игоревна?
— Конечно. — Ира попыталась собраться.
Напрасно. Сегодня Рубаняк своими пустопорожними проповедями навевал на такую дикую сонливость, что через минуту внимание снова рассеялось, унесло голос директора в туманную даль, взамен приблизив свою родную, много раз обмусоленную думу.
…
Рубаняк разведен. Как утверждает молва, свобода досталась ему не по собственной инициативе. Пять лет назад супруга ушла к другому. Однако, судя по тем же слухам, господин Рубаняк не больно горюет о прошлом и не очень страдает в одиночестве. В издательстве знают о трех романах шефа. Что является, по всей вероятности, лишь видимой частью айсберга.
…
— Ирина, вы согласны со мной? — новая попытка вернуть на землю начальника отдела продаж успехом не увенчалась. Отреагировав коротким «да» Ирина вновь уплыла в свои размышления.
…
Люди порядка и системы не любят перемен. Поэтому Рубаняк «зарубил» все сделанные Ирой предложения. Сказал: не своевременно, не выгодно и вообще, давайте не будем торопиться, вы человек новый, оглядитесь, разберитесь, там видно будет.
Пустые слова. Ничего видно уже не будет. Сева в издательстве царь, Бог и воинский начальник и реализовывать чужие идеи не станет. Иринины особенно.
Нелюбовь с Севой началась с первого взгляда. Оно и понятно. Новая сотрудница получила должность с подачи генерального директора ходинга Василия Ивановича Рязанова. С ним обсуждала вопросы оклада и процентов, от него получила задание и полномочия.
При первом же удобном случае Рубаняк нашел нужным сообщить:
— Обычно я сам подбираю персонал, — медленно и почти с угрозой протянул он.
— Вас чем-то не устраивает моя кандидатура или вы не согласны с решением господина Рязанова? — Ира ответила достаточно, она тогда еще на что-то надеялась. Напрасно. Вскоре ситуация прояснилась. Василий Иванович хоть и нацелил ее на подвиги, а полномочия не дал и согласно штатному расписанию подчинил Рубаняку.
— Я общаюсь исключительно с первыми лицами подразделений. И не люблю, когда кто-нибудь нарушает субординацию, — сказал Рязанов. — Поэтому во избежание недоразумений хочу предупредить: я вас принял на работу, но руководить вами будет Всеволод Петрович Рубаняк. Он опытный специалист, которому я доверяю. Все вопросы решайте с ним.
— Я думала, что получила карт-бланш, — удивилась Ира.
— Вы ошиблись. Пока я даю вам полгода, чтобы поднять продажи. Все.
В это «все» все и уперлось. Сева сразу показал, кто в доме хозяин:
— Реклама сейчас занимает 5 % от объема журнала. Эту цифру желательно увеличить. Ценовая политика определена. Гибкой ее назвать сложно. Скидки и бонусы мы не даем, и вряд ли будем давать. Денег на продвижение нет. Хороших менеджеров по продаже тоже нет. Ситуация ясна? — вводная информация не изобиловала подробностями.
— Ясна, — подтвердила Ира и не удержалась от встречного выпада: — Полагаю, объем уже в следующем месяце приблизится к 20 %, цены надо поднимать прямо сейчас и сейчас же разрешать скидки, менеджеры у меня свои. На продвижение деньги пока не нужны. Мне бы только разрешение …
Сева с кислой гримасой спросил:
— К чему слова? У вас есть план бизнес-план?
Ира подготовилась к разговору и с готовностью протянула докладную.
— Пожалуйста.
— Я посмотрю.
Четыре листка убористого текста Рубаняк изучал неделю. Затем объявил:
— Ваши проекты не своевременны и не выгодны издательству.
— Почему? — даже удивилась Ирина.
Дорогой плохо позиционированный журнал с сомнительной системой распространения просто взывал о ребрендинге. Любые отсрочки грозили неминуемой гибелью. Тем ни менее, директор издательства уверенно заявил: