Терпение - Дмитриева Анастасия "лунный свет"


Анастасия Дмитриева

*лунный свет*

ТЕРПЕНИЕ

ПОВЕСТЬ

(из цикла «ПРЯМУХИНСКИЙ ПОВОРОТ»)

«…терпением вашим спасайте души ваши…»

Евангелие от Луки,

гл.21, ст.19.

Часть первая

«1»

Июльское вечернее солнце подкатилось к покрасневшему горизонту. Над обмельчавшей за жаркое лето Осугой поднялся туман. Оглушительно пели кузнечики. Любка шла по дороге в Коростково, хмуро поглядывая на собственную тень и недовольно отмахиваясь от назойливых мушек. У нее была веская причина для плохого настроения.

          Уже подходя к деревне, она увидела костер позади огородов, и несколько фигур у него.

- Ну, Аська, подруга! Спасибо тебе скажу! – пробурчала Любка.

          Ася была действительно подругой Любки, да и куда им было деться друг от друга? Росли они вместе, в Прямухино, в школе сидели за одной партой. Кроме того, их год рождения выдался неурожайным, так что дружить Любке было больше не с кем, в их и без того малокомплектном классе больше девочек не было, да и после выпускного вечера дорогам их было негде разойтись. Так что дружба их была вынужденной, особенно сегодня, когда Ася с друзьями была там – на костре в Коростково, а Любка, по определенным причинам догадавшаяся об этом, шла к ним затем, чтобы отомстить за себя и, по возможности, устроить скандал.

          - Опа, Любка катит! – весело проговорил кто-то.

          Любка решительно прошла к костру и уселась на полено. С костром возился ее родной брат Пашка, рядом сидели Ася со своим парнем Лешкой, тут же развалился  бывший одноклассник Колька и закадычный друг Роськи  Илюха.

          - Чего замолчали? А Роська где? – спросила она.

          - Поляну везет с Андрюхой, – хмуро пробурчал Пашка.

          Любка ухмыльнулась, хотела что-нибудь съязвить, но промолчала. Нужно было дождаться Роську.

          Роська был двоюродным братом Аси. Любка знала его  всю свою жизнь, но вот почему-то в восьмом классе посмотрела на него каким-то другим взглядом. Может быть, потому что была весна, а может быть, потому что вокруг были или мальчики, которые казались совсем несуразными, или родные братья. А влюбиться хотелось. Потому что Ася была уже влюблена по уши в городского Лешку, и потому что просто пришла пора. Хотя, кто уже вспомнит, о чем подумала Любка весенним вечером, когда пришла в гости к однокласснице и застала там ее брата. Роська переходил в последний класс, казался ужасно взрослым, а заодно и красивым. Любка, конечно, переживала по этим двум пунктам -  во-первых, из-за разницы в возрасте, а во-вторых, из-за своей внешности. У них в школе первой красавицей уже  считалась Ася, а Любка – так, ничего особенного - курносая, немножко конопатая, с косичкой. Но видимо как-то очень откровенно смотрела она на Роську, а может быть просто судьба у них такая, но он неожиданно для всех начал таскать Любке цветы охапками, шоколадки тоннами и даже рисовал ее портреты в тетрадках. Народ на них подивился, и решил, что после того, как Любка отучится, Роська в армии отслужит, сыграют селом свадьбу, да и ладно. Однако жизнь развела их дрожки, и вот год прошел, как Роська вернулся из армии, а село планирует праздновать его свадьбу, да не с Любкой, а Самсоновой Викой.

          Ася, конечно, знала Любкин характер, поэтому самолично приняла решение не звать подругу  на костер, на котором Роська прощался с холостой жизнью.  Любка, конечно, это понимала, но ничего не могла поделать с обидой на Асю, Роську, а заодно и на всех прочих. Она выдергивала травинки, бросала их в костер и вспоминала, как она почти два года жила счастливым ожиданием Роськиных писем, а он писал ей часто, почти каждую неделю. Все его письма до сих пор аккуратно сложенные в коробку из-под сапог хранятся в страшной тайне от домашних в клети за сундуком. Ровно шестьдесят семь писем и четыре открытки.  Благодаря этим письмам Любка узнала, что Роську, оказывается, зовут Ромой, и окрестила его навсегда Ромашкой. И он вместо подписи рисовал ромашку. А потом он перестал писать, и Любка лезла на стены, и Ася почему-то прятала глаза, и брат Пашка советовал плюнуть на Роську, на письма и вообще на весь белый свет.

***

          - А чего, друг вам и выпить не поставил? – нагловато спросила Любка у брата.

          - Я тебе каким языком сказал – с Андрюхой поляну везут, – по-прежнему недовольно ответил Пашка.

          - Слышь, Аськ, а чего Викуля-то не пришла?

          - Ну, так типа мальчишник сегодня. Она там с девками тусит, – с неохотой ответила Ася.

          - А ты чего тут?

          - Чего ты тормозишь? Мне чего, к Викуле идти, что ли?

          Любка пожала плечами, хотя все было понятно – девчонки никогда не дружили с Викой, какая-то кошка пробежала между ними давно, правда, какой масти она была, уже никто не вспомнит. Через пару минут появились и Роська с Андреем. Андрей протянул Илюхе пакет и уселся рядом с Любкой.

          - Чего мало так? – возмутился Илюха.

          - Все предусмотрено, - усмехнулся Андрей.

          - Ну, смотрите, а то еще народ должен подойти, - предупредил Илюха.

          - Да мы уж догадались, - проговорил Андрей, многозначительно глядя на Любку.

          Роська продолжал сидеть на мотоцикле.

          - Ну чего ты там прячешься? – не выдержала Любка. – Иди, я тебя поздравлять буду!

Ну, привет, что ли, - проговорил Роська, усаживаясь на землю.

Илюха открыл бутылку настойки и протянул Любке.

- Дорогому гостю и первый тост! – засмеялся он.

          - Давай, Любк, отожги! – засмеялся Лешка, который уже отпивал от другой бутылки.

          - Ну чего? Типа счастья тебе, - почти шепотом проговорила Любка и залпом выпила почти половину.

          У костра одобрительно загудели.

          - Вот так поздравила! – покачала головой Ася.

          Роська пристально смотрел на Любку. А она вспоминала, как примчалась к нему, когда узнала, что он вернулся из армии. Как ее не пустили в дом. И как потом по деревне пошла слава, что Любка путалась два года с дачниками, что только вот Вика, да родная мать уберегли Роську от гулящей жены… Глупо конечно, но почему-то Роська поверил. Две недели сидел дома, а потом вызвал Любку, привез на Осугу и спросил, наконец, у нее – правду ли про нее говорят. В ответ Любка только плакала. Долго так стояли они там, где раньше целыми ночами сидели у костра, признавались друг другу в любви, встречали закаты. Там, где Люка обещала ждать два года, где она ни разу не дала Роське повода усомниться в ее честности.

          - Что ж ты, поверил такому! Да за такое морды бьют, а ты – поверил! - ответила наконец Любка.

          - А зачем им врать? Матери моей, зачем мне врать?

          - А если б и так – ты бы не простил, да? – зачем-то спросила Любка.

          - А я и не прощаю, слышишь? Не прощаю. И не попадайся мне больше. Все. Забудь.

          Люба могла бы кинуться в ноги, клясться, доказать даже свою невинность, но она только оскорблено молчала.

***

          На костер подошли еще ребята. Пили, смеялись, косились на Любку. А она молчала, пила, когда предлагали, и вспоминала, глядя на бледного Роську, который тоже видимо, мучился воспоминаниями.  Андрюха извлек откуда-то гитару. Запел:

Белый снег, серый лед,

На растрескавшейся земле.

Одеялом лоскутным на ней,

Город в дорожной петле.

          Остальные дружно подхватили:

А над городом плывут облака,

Закрывая небесный свет,

А над городом – желтый дым,

Городу две тысячи лет,

Прожитых под светом звезды по имени Солнце…

          Наконец количество пустых бутылок выросло настолько, что всем уже по большому счету было все равно,  по какому поводу пить. Ася с Лешкой куда-то ушли, остальные сидели кучками, что-то оживленно обсуждали, Андрюха как заведенный пел Цоя. Любка поднялась и, слыша только удары собственного сердца, подошла к Роське.

          - Ну что, Ромашка, прокатишь меня напоследок?

          - Поехали, - легко согласился Роська, как будто только того и ждал.

          Они сели на мотоцикл, и последнее, что слышала Любка – это как резко оборвал песню Андрей, и кто-то присвистнул. Потом все потонуло в реве мотоцикла.

          Любка и не сомневалась, что Роська привезет ее на Осугу, на их место.  Они остановились, Роська выключил фару,  и все потонуло в лунном свете, разбавленном туманом.  Круглая желтая луна висела над речкой,  где-то протяжно, жалобно, как ребенок, кричала птица, слегка шевелились густые тени. Любка села на старое бревно, лежавшее здесь уже несколько лет,  и закрыла лицо руками.

          - Чего не поступаешь никуда? – откуда-то сзади спросил Роська.

          Любка с Асей в этом году окончили школу, но обе остались в деревне, отказавшись от возможности учиться дальше. Почему Ася не стала учиться, даже она сама не знала, а Любка просто ждала, что Роська вернется. Надеялась на что-то. Но ему об этом сказать она не могла.

          - Лень… - Тихо ответила она. – А ты в Мытницах жить будешь?

          И Роська, и Вика жили в Мытницах, в паре километров от Прямухино. Любе совсем не хотелось знать, где будут жить они вместе, просто не знала, что спросить, потому, что на самом деле хотела поговорить о другом, но даже алкоголь не прибавил смелости.

          - Не знаю еще…

          Роське хотелось ответить, что он будет жить где угодно, хоть в чистом поле, лишь бы не видеть Любку. Забыть о ней. Отвыкнуть от мыслей о ней. Больше всего ему хотелось сейчас, чтобы он не знал ничего об изменах Любки. Он любил ее. Видел во снах. Вздрагивал, когда видел кого-то хоть отдаленно похожего на нее. А уж когда ее видел, и вовсе сердце останавливалось. Но простить не мог. Слишком много боли она ему причинила. Слишком страшно было читать письма матери и друга Ильи о похождениях Любки и ее заверениях, что Роська ей все простит, потому что любит ее до одури.

          - Тебе Илья письма те писал? – вдруг спросила Любка.

          - Какие письма? – спросил Роська, хотя понимал о чем речь.

          - Ну, про меня-то…

          Роська сел рядом на бревно.

          - Любка, какая теперь разница, кто и что писал? – спросил он.

          - Какая разница? Тебе все равно? – она хотела посмотреть ему в глаза и не смогла. – Тебе все равно – было это или нет? Тебе все равно – помню я или нет? Мне больно, Ромашка, знаешь, как больно? Я думала, что ты переступишь свою гордость тупую, придешь, поговоришь. В конце концов, ты же знал, что я честная, что я тебя люблю! Ну как так можно? Вику ты не любишь. Я знаю. Ты мстишь, тупо, подло мстишь, как баба худая! Только мстить-то мне не за что. А Илюха твою Викулю любит, он ради нее с моста прыгал, неужели не мог бы тебе письма написать? Как ты так легко поверил ему и не поверил мне?

          - Ты глупости какие-то говоришь! Ну что они с матерью писали вместе что ли?

          - Ромашка, так мамка твоя меня не любила! А Викуля – соседка, на виду, да и мало ли что там…

          - Любка, ты сериалов насмотрелась…- покачал головой Роська.

          - Да в жизни всякое бывает.

          - Да что ж моя мамка на школьный развод такой пошла?

          Любка заплакала.

          - Любка, ты сама тогда что же молчала?

          - Ну, каким же надо быть тупым, чтобы во все это поверить! – сквозь слезы проговорила Люба.

          - Ты в армии не была. Там все по-другому понимаешь и даже думаешь по-другому.

          - А ты не был в моей шкуре, когда даже мать родная на тебя косится. Если бы ты не поверил, никто бы не поверил, а ты поверил, что я…

          Роська вскочил и заходил по берегу.

          - Ну какой бред! Целый год ты молчала, и теперь…

          - Я ждала тебя…

          - Ну почему не поговорила?

          - А ты почему?..

          Роська почувствовал, что сейчас заплачет. Любка как будто тоже поняла это, подошла к нему и обняла. Он прижал ее к себе. Так было тяжело на душе, так больно, что он почти физически ощущал эту боль.

          - Поцелуй меня… - шепнула Любка.

          Он поцеловал ее, и земля поплыла куда-то из-под ног… Роська забыл все – обиды, страхи, Вику, мать. Остались только они вдвоем и луна в небе.

          Перед армией, когда они все время проводили вместе, Роська берег Любку, не позволял себе лишнего, хоть и знал, что она верит ему абсолютно и не будет против. Но он даже в мыслях не допускал большего, чем поцелуй. А сейчас понял, почувствовал, что Любка не смогла бы так загулять, что она была честна, и не понимал, почему поверил этим письмам.

          Любка отстранилась.

          - Все ты сломал, Ромашка… - вздохнула она. -  Теперь поздно… Ничего не исправишь.

          - Еще не поздно, еще можно исправить все…

          - Может быть, – согласилась Любка, - только ты забыл спросить меня кое о чем.

          - О чем?

          - Прощаю ли я тебя…

          - Не прощаешь? – спросил Роська и почувствовал, как внутри разливается холод.

          Любка отрицательно покачала головой.

          - Почему?

          - Потому что ты не просил этого, и потому что ты бы меня не простил,  – не глядя на Роську, проговорила Любка и пошла в сторону дороги. – Можешь не провожать.

          Роська долго смотрел ей вслед. Потом сел на бревно и уставился в одну точку.

***

          Роська вернулся домой уже на рассвете. Нашел спортивную сумку, начал скидывать в нее вещи.

          - Роськ, ты чего? – сонно спросила мать, не вставая с кровати.

          - Уезжаю.

          - Чего? – Ирина села. – Куда?

          - Не знаю еще. Подальше от вас всех.

          - А Вика? Свадьба?

          - Да пошли вы…

          - Роськ, ты че же говоришь? Вовка, - Ирина толкнула мужа в бок, - Ну ты хоть скажи ему, чего он творит!

          Отец не спал. Он молча наблюдал за Роськой.

          - Сами вы творите… - пробурчал он.

          - Божечки мои! – всплеснула руками мать. – Что творится!

          - А что творится? – Роська остановился посреди избы. – Как там говорится – время собирать камни…

          - Время бежать из этого дурдома, – поддержал его отец.

          - Вова! Ну ты-то хоть думал, что говоришь! – Ирина поднялась с кровати и подошла к сыну. – Роськ, что стряслось-то?

          - А ничего мам… Тебе бы сказки писать. У тебя получилось бы неплохо.

          - Чего?

          - Чего-чего… Хорошие истории придумываешь… Вот и сочиняйте тут дальше. С Викой.

          - Роська! Да ты пьяный что ль? Ничего я не пойму!

          - Это я не пойму! – вдруг закричал Роська. – Не пойму, зачем вы про Любку напридумывали, зачем влезли вообще? Я вам что – теленок? Куда привяжут – там и стой? Не будет этого! Хватит!

          - Разрубил Гордеев узел, - засмеялся отец.

          - Вы оба с ума посходили? – растерянно спросила Ирина.

          - Мать! – еще громче заорал Роська, - Ты мне жизнь сломала! Так и знай! – и выскочил из дома.

          Ирина выбежала за сыном на крыльцо.

          - Что тебе Любка напела, то ты и слушаешь? А матери родной слушать не хочешь?

          Но Роська молча сел на мотоцикл и уехал. Ирина заплакала. На крыльцо вышел Вова и закурил.

          - Стыд-то какой… Что мы Самсоновым теперь скажем?

          - Что наш сын бросил их дочку в день свадьбы, – равнодушно проговорил Вова.

Дальше